Русская Америка: слава и позор - Александр Бушков

Шаманства их походили на детские забавы. Шаман, иногда голый, иногда нарядясь или намараясь самым странным образом, прыгает, ломается, ревет из всего горла, упоминая имя злого духа, бегает вокруг жилища и в таком чрезмерном движении до того себя доводит, что глаза нальются кровью и от усталости упадет почти без чувств на землю. В это время рассказывает он различные бредни. Иногда при таковых случаях употреблял разные обманы, например отгадывал другим то, что прежде у кого видел сам или знал посредством своих учеников. Если кто-нибудь требовал того, что ему невозможно сделать, то и в сем случае отклонял обманом или чем-нибудь удивительным, например уверяя, что он весь изойдет кровью, когда только примется за такое дело. Для сего нарочито заготовляли кожаные пузыри, наполненные кровью, и носили с собою. В сие состояние отцы и матери назначали детей своих еще при рождении, давая им имя женское и обучая тому рукоделию, которое только прилично оному полу, а напоследок поручали известному шаману. По таковой причине все шаманы их были неженаты и бороды имели вытотованные.

О шаманстве подробно узнать мне было невозможно потому, что многие из старых шаманов померли во время бывшей в июне месяце 1804 года на всем Кадьяке болезни, а другие скрывали. В бытность мою на Игатском жиле один шаман притворился, что будто бы у него отнялся язык от испугу страшного во сне видения.

Вышеупомянутая болезнь случилась пред самым нашим на Кадьяк приездом по приходе с калифорнских берегов америко-бостонского судна «Океин», на коем находились кадьякские американцы для промысла бобров. Сперва болела голова до двух недель, по уменьшении головной боли следовал насморк с кашлем; потом закладывало все уши и производилось в грудях колотье; наконец, лишался человек позыву на пищу и ослабевал. Кроме шаманов, умерших было очень мало.

Китовые промышленники прежде тайно выкапывали недавно зарытые умерших тела, уносили в хребты гор и вытапливали жир для намазывания тех стрелок, коими кололи китов. Для того же предмета собирали и червей от мертвых тел и, тайно высушив, привязывали к тем же стрелкам.

Смирного, несердитого, веселый и ласковый вид имеющего почитали добрым человеком.

Между двоюродными братьями сохранялась самая искренняя дружба и всякая тайна чистосердечно друг другу была открываема.

О сохранении здоровья правила их следующие: кои хотят здорово и долго жить, те должны, во-первых, есть не досыта, во-вторых, зари не просыпать, в-третьих, от жен воздерживаться и, наконец, быть по большей части в движении.

Все знают, что они от неумерного употребления бань преждевременно стареют, теряют зрение и слабеют, но по привычке от сего трудно им отвыкать. Молодые теперь поступают в сем умереннее.

Кадьякцы по большей части молчаливы, а в ответах скоры, замысловаты и шутливы. Один на вопрос мой, где сыскивает лекарство от болезней, вдруг ответствовал: "Во мне, в жене, в воде и на берегу". Увидев на высоком утесе великое множество чаек, спросил я у другого, может ли он пересчитать сих птиц. Он ответствовал: "Я бы их пересчитал, если бы они каждогодно не клали яиц".

Жителей на Кадьяке и на прилежащих к нему островах было 4830 душ обоего полу во время моего объезда 1804 года.

Каюры. Каюрами называются те алеуты, кои для разных работ по артелям и в гаванях берутся по произволу компании с разных жил. Они в половине марта по приказанию байдарщика утверждают на речках запоры для промысла рыбы, приготовляют лабазы для сушки оной и начинают неводить в тех местах, где по бухтам рыба появится. Когда же рыба пойдет в речки, тогда уже неводить перестают, а отпирают в запоре ворота, где поставляют садки. По наполнении оных рыбою запирают ворота для того, чтоб она вверх не проходила. Ибо рыба оная назад в море никогда не возвращается, но всегда силится пробраться на самый преснец воды. Каюры рубят дрова, носят на плечах лес, где близко, а из отдаленных мест возят на байдарах, косят сено; во время осени рассылаются по одиночкам промышлять в компанию кляпцами лисиц; зимою доставляют корм в главную квартиру или [Павловскую] Гавань. Иные употребляются для варения соли, делания кирпичей и собирания еловой смолы и прочие работы, какие б в компании ни случились, исполняют. В награду за все сие выдается им от компании одежда, т. е. птичья парка, рубаха с портками и для зимы лавтак на торбаса; иным сверх сего суконный курт с шароварами.

Жены их и каюрки, т. е. работницы безмужние, употребляются для заготовления юколы, копают сарану, папоротное коренье на квас, рвут крапиву, выделывают из нее прядено на сети и невода, собирают разные ягоды, режут китов, топят из жирных частей китовых жиры, выделывают птичьи кожи, кусая зубами и высасывая ртом жир, шьют из них парки; из китовых, сивучьих, нерпичьих и медвежьих кишок шьют камлейки, кои обыкновенно употребляются от дождя, и к весне шьют компанейские байдары и байдарки. Таковым работницам выдаются от компании через целый год за труды на каждую одна птичья парка, рубаха и торбаса.

Приложение 3

ДОНЕСЕНИЕ Н. П. РЕЗАНОВА МИНИСТРУ КОММЕРЦИИ ГРАФУ Н. П. РУМЯНЦЕВУ О ПЛАВАНИИ В КАЛИФОРНИЮ И ПОЛОЖЕНИИ В РУССКИХ КОЛОНИЯХ. НОВО-АРХАНГЕЛЬСК, 17 июня 1806 г

Его сиятельству г-ну министру коммерции.

Секретно.

Северо-Западный берег Америки, порт Ново-Архангельск,

июня 17 дня 1806 года.

Милостивый государь граф Николай Петрович!

Ваше сиятельство, из последних донесений моих к вам, милостивому государю, и главному правлению компании довольно уже известны о гибельном положении, в каковом нашел я Российско-Американские области; известны о голоде, который терпели мы всю зиму при всем том, что еще мало-мальски поддержала людей купленная «Юноною» провизия; сведомы и о болезнях, в несчастнейшее положение весь край повергших, и столько же о решимости, с которого принужденным нашелся я предпринять путешествие в Новую Калифорнию, пустясь с неопытными и цинготными людьми в море на риск с тем, чтоб или — спасти область, или — погибнуть. Теперь, с помощью Божьею, соверша трудное сие по обстоятельствам нашим путешествие, столь же приятно мне дать Вашему Сиятельству отчет в сем первом шаге россиян в сию землю.

Вышед февраля 25 дня на купленном мною у бостонцев судне «Юнона» в путь мой, в скором времени начал экипаж мой валиться. Скорбут обессилил людей, и едва уже половина могла управлять парусами. Скорбное положение наше принуждало нас к релашу. Я имел и без того в виду осмотр реки Коломбии, о которой довольно дал я главному правлению на замечание и потому, избегая повторений, ссылаюсь на последние бумаги мои. Мы пришли на вид устья ее марта 14 числа, но противный ветер принудил удалиться. Держа курс к югу, возвратились мы на другой день и думали войти, как обсервация показала нам другую широту, и мы увидели, что сильным течением снесло нас близ 60-миль и что были мы против Гавр де Грея, которого северная часть берега с видом устья Коломбии весьма сходствовала. Ветер от берега позволил нам лечь на якорь, и мы послали байдарку, в которой доктор Лангсдорф проехал в гавань. Лот показал ему на убылой воде глубину входа на баре от 4 до 5 сажень, и по словам его, он отнюдь не так непроходим, каким его описывают, а может быть с того времени и течением промыло его: Он видел на конце губы множество дымов и потому заключил о жителях; отстой сами по себе хороши и довольно защищены от ветров, грунт песчаный. Я повторяю здесь Вашему Сиятельству слова доктора, но берега видел он довольно пологие, песчаные и поросшие лесом. В ночь, пользуясь ветром, удалились мы от берегов, и наконец противные и жестокие ветры держали нас в море. Больные день ото дня умножались, и один сделался уже жертвою странствий наших. Начиная с меня, скорбут не пощадил никого и из офицеров, и мы, искав войти в реку Коломбию, как единую для Калифорнии гавань, чтобы освежиться, приближались к ней марта 20 числа к вечеру и бросили якорь. На другой день думали мы входить, но жестокое течение и покрытый превысокими бурунами фарватер затруднял вход наш. Индейцы зажгли на высотах огни, которыми ко входу приглашали нас, но как видно слишком свежий ветер препятствовал им быть нашими проводниками. Наконец, пустились мы искать себе убежища и зашли в такие толчеи, что едва уже на четырех саженях успели бросить якорь и удержаться. Здесь видел я опыт искусства лейтенанта Хвостова, ибо должно отдать справедливость, что одного его решимостью спаслись мы и столько уже удачно вышли из мест, каменными грядами окруженных; свежий норд, а паче болезнь людей принудила нас воспользоваться первым, и мы, благодаря Бога, получа с лунациею продолжительно благоприятствовавший нам ветер, хотя с бледными и полумертвыми лицами, достигли к ночи марта 24-го числа губы св. Франциска и за туманом ожидая утра, бросили якорь.

На другой день ветер и течение дали нам способ войти в порт, и мы им воспользовались. Зная подозрительный характер Гишпанского правительства, счел я за лишнее обослаться, чтоб просить о позволении, ибо в случае отказа, должно было погибнуть в море, и так разочтясь, что ярда два-три менее, нежели отказ их сделают нам разницы, решился я идти, прямо в ворота мимо крепости, ибо таково было положение наше. Наполня все паруса, пустились мы в гавань. По приближении к крепости, увидели мы великое в ней движение солдат и когда с нею поравнялись, то один с рупером вопрошал, что за судно? — Российское, говорили мы. Нам кричали не однажды тотчас бросить якорь, но мы отвечали… а между тем, будто суетясь, проходили крепость и, удалясь в порт на пушечный от нее выстрел, исполнили уже там волю их.