Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров - Октавиан Стампас

В тот же миг мне представился глубокий колодец с загадочным светилом, висевшем во тьме более густой и черной, чем смола драконова дерева. Мне представился некто, неизвестный доброжелатель или союзник, спасший мне жизнь то ли наяву, то ли во сне ценою своей собственной жизни. В моих ушах гулким колодезным эхом прозвучала клятва, которую я дал своему спасителю: не меньшей ценою доставить священную реликвию по назначению, то есть во что бы то ни стало отдать ее в руки столь же призрачной персоне.

Я признал, что ничем не отличаюсь от вполне трезвомыслящего человека, скованного необъяснимыми обстоятельствами древнего предания. Оставалось либо принять их, эти обстоятельства либо навсегда покинуть мир всяких преданий и обстоятельств. Так я рассуждал теперь, когда стоял перед престарелым Великим Магистром Ордена тамплиеров, гревшим скрюченные подагрой пальцы над углями, что светились, подобно жару преисподней.

— Так или иначе, я обязан исполнить данную от всего сердца клятву, — пробормотал я. — Даже если меня угораздило давать ее во сне.

— В том наше с тобой, мой господин, сходство, — проговорил Великий Магистр, морщась, по всей видимости от боли в суставах, — в том же, однако, и наше различие. Я тоже давал клятву. Однако твоя, мой господин, клятва ведет тебя прочь из клетки, моя же, напротив, всегда вела в клетку.

Я же про себя подумал, что вся наша разница — только в том, что один охотник на драконов, а именно ваш покорный слуга еще с рвением учится своему ремеслу, а другой, ставший Великим Магистром, уже в совершенстве освоил это искусство и наконец обнаружил его совершенную бесполезность.

— Мой господин, — вновь обратился я к пленному старцу. — Известно ли имя того египетского сановника, чей вклад в казнохранилище Ордена был востребован первым в обмен на мощи святого?

Великий Магистр поднял на меня взгляд, и в мерцании старческих слез, не проливавшихся на щеки, я заметил слабый отблеск любопытства.

— Имя? — с таким же слабым удивлением сказал он. — Не помню. Когда король называл его, я подумал о сверле, которое просверливает сундуки в хранилище. Имя, оно было похоже на сверло.

— Аль-Азри? — уточнил я.

— Возможно, — качнул головой Великий Магистр. — Похоже на то.

— Умар аль-Азри, — невольно произнес я вслух и подумал, что все рыбы, и маленькие, и большие, бьются в одной сети.

Великий Магистр молчал.

Ранее, когда я задавал ему бесчисленные вопросы, то с напряжением прислушивался едва ли не к каждому его слову, все же надеясь, что однажды он произнесет главное, то, которое наконец откроет мою запретную память и вернет мне всю потерянную или отнятую насильно жизнь. Особенно сильно забилось мое сердце при слове ЗМЕЕНОСЕЦ. Я до боли «вгляделся» во мрак своей памяти, но, увы, так и не различил в бездне никакого просвета. Великий Магистр Ордена Храма обладал ключом, или сверлом, к моей исчезнувшей жизни и к моему имени, и я все еще не мог позволить себе уйти от него, не добившись главного. Конечно, мое страстное желание превращало меня в верного союзника короля, ставшего заклятым врагом Ордена.

— Господин мой, я готов сделать для Ордена все, что в моих силах. И не отдам королю священного знака, будь он хоть трижды Великим Мстителем, — твердо проговорил я.

Великий Магистр помолчал и ответил:

— Ты говорил о клятве, господин мой.

— Но кто объявил Великим Мстителем короля, как не сам Великий Магистр Ордена Храма, простой воин, никогда не доверявший знамениям и расположению звезд! — предчувствуя недоброе, воскликнул я в сердцах.

Предводитель тамплиеров опять долго молчал и наконец ответил, обращаясь не ко мне, а к жаровне с горячими углями:

— Теперь уже поздно. Ничего не изменишь. Люцифер первоначально тоже был объявлен «ангелом света».

«Великий Магистр берет на себя слишком много», — хотел было сказать я, но не сказал, а только взмолился к этому величественному старику сразу, как только почувствовал новый прилив отчаяния:

— В твоей власти, мой господин, вернуть мне имя и жизнь. Тебе известно тайное слово. Я же не скажу королю ничего.

Великий Магистр заговорил, и я похолодел от ужаса.

— Когда иссыхает река, останавливается мельничное колесо, — медленно изрек он. — Когда останавливается колесо, должен замереть и жернов. Ошибившись в Великом Мстителе, я не могу доверять и Посланнику. Это будет меньший из моих грехов. Есть много слов, именуемых теперь тайными. Я промолчу. Я не могу отдать изменнику сокровенное.

Так я удостоверился, что эта ночь не будет самым счастливым из моих сновидений.

Еще некоторое время я переминался с ноги на ногу, глядя на старческие пальцы, изломанные болезнью, что теперь в этих сумрачных стенах несомненно обрела над Великим Магистром непреодолимую силу.

И вот я решил, что миссия Посланника, если не Истины, то короля Франции, исполнена мною до конца.

— Я преклоняюсь перед вами, монсиньор! — твердо сказал я Великому Магистру на франкском наречии. — Вы самый благородный из всех людей, каких я помню в своей укороченной, если не с конца, то прямо с самого начала, жизни. Прощайте, монсиньор!

И не рассчитывая на ответ, я повернулся и пошел прочь.

— Прощайте, доблестный рыцарь клятвы! — донеслось мне вслед уже издалека, и тогда, облегченно вздохнув, я ускорил шаги.

Я двигался по лестницам и галереям, по мостам и от холода таким же твердым, как крепостные мосты, дорогам. Я шел, едва замечая безжизненный рассвет, затем сумрачный полдень и наконец бесплодные сумерки. Так я двигался, чтобы невольно достичь короля, который ожидал меня в Карбункуле с той же самой жаровней, полной раскаленных углей.

«Действительно, мало различий между тем и этим», — придумал я недобрую шутку.

— Что это за птичий язык, на котором вы там переговаривались? — не успев принять моего поклона, вопросил король Филипп от Капетингов.

— Тайное наречие ассасинов, Ваше Величество, — ответил я, глядя ему прямо в глаза.

Филипп от Капетингов отвернул голову в сторону, отчего его прекрасные золотистые локоны посыпались вниз с левого плеча на грудь, и многозначительно переглянулся с темным человеком, неприметно стоявшим в стороне, Вильямом Ногарэ.

— И что же? — вернувшись глазами к моей особе, усмехнулся король.

— Ваше Величество, он не произнес тайного слова, — сказал я, ни единожды не моргнув. — Что это так, а не иначе, легко подтвердит соглядатай Вашего Величества, тот самый соглядатай, которого, конечно же не могло обмануть выражение моего лица.

— Не отчаивайтесь, граф, — приветливо улыбнувшись, сказал Филипп от Капетингов. — Я полагал, что так и случится, по крайней мере при первой встрече. Мы расколем этот орех. Рано или поздно мы расколем его.

— Ваше Величество, — решился я перейти к более опасному предмету, — Как известно Вашему Величеству, мы беседовали с Великим Магистром весьма продолжительное время, и я опасаюсь, что невольно узнал из его прочих, вполне обыкновенных слов, нечто большее, чем мне положено знать.

Король вновь переглянулся со своим приближенным, и в их взглядах я заметил некое удовлетворение тем, что какие-то их важные догадки несомненно подтвердились.

— Он не сдержал своего слова, — почти не двигая своими узкими и короткими губами, изрек король, когда вновь увидел перед собой меня, безымянного графа де Ту. — В этом причина множества бед и множества издержек. Я ждал. Я доверял. Однако теперь я не удивлюсь, если выяснится, что Старый Жак вовсе и не был никогда настоящим Великим Магистром этих богохульников. Что скажешь, Вильям? Ведь действительно так?

При этих словах я попытался изобразить из себя перед королем мраморное изваяние.

— Ваше Величество, обман и так беспредельно велик, — промолвил Ногарэ, оставаясь на два шага дальше от короля, чем безымянный граф де Ту. — Обман настолько велик, что, если Старый Жак и окажется всего лишь «подсадной уткой», то это станет не большей бедой, чем наткнуться на один поддельный су в мешке, полном фальшивых алмазов и дукатов.

— Да, — с мужественным прискорбием вздохнул король, — все эти хитрющие ассасины…

Сентенция Филиппа от Капетингов была прервана мелодичным позвякиванием какого-то скрытого колокольчика. Брови короля взметнулись, а черная тень, которую представлял из себя Вильям Ногарэ, беззвучно переместилась к двери.

— Маркиза д'Эклэр, Ваше Величество! — шепнул Ногарэ позади меня.

— О! — сказал король, вздернув теперь только одну тонкую бровь. — Вот еще один важный свидетель в этом темном деле. И, кстати, так же, как и вы, она — порождение кипрских волн. Вам что-нибудь известно о ней, граф?

— Нет, Ваше Величество, — честно признался я, хотя мое сердце почему-то дрогнуло при сообщении Ногарэ, произнесенном мне прямо в спину. — Если что-то и было известно на том берегу, то ничего не известно на этом.