Драконье Солнце - Варвара Мадоши

— Насчет будущего — не знаю, — тихо ответил я наконец. — Знаю только, что в настоящем ты мне очень нужна.

И я поцеловал ее. Губы у нее были холодными — вот и хорошо, значит, мои ей кажутся теплыми. А еще: она на поцелуй не ответила, даже не попыталась.

Я выпустил ее из объятий. Отошел на пару шагов в сторону, сел на подоконник… пыльный. Прикрыл глаза, откинулся головой на ставни. Ребристые. Твердые.

— Райн… — тихо спросила моя любимая. — А что будет, если я скажу… если я скажу, что я тоже хочу быть с тобой?

— Тогда мы вместе со Старом отправимся к Хендриксону, — сказал я, не открывая глаз. — Я присягну герцогу на верность и соглашусь помогать. Я буду очень и очень полезен. Герцог поженит нас с тобой — к богам мы обращаться не станем, хотя, конечно, жертвы потом надо будет принести… — и пожалует мне какой-нибудь титул с землей. Ты сможешь жить там… а может быть, при герцогине. Она ведь посвященная в какие-то там тайны, как мне Рая сказала. Ты тоже. Стало быть, найдете о чем поговорить. Может быть, ты поможешь ей. Может быть, она тебе. Не знаю. Как получится. А там посмотрим. Как повернется жизнь.

— А как насчет… поворота времени? — спросила Вия безжизненно.

— Пока я жив, этого не будет, — просто ответил я. — Но не горюй: жить-то мне осталось недолго. Рая от щедрот обещает года три. Когда умру, понятия не имею, что случится с Солнцем. Впрочем, я надеюсь, к тому времени ты уже не захочешь ничего поворачивать.

— Почему?

— Потому что я надеюсь объяснить тебе две вещи. Во-первых, что жизнь стоит того, чтобы ее жить. Во-вторых, что ты сама достойна жизни.

Я открыл глаза, обернулся к ней и улыбнулся.

— Ну что, миледи? Вам нравится мое предложение?

Она резко отвернулась.

— Ладно, — сказал я, соскакивая с подоконника. — Можно считать, что это было «я подумаю». Я пойду, дела в городе. До вечера вернусь. Тут шествие будет на улице и танцы… хочешь пойти?

Вия молчала.

— Ну, кто-то из твоих все равно хочет, — бодро резюмировал я. — В Медине-дель-Соль, говорят, лучшие шествия на Континенте. Будет, на что посмотреть. Так что до вечера.

Я вышел прочь, все еще чувствуя холод ее губ на своих.

И сразу же за порогом на меня свалилась мирно висевшая рядом с дверью шпалера. Пыльная, между прочим. Приятного мало. Неужели я так сильно хлопаю дверями?… Надо держать себя в руках.

Наверное, день у меня был неудачный. Один из тех, когда в один из домов[48] проникает какая-нибудь пакостница-комета, и начинает там наводить свои порядки.

Дела мои заняли больше времени, чем я предполагал. Во-первых, уже почти выйдя из дома, я сообразил, что гораздо приличнее было бы все-таки переодеться и вымыться перед тем, как разыскивать нужных мне людей… пришлось задержаться. Впрочем, необходимые гигиенические процедуры я проделал в ураганном темпе (скорости немало способствовало то, что нерадивый слуга вывернул на меня полный таз воды… почти кипятка…. хорошо, я увернуться успел). Гораздо сложнее было оторвать Федерико от холста, извлечь его из мастерской и заставить одолжить мне что-нибудь из его одежды.

Одежда, разумеется, нашлась. Мы с Федерико были одного роста, а ширина тут особой роли не играла, так что мне прекрасно подошла одна из его котт. Вещь оказалась с широким вырезом, который, по-моему, больше бы подошел какой-нибудь даме. Федерико навязал мне в пару расшитую бисером камизу, хотя у меня на дне мешка имелась своя — мол, последняя мода в столице, не могу же я позволить, чтобы мой лучший друг ходил как оборванец! Вот сапог он одолжить мне никак не мог, однако мои выглядели еще вполне прилично, особенно, когда над ними поработал взбодренной парой зуботычин слуга… Правда, по поводу сапог мне пришлось выслушать от Федерико несколько фраз недовольной воркотни: мол, что это еще за бахрома дурацкая, ты бы еще кисточки прицепил! И в каком захолустье так носят?…

Я сдержался и не сказал ничего по поводу шитья на рубашке, хотя мне очень хотелось.

Еще мне велено было надеть берет — мол, сейчас в Медине ни один знатный господин не выйдет на улицу без берета. Ты же не хочешь, чтобы тебя приняли неизвестно за кого?…

Мне было все равно, лишь бы не за крестьянина — чтобы ненароком древком копья в бок не схлопотать — но я не мог ранить чувства Федерико. Подобно любому горожанину он придавал внешнему виду слишком большое значение. Так вот и получилось, что из дома я вышел при полном параде.

И почти у самого порога поскользнулся в луже помоев — откуда, откуда помои на богатой улице?! Неужто у них кухарки из парадных дверей свои ведра выплескивают?! — и едва не упал. Чудом удержался, отпрыгнул в сторону. Зато какой-то высокий господин в черной мантии — судья, кажется — таки не удержался. Так что пользу я все-таки извлек: выучил несколько новых выражений. Всегда полезно упражняться в живом разговорном.

Едва я сделал несколько шагов по улице, как прямо передо мной с громким треском упал и раскололся горшок. Ночной. И малоприятное его содержимое образовало ничуть не более приятную лужу.

Я задрал голову и посмотрел наверх. На стене странного, полосатого дома (он был не раскрашен, а сделан из разноцветного гранита: полоса красновато-бурая, полоса светло-серая) одно из окон было раскрыто настежь. Из глубины комнаты доносились истерические вопли, на которые я раньше не обратил внимания только потому, что по улице, громко звеня бубенцами на оглобле, прошел смирный ослик продавца воды, таща за собой побитую скрипучую телегу.

Оставалось только философски пожать плечами: жизнь, мол, она везде жизнь…

Однако, стоило только мне пройти еще несколько шагов, на мостовую упал фонарь. На сей раз позади меня, а не впереди, но промазал очень и очень мало. Да… Ночные горшки летают периодически, при семейном скандале еще и не то могут кинуть, но вот чтобы фонари — такое я видел впервые.

Спустя полчаса, я решил, что Медина-дель-Соль крайне неспокойный город… или эта самая комета обладает какой-то прямо почти человеческой злопакостностью. У меня не было времени любоваться на изукрашенные лепниной стены всех оттенков серого и желтого, на изумительные барельефы в виде львиных голов, виноградных лоз и райских птиц в полете, на изящные балконы и апсиды в стенах домов. Единственное, чем я был озабочен, так это как бы с этих роскошных балконов на меня что-нибудь не выплеснули, один из этих искусных барельефов не обломился бы прямо на меня, а из этих тщательно пригнанных друг к другу плит мостовой не вынырнула бы прямо под ноги свежайшая конская лепешка.