Маятник Фуко - Умберто Эко

И он открыл мне — ох, только частично — правду о Космическом Заговоре. Тайна тамплиеров!

— А место? — спросил я.

— Ye Globe.

Я уже давно ложился спать с петухами, но однажды в полночь, копаясь в личной шкатулке Дии, я обнаружил формулы и хотел призвать ангелов, как это делал он во время полнолуния. Дии нашел меня свалившимся в самом центре круга Макрокосма; я чувствовал себя так, словно меня отстегали кнутом. На лбу — пятиконечная звезда Соломона. Теперь я должен еще больше натягивать на глаза свою ермолку.

— Ты еще не знаешь, как это делать, — рассвирепел Дии. — Не лезь сюда, а то я прикажу вырвать тебе ноздри. I will show you Fear in a Handful of Dust…

Он поднял костлявую руку и произнес страшное слово: Гарамон! Мне казалось, что меня сжигает внутренний огонь. Я убежал (в ночь).

Потребовался целый год, чтобы Дии простил меня и посвятил мне свою Четвертую Книгу Тайн, «post reconciliationem kellianam».

Этом летом меня поглотила страсть к абстракции. Дии вызвал меня в Мортлейк, кроме меня там были Вильям, Спенсер и аристократического вида молодой человек с бегающим взглядом, Фрэнсис Бэкон. Не had a delicate, lively, hazel Eie. Doctor Dee told me it was like the Eie of a Viper. Дии открыл нам часть правды о Космическом Заговоре. Речь шла о встрече в Париже франкского крыла тамплиеров и соединении обеих частей карты. Туда отправились Дии и Спенсер в сопровождении Педро Нуньеса. Мне и Бэкону он доверил конверты с некоторыми документами — под клятвенное обещание вскрыть их только, если они не вернутся. Они вернулись, осыпая друг друга оскорблениями.

— Это невозможно, — говорил Дии. — План математичен, он досконален, как моя «Иероглифическая Монада». Мы должны были их встретить, это была ночь святого Иоанна. Терпеть не могу, когда меня недооценивают.

Я спросил:

— О какой ночи святого Иоанна вы говорите — их или нашей?

Дии стукнул себя по лбу и разразился страшными ругательствами.

— O, from what power hast thou this powerful might? Бледный Вильям тут же записал эту фразу, подлый плагиатор. Дии лихорадочно рылся в альманахах и эфемеридах.

— О, Боже! Как я мог быть таким глупым? — Он стал бранить Нуньеса и Спенсера: — Неужели я один должен обо всем думать? Из тебя космограф, как из козьей задницы труба! — синий от злости, рычал он на Нуньеса. И добавил: — Амазаниэль Зоробабель!

Нуньес попятился, словно его боднул в живот невидимый баран, и, бледный, рухнул на землю.

— Дурак, — бросил Дии.

Спенсер, белый как стена, с трудом вымолвил:

— Можно бросить приманку. Я заканчиваю сейчас поэму, аллегорию на королеву фей и хочу ввести рыцаря-розенкрейцера… Разрешите мне закончить. Настоящие тамплиеры объявятся, они поймут, что мы знаем, и вступят с нами в контакт…

— Я тебя знаю, — ответил Дии. — Пока ты напишешь и люди прочтут твою поэму, пройдет пятилетие и даже больше. Но мысль о приманке не так глупа.

— Почему вы, доктор, не свяжетесь с ними с помощью ваших ангелов? — спросил я.

— Глупец! — на сей раз ругательство было обращено ко мне. — Ты не читал Тритемия? Ангелы адресата являются, чтобы объяснить послание, которое он получит. Мои ангелы — это не конные посыльные. Французов мы пропустили. Но у меня есть план. Я знаю, как найти кого-нибудь из немецкой линии. Надо ехать в Прагу.

Послышался шум, поднялась тяжелая портьера из камчатной ткани, и мы увидели прозрачную руку, а затем появилась Она, Гордая Дева.

— Ее королевское величество! — воскликнули мы, падая на колени.

— Дии, — изрекла Она, — я знаю все. Не думайте, что мои предки спасли рыцарей, чтобы затем даровать им власть над миром, Я требую, слышишь, требую, чтобы в конце концов тайна стала достоянием Короны.

— Ваше королевское величество, я жажду добыть тайну. Любой ценой. И я этого хочу для Короны. Я должен найти других ее хранителей, если не существует более короткого пути, но когда они по глупости откроют мне то, что знают, я без труда уничтожу их с помощью кинжала или aqua tofana.

На лице Королевы-Девы появилась ужасная улыбка.

— Хорошо, мой добропорядочный Дии… Я хочу немного — только полной Власти. А если тебе будет сопутствовать успех, ты добудешь Подвязку. А тебе, Вильям, — и она обратилась с похотливой нежностью к малому паразиту, — еще одна Подвязка и еще одно Золотое руно. Следуй за мной.

Я прошептал на ухо Вильяму:

— Perforce I am thine, and that is in me… — Вильям наградил меня взглядом, полным елейной признательности, и скрылся за портьерой. Je tiens la reine!

Я был с Дии в Золотой Праге. Мы ходили по узким, смрадным улочкам недалеко от еврейского кладбища, и Дии приказал мне быть осторожным.

— Если распространится известие о несостоявшейся встрече, другие группы начнут действовать на свой страх и риск. Я боюсь евреев, иерусалимиты имеют здесь, в Праге, слишком много агентов…

Был вечер. Блестел голубоватый снег. Перед мрачным входом в еврейский квартал приткнулись лотки рождественской ярмарки, а между ними возвышалась затянутая красным сукном и освещенная чадящими факелами мерзкая сцена театра марионеток. Мы прошли под аркадой из тяжелых камней, около бронзового фонтана, по решеткам которого свисали ледяные сталактиты, и нам открылся новый проход. Над старинными порталами — позолоченные головы львов держали в пастях бронзовые кольца. Какая-то легкая вибрация приводила в движение эти стены, какие-то необъяснимые звуки скатывались по низким крышам и текли по водосточным трубам. Дома, эти тайные обитатели, обнажали свою призрачную жизнь… Старый ростовщик, завернутый в длинную, поношенную одежду, слегка задел нас, и мне показалось, что я услышал его шепот: «Опасайтесь Атанасиуса Перната…» Дии пробормотал:

— Я опасаюсь совсем другого Атанасиуса…

И теперь мы добрались до Золотой Улочки… Вдруг здесь (и до сих пор при этом воспоминании уши, которых у меня больше нет, начинают гореть под потертой шапочкой) во мраке нового неожиданного перехода перед нами предстал гигант, отвратительное серое существо, опирающееся на сучковатую, витую палку из белого дерева. Его лицо было лишено всяческого выражения, а тело покрыто зеленовато-бронзовым панцирем. От этого создания исходил резкий запах сандала. Меня охватил смертельный ужас, под действием чар я окаменел, впившись взором в стоявшее передо мной существо. Я ни на минуту не мог отвести взгляда от туманного облака, обволакивающего его плечи, мне с трудом удалось различить хищное лицо египетского ибиса, а за ним — множество лиц, кошмаров моего воображения и памяти. Контуры этого призрака расширялись и сокращались во мраке прохода, как если бы медленное дыхание заставляло колыхаться всю его фигуру… И, о ужас, когда я опустил взгляд, то вместо ног увидел на снегу бесформенные культи, серая и бескровная плоть которых была вывернута и поднималась до лодыжек концентрическими набухшими складками. О мои алчные воспоминания…

— Голем! — объяснил Дии.

Он воздел руки к небу, и черная одежда с широкими рукавами сползла на землю, образовывая cingulum, пуповину, которая соединяла положение рук в воздухе с поверхностью и глубинами земли.

— Jezebel, Malkuth, Smoke Gets in Your Eyes! — промолвил он.

И сразу же Голем рассыпался как песочный замок под дуновением ветра, нас почти ослепили частицы его глиняного тела, которое распалось в воздухе на атомы, и тут же у наших ног появилась маленькая кучка пепла. Дии нагнулся, пошарил своими тощими пальцами в этой пыли, вытащил оттуда маленький свиток пергамента и спрятал его у себя на груди.

В это время из мрака вынырнул старый раввин в замусоленной круглой шапочке, напоминающей мою ермолку.

— Думаю, что это доктор Дии, — сказал он.

— Here Comes Everybody, рабби Леви. Я рад вас видеть!

А тот продолжал:

— Вы случайно не видели существо, бродившее в этой местности?

— Существо? — переспросил Дии удивленно. — Кем созданное?

— К черту, Дии, — огрызнулся рабби Леви. — Это был мой Голем.

— Ваш Голем? Ничего о нем не знаю.

— Берегитесь, доктор Дии, — промолвил побледневший рабби Леви. — Вы затеяли игру, которая вам не под силу.

— Не знаю, о чем вы говорите, рабби Леви, — пожал плечами Дии. — Мы здесь для того, чтобы изготовить несколько унций золота для вашего императора. Мы не какие-то дешевые некроманты.

— Возвратите мне хотя бы пергамент, — взмолился рабби Леви.

— Какой пергамент? — удивился Дии с дьявольской наивностью.

— Будьте прокляты, доктор Дии! — воскликнул раввин. — Воистину вам не увидеть зари нового века.

И он удалился в ночь, бормоча под нос угрюмые согласные и не вставляя ни единой гласной. О, Дьявольский и Святой язык!

Дии стоял, прислонившись к влажной стене перехода, лицо его было землистым, волосы взъерошенными.

— Я знаю рабби Леви, — произнес он. — Я умру пятого августа 1608 года по грегорианскому календарю. А вы, Келли, поможете мне осуществить мой план. Именно вам надлежит довести его до конца. Помните: Gilding pale streams with heavenly alchymy. Я это запомнил, а Вильям — со мной и против меня.