Нерон. Родовое проклятие - Маргарет Джордж

что наши отношения уже не те. То есть не отношения, а ты стал другим.

Да, я изменился. Я сам только что сказал ей, что больше не юнец, а мужчина.

– Мы отдалились еще прошлой весной, ты вернулся из Байи другим и так и не стал прежним.

О, если бы ты только понимала… Те же слова я говорил себе всего несколько часов назад на встрече с Бурром и Сенекой. Я запутался в разных версиях событий, о которых никто не должен был узнать. И она не должна была узнать правду о моей матери. Этого никогда не будет.

– Я был шокирован смертью матери, – сказал я, и это была чистая правда.

– Но это пожирает тебя изнутри. Ты знаешь, что у тебя кошмары и во сне ты выкрикиваешь ее имя?

Нет! Что еще я сказал во сне?

– И… все? Только имя?

– Я не смогла разобрать все слова, ты говорил бессвязно, но и то, что расслышала, было лишено смысла.

О, хвала богам!

– Несмотря на все наши разногласия, она была моей матерью, – смиренно сказал я.

– Но ты не оплакивал ее в своих снах, ты ее боялся.

– Призраки… – дрогнувшим голосом сказал я.

– Не просто призраки – ее призрак.

Я почувствовал, что у меня появился шанс, и, взяв Акте за руки, посмотрел ей в глаза:

– Мы не должны позволить призраку, чей бы он ни был, разрушить наше счастье.

– Дело не в призраке, Нерон. Дело в тебе. В твоей отстраненности, в твоих секретах.

– О чем ты? У меня нет от тебя секретов.

Кроме одного. Или двух.

– А сейчас ты мне лжешь. – У Акте увлажнились глаза, слезы побежали по щекам. – У тебя появилась возможность быть честным, но ты выбираешь обман.

– Не понимаю, о чем ты? – Я отпустил ее руки.

– Я знаю, что произошло на корабле на той неделе. Ты думаешь, я слепая? Думаешь, если я влюблена, то вообще ничего не вижу и не слышу? – Она решительно стерла со щек слезы. – Я лежала совсем рядом с тобой. Я не только тебя слышала, я чувствовала все твои движения.

Как гром среди ясного неба.

– Как ты мог так со мной поступить? Это было омерзительно!

– Я не делал этого намеренно. Я не знал, что ты там. Я был не в себе, это как будто не со мной происходило.

И тут я ни словом не солгал.

– Ты ошибаешься. Это был ты, настоящий ты, та твоя сторона, которую я отказывалась замечать. Но теперь я и без твоего изумруда прекрасно все вижу. Я не выйду за тебя, мне не нужен муж-лжец, даже если он император.

– Мы столько лет вместе, и ты не простишь мне одну-единственную ошибку?

Я просто не мог в это поверить.

– Почему ты вынуждаешь меня сказать слова, которые причинят тебе боль? – спросила Акте. – Я люблю тебя. И всегда буду любить, что бы ты ни делал. Но я не могу стать твоей женой. Я куплю виллу под Римом и буду жить там.

Это был настоящий удар.

– Ты… покидаешь меня?

– Я переезжаю в Веллетри, но тебя я никогда не покину, говорю же – я всегда буду любить тебя.

– Но ты не выйдешь за меня и даже не желаешь жить в Риме! И у кого из нас секреты? Ты наверняка планировала переезд в Веллетри, подыскивала подходящее место. Хорошо, покупай лучшую виллу из всех, что найдешь. Я с радостью заплачу. Ты не сможешь обвинить меня в скупости и тем более – в мстительности.

– Я знала, что ты так на это среагируешь. Но моя связь с тобой не оборвется, и, когда я тебе понадоблюсь, просто позови, и я приду. Но этому новому Нерону я еще долго не буду нужна. Или вернее будет сказать – давно не нужна.

– Когда ты уезжаешь?

– Готова ехать завтра.

– Тогда давай проведем эту последнюю ночь вместе, как в те времена, когда мы были юными и невинными.

Я надеялся, эта ночь сможет на нее повлиять и утром она изменит решение. Но хоть мы и любили друг друга в ту ночь, наша близость отдавала горечью и даже приносила боль. Вся радость ушла. А на следующее утро ушла и Акте.

* * *

Дневной свет в то утро был для меня невыносим, я закрыл ставни, как будто так мог остановить время. Время, остановись! Нет, вернись назад, пусть никогда не случится со мной эта последняя ночь! Все тщетно. Я сидел, ссутулившись на кровати, жалкий и несчастный, настоящая физическая боль пронзала грудь. Время остановить я не смог, тогда попробовал перестать казнить себя. Тоже ничего не вышло, и я позволил безжалостным мыслям терзать мой разум. Время не остановилось, но я перестал ощущать его ход.

Наконец в дверь постучали, и настойчивый голос дважды позвал:

– Цезарь! Цезарь!

Я не среагировал. Постучали громче, к первому голосу присоединился еще один, а потом послышался такой звук, будто кто-то пытался выбить дверь ногой. Стражники решили, что со мной что-то случилось. Так оно и было, но совсем не то, чего они боялись.

Я встал и, еле волоча ноги, подошел к двери. Открыл. У порога стояли два стражника, один как раз чуть отступил, чтобы снова ударить в дверь ногой.

– Цезарь! Скоро полдень, а ты не выходил из спальни. Наш долг…

– Да, я знаю. Со мной все в порядке, беспокоиться не о чем.

Желая остаться наедине со своей печалью, я стал закрывать дверь, но тут увидел, что за спиной стражников стоит Эпафродит, мой секретарь.

– Посланники из Иудеи, они здесь с самого утра, – доложил он и, взглянув на меня внимательнее, спросил: – Сказать им, что ты нездоров?

Они ждали уже несколько лет, я не мог заставить их ждать еще дольше.

– Нет, не надо. Скажи, что я приму их сегодня, но немного позже.

Я позволил своим личным рабам одеть меня, а сам в это время думал, что вот такой и будет теперь моя жизнь. Я стану исполнять свои обязанности, но стена, которую я воздвиг между собой и всеми остальными и которая в результате оттолкнула от меня Акте, никуда не денется. Никто не узнает обо мне правду, никто не сможет мне доверять и тем более – полюбить меня. Отныне я только через искусство смогу без ущерба для себя открыться людям.

* * *

Делегацию иудеев я встретил в самом маленьком из приемных залов. Дни в середине ноября стоят холодные, и я распорядился, чтобы разожгли огонь в жаровнях. В