El creador en su laberinto - Андрей Миллер

Как ни крути, а христианство произошло от иудаизма: более древняя, изначальная сила иной раз может оказаться неподвластной. И ладно ещё, когда речь о простых людях.

А вот когда перед тобой великан из глины, в которого подлые неверные вдохнули жизнь…

— Что делаем?

— Бежим!

Только этого приказа Захария и ждал. Он припустил вниз по улице со всей возможной прытью — и Лопе бросился следом, не оглядываясь. Ролдан всё же выстрелил — дважды, но очевидно, что это не возымело ни малейшего эффекта. И теперь Дискено тоже бежал.

Инквизиторы неслись со всех ног: Захария круто оторвался вперёд, да и за Ролданом командир еле успевал. Голем, с адским грохотом совершая широченные шаги, сокращал дистанцию. Лопе казалось, что его уже почти настигли, ещё мгновение — и от эмиссара инквизиции останется только мокрое пятно на брусчатке.

А куда тут бежать?

Захария свернул в переулок, скорее по наитию, и товарищи последовали за ним. Аггире подумал, что для голема тут может быть слишком узко, и не ошибся. Великану пришлось протискиваться между домами, да ещё осторожно: он не хотел повредить жилища своих хозяев. А потому удалось немного оторваться.

Немного.

Ролдан, хотя время от времени стрелял на бегу, уже вырывался вперёд: Захария порядком выдохся, а Лопе и подавно. Голем, понятное дело, не уставал — и подбирался всё ближе. Агирре мог бы сказать, что глиняным исполин дышал ему в затылок, если бы творению каббалистов требовалось дышать.

Но нет, конечно, оно не дышит. И запыхаться не может, а вот конкистадор уже едва не выплёвывал куски лёгких. Жутко кололо в боку, горло саднило, но оставалось только бежать изо всех сил. Огромная тень покрывала мостовую перед глазами командира: своей тенью голем эмиссаров уже настиг. И чтобы размазать любого из них по каменной стене, ему уже всего ничего оставалось. Вот ещё пару шагов…

А свернуть с очередной улочки еврейского квартала уже совершенно некуда! Если бы факты имели вкус, сейчас Лопе наверняка ощутил бы вкус дерьма. Что на старой, что на новой службе повидал он всякое, однако эта ситуация точно была одной из самых паршивых.

Когда ноги в конец отяжелели и воздуха совсем не стало, перед инквизиторами распахнулась крепкая дверь. Разумеется, они нырнули в спасительный тёмный проём, ни о чём не задумываясь.

Наверное, добрую минуту Лопе простоял на коленях, глядя в пол и пытаясь отдышаться. Захария надрывно кашлял, а Ролдан вовсю матерился по-английски — хоть обыкновенно от него лишнего слова не услышишь.

Когда Агирре наконец пришёл в себя, он увидел именно тех, кого ожидать и стоило: евреев.

Народу в просторном помещении было полно, и хоть все от Колена Иудина — в остальном какие угодно. Старики с лысинами и пышными бородами, мужчины в расцвете, женщины — от дряхлых старух до едва расцветающих, дети и младенцы.

Конечно, что это не служба в синагоге. Очевидно: люди прячутся. Не менее очевидно и то, что не от голема…

— Ваша поганая тварь нас чуть не угробила!..

— Не стоило приходить без приглашения. Но мы рады, что вы пришли.

Когда еврей рад, что к нему в гости нагрянула Святая Инквизиция — ситуация явно нетривиальная.

За всех собравшихся здесь людей, в безмолвии и с испугом смотрящих на визитёров, говорил один старик — с жиденькими седыми пейсами и очень усталыми глазами.

— Вы ведь Лопе де Агирре, верно? А это Захария Коэн Моралес, так?

— Так. Назовись.

— Лопе, полегче. — Захария, конечно, не мог не встрять.

— О, кого забыл спросить! Молчи. А ты, старик, назовись!

— Меня зовут Шмуэль. И я знаю, зачем вы пришли сюда.

— О, ты готов к чистосердечному признанию? Не уверен, что оно спасёт иудейскую душонку.

— Лопе, дай ему сказать.

— Молчи!

— Я тоже думаю, что мы должны выслушать их. — заявил Ролдан, перезаряжающий револьверы.

Пустые гильзы зазвенели по полу. Красивая женщина, сидевшая рядом — с огромными глазами и пышными угольными кудрями, вздрогнула. Дискено, конечно, нагонял на людей страху: вроде и не с голема размером, и на рожу обыкновенный мужик, но холодок от него пронимал, помнится, даже исландцев…

— Мы не желали вам никакого зла. Голем неспроста ходит по улицам: мы нуждаемся в охране не меньше, чем любые другие люди Эспаньолы. А скорее и больше. Он принял вас за врагов. И едва ли можно винить его за это.

— Едва ли? Да он нас чуть не порешил!

— Если бы вы предупредили о визите, ничего бы не произошло. Сеньор Агирре, пожалуйста, соблаговолите выслушать меня. Если для вас моё слово, слово раввина, не имеет довольно веса, то доверьтесь хотя бы Захарии. Желай я зла эмиссарам Инквизиции — просто не открыл бы дверь.

Как ни крути, а прозвучало разумно.

— Ну хорошо. Только вот давай без этой вашей жидовской болтовни! Сразу по делу. Раз уж ты, Шмуэль, нас знаешь — то верняк в курсе, что мы расследуем убийства уважаемых в колонии людей. Так вот: мне очень любопытно, что ты о них знаешь. Потому что…

— …потому что в убийствах винят нашу общину. Я понимаю. Но голем потому и нужен, что мы сами боимся.

Умом-то конкистадор понимал: сгрудившийся в этой комнате люд выглядит именно как очень, очень чего-то боящийся. И, пусть то противно природному испанскому фанфаронству — но едва ли местных иудеев так напугали именно инквизиторы.

Однако привычка — вторая натура. Верить иудеям Лопе всего было трудно. Даже Захарии, а что уж про этих говорить…

— Дешёвый трюк.

— Нет никакого трюка. Возможно, вы до сих пор не в курсе: убивают и иудеев тоже. Несколько уважаемых, важных для нас людей, уже погибло. Я понимаю, сеньоры инквизиторы, каким образом вы смотрите на нас. Как на отцов всех зол. Но коль скоро сеньор Коэн Моралес в вами…

— Сам погляди, Лопе. — уж конечно, Захария рад был поддержать единоверца. — Они же до смерти напуганы!

— Херня! Я эти разводки жопой чую. Ролдан, ты давай: не расслабляйся. И вы, нехристи, тоже не расслабляйтесь. Вам при случае никакой голем не поможет. Мне нужны все подробности. Мне нужны доказательства. Я…

Лопе так и не договорил. Ситуация, конечно, накалялась — однако случившееся далее вывело её на новый виток безумия.

В дальней стене имелся небольшой очаг, выходящий на печную трубу. И когда что-то