Рабыня страсти - Бертрис Смолл

— Брак без любви подобен небу без светил, Хасдай-ибн-Шапрут. Оно столь же бесконечно, сколь и уныло… Нази признал справедливость слов Карима:

— Ты мудр, мой господин…

Но было тем не менее очевидно, что князь, долгие дни просидевший в полнейшей неподвижности и безмыслии, возрождается к жизни. Понадобился лишь краткий разговор, лишь вызов, брошенный его самолюбию… Хасдай предположил, что доселе никто не решался на подобное — напротив, все лишь соболезновали Кариму в его горе. Они любящими руками выкапывали этому несчастному князю глубокую могилу, из которой ему не удалось бы выбраться никогда…

— Со мною прибыл один человек, который тебе знаком, — сообщил Нази Кариму. — Имя ее Зейнаб. До меня дошло, что ты ее обучал. Если это и вправду так, то прими искреннюю мою благодарность, мой господин. Она — совершенство.

— Зейнаб? Она здесь? — в голосе Карима звучало волнение, которое он даже не пытался скрыть. — Как попала она к тебе? Она же отдана была калифу?

— Она сама все тебе расскажет, но только через несколько дней, когда ты окрепнешь физически. — сказал Хасдай. — Насколько я понимаю, ты моришь себя голодом. Так вот; я собираюсь предписать тебе диету, которая в кратчайшие сроки поможет твоему ослабевшему организму восстановить силы. Твой визирь вместе с капитаном моих сакалибов займется муштрой твоих новичков. Дни Али Хассана сочтены, мой князь, ведь так?

Карим взглянул на Нази:

— Да.

Больше он ничего не сказал, но в голосе его слышалась мрачная решимость, не ускользнувшая ни от Хасдая, ни от Аллаэддина.

Позднее визирь благодарил Нази:

— Ты заставил его послушаться тебя, а никто из нас не мог… Теперь с ним все будет хорошо. Я уже вижу первые добрые признаки!

— На самом деле лишь упоминание имени Зейнаб заставило его по-настоящему пробудиться, друг мой, — тихо сказал Хасдай. — Ничто из того, что я говорил ему прежде, так не тронуло его. Почему? Расскажи…

Аллаэддин-бен-Омар покачал головой:

— Не подобает мне распространяться об этом, господин Нази. Расспрашивай либо Зейнаб, либо князя, но, молю, не меня!

— Что ж, хорошо, — сказал Хасдай. — Спрошу Зейнаб…

— Как чувствует себя князь? — спросила она после того, как они разомкнули объятия на ложе любви, — Он выживет?

— Да, — отвечал Хасдай. Нет, он ничего такого не слышал в ее голосе, что пролило бы свет на тайну ее взаимоотношений с Каримом-ибн-Хабибом! Он спрашивал себя, волнует ли его эта тайна, и вынужден был констатировать, что волнует. Нет, он все же не любил эту женщину… Он не был даже уверен, что» способен на это чувство. Но она стала настоящим его другом, к тому же им было хорошо вдвоем. Зейнаб была много большим, нежели просто искусной наложницей, и он не желал ее терять.

— Евнух Мустафа в подробностях рассказал мне обо всем, что случилось, — сказала она. — Это ужасно. Мы должны выяснить, жива ли еще сестра князя Инига. Если жива, то ее необходимо освободить, господин мой Хасдай, — золотоволосая головка легла на его плечо. — Инига — милейшее создание!

— Князь говорит, что для нее лучше было бы, если бы она умерла — ведь она опозорена, — сказал Хасдай. — Кодекс морали здесь, в Ифрикии, очень суров… И, хотя я нисколько этого не одобряю, но вполне понимаю. Если бедняжка была изнасилована — а скорее всего, именно так оно и было — ни один порядочный человек не захочет взять ее в жены. Она погибла. Али Хассан мог бы с тем же успехом заколоть ее. А если он этого не сделал — что ж, тогда он необыкновенно жесток!

— И что же — моя подружка будет брошена на произвол судьбы? — возмущенно спросила Зейнаб. Она села, скрестив ноги и серьезно поглядела на Нази:

— Пообещай, что освободишь ее, Хасдай! Я возьму ее с собою домой, по крайней мере, остаток своих дней она проживет в мире и покое. Не оставляй ее в лапах этого зверя Али Хассана, если она еще жива! Пожалуйста!

— Князь купил пятьдесят воинов-северян в Себте. Их будут обучать воинскому мастерству наши сакалибы. Через месяц мы предпримем поход в горы на поиски Али Хассана. Князь Карим сам поведет солдат. Пока он еще слаб…

— А Инига должна все это время томиться в плену? По крайней мере пошли шпиона, чтоб удостовериться, жива она или же мертва! Ты ведь все равно пошлешь кого-нибудь тайно, дабы разведать обстановку…

— Да откуда тебе это известно? — Хасдай был изумлен. Она всегда удивляла его тогда, когда он менее всего этого ожидал.

— Я выросла в стране, где было множество враждующих кланов, мой господин. Это обычная стратегия моего народа. Если не знаешь, какими силами располагает противник — вскоре лишишься замка, земель, скота… — будничным тоном растолковывала ему Зейнаб. — Ничего удивительного. тут нет.

— Наша главная задача — уничтожить Али Хассана и его группировку, — отвечал ее любовник. — Если госпожа Инига будет найдена живой — что ж, тогда и будем решать, как с нею поступить. — Он попытался было обнять Зейнаб, но та отпрянула. Злость исказила ее прекрасное лицо.

— Инига стала жертвой злодеев, мой господин! Это само по себе ужасно. Почему же она должна страдать еще и от осуждения близких ей людей? С какой стати предавать ее осуждению? Позор не на ней, а на тех, кто это сделал с нею! Я наложница, мой господин. Я что — тоже покрыта позором?

— Зейнаб, послушай, — терпеливо заговорил Хасдай. — Ты должна понять. Я знаю, что ты достаточно умна… Инига — дочь князя Малики. Она была женой. Матерью. А после того, как ее нагло похитил Али Хассан и надругался над нею, она навеки запятнана оттого, что познала другого мужчину.., или мужчин. Ты же наложница. Твое призвание — соблазнять, вступать с мужчинами в интимные сношения. Ты уважаема, но уважение это совершенно иного рода…

— А если бы я была похищена Али Хассаном и зверски изнасилована всеми его воинами по очереди, я что, не была бы опозорена подобно бедняжке Иниге? — требовательно спросила она.

— Да, конечно же, нет! — отвечал он. — Ты же наложница!

— Ну уж уволь — это абсурд! — едко заявила Зейнаб. — Не ожидала такого от тебя…

— Никогда прежде не видел тебя такой… — ответил он, до глубины души изумленный ее страстным порывом.

— У меняла всю жизнь было всего две подруги — Инига одна из них. Я была рождена свободной, но стала рабыней. Правда, и тут Судьба была милостива ко мне. Меня любили… Меня ублажали… А что сталось с бедной моей подругой? — Она своими глазами видела, как убивали ее близких, она была похищена и, скорее всего, изнасилована. До той поры Инигу лелеяли и любили все, кто ее знал. У нее был ребенок. Она не заслужила позора, и я сделаю все, от меня зависящее, чтобы ее спасти! Я не могу сидеть сложа руки, покуда вы, мужчины, обсуждаете проблему ее утраченной добродетели! Это же просто смешно! Нет — это страшно! Да ведь жизнь ее в опасности!