История Древнего Китая - Джон Грэй

Короткие железные трезубцы прикрепляют к гакабортам{103} джонок, плавающих по рекам и морям Южного Китая. Рассказывая в работе Juventus Mundi о трезубце морского бога Посейдона, мистер Гладстон замечает: «Очевидно, это указывает на некоторую традицию троичности, схожую с той, что все еще прослеживается в разных восточных религиях, отличных от иудейской». Не могу сказать, указывает ли на «некоторую традицию троичности» трезубец, используемый китайскими мореходами в качестве талисмана.

Для предотвращения бедствий над входными дверями домов помещают изображения инь и ян, или мужского и женского начал. Случается, что вместо них используют круглые зеркальца, на раме которых выгравированы мистические эмблемы Ба-гуа. Китайцы склонны использовать такие амулеты, особенно когда опасаются, что находящиеся перед их домом здания не были построены в строгом соответствии с правилами геомантии. Я не раз был этому свидетелем. В Хэнане – предместье Кантона – есть величественные палаты, хозяина которых зовут У. Над палатами возвышается закладная лавка, или башня. Ее выстроили, не сообразуясь с принципами геомантии, и У решили, что теперь члены семьи постоянно будут болеть. Отец семейства задумал купить лавку и снести ее. Но хозяева, естественно, отказались продавать такую ценную собственность, и У пришлось поместить над разными дверями своего дома изображения инь и ян.

В главе, посвященной праздникам, я описал обычай вешать портреты двух китайских генералов на внешних дверях, ведущих в дом. Иногда вместо них вешают изображения Дун Юна и Ци Цзе. Китайские источники рассказывают, что Дун Юн был обитателем некой планеты и славился не только красотой, но и добродетелью. Ци Цзе, или седьмая сестрица, жила на седьмой из семи звезд. Проще говоря, их история повествует о счастливом браке. Веками китайцы вешали портреты этих сказочных персонажей над дверями своих жилищ, чтобы защититься от зла и быть благословленными мужским потомством. Традиция вешать портреты Сань Ду и Хуа Лю или Дун Юна и Ци Цзе на входных дверях домов распространена от Кантона до Внутренней Монголии.

Опишу еще один популярный китайский обычай, хотя вряд ли его можно назвать суеверным. Нередко на внутренних стенах домов или на стропилах, поддерживающих крышу, вешают доски, на которых начертаны этические максимы. Часто это цитаты из писаний Конфуция или Мэн-цзы, например такие: «Очищайте сердца», «Отворачивайтесь от скверны», «Следуйте стезей добродетели», «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». Нередко на досках пишут иероглифы «счастье», «богатство», «долголетие» и т. п.

В доме одного китайского господина по фамилии Ли я видел на стене свиток с увещанием юношам. Такие сентенции весьма напоминают мезузы, которые израильтяне вешали не только на дверях домов, но и в комнатах.

В заключение этой главы скажу следующее. Весьма удивительно, что китайцы, на протяжении веков находившиеся в строгой изоляции, будучи отрезанными от общения с остальными народами не только Великой стеной и обширными пустынями, но и сложным языком, бдительными законами, в использовании амулетов и заклятий имеют так много общего не только с другими азиатскими народами{104}, но и с населением Северной Африки и Восточной Европы, с чьей литературой, законами, нравами и обычаями мы уже давно знакомы.

Глава 18

Благотворительные учреждения и нищие

В Китае, как и в более цивилизованных странах, существуют благотворительные учреждения. Тем не менее нельзя сказать, что в Китае их устраивают из благочестивого стремления к добровольной жертве, свойственного благотворителям христианских стран. Здесь это скорее заслуга, обеспечивающая приязнь богов, чем свободные дары щедрых сердец. Иногда богатые люди тратят большие суммы на благотворительность, надеясь получить от императора титулы и почести. В 1872 году известный банкир по имени Ху Гуанъюн пожертвовал немало денег в пользу пострадавших от наводнения в Тяньцзине. За это император даровал ему титул и ранг провинциального казначея, а также пожаловал первый ранг его родителям. Тогда Ху Гуанъюн пожертвовал на нужды благотворительности еще десять миллионов монет и сразу же удостоился редкой и знаменательной чести – пожалования императорской таблички. Но истина состоит в том, что, как правило, в китайцах мало сочувствия к тем, кто родился нищим или разорился, а также к слепым и пораженным любым другим телесным или душевным недугом. Они считают, что все эти люди серьезно согрешили перед лицом богов в этой или в прошлой жизни. В монастыре в горах Белых Облаков я встретил монаха, страдавшего от дурной болезни. Он обратился ко мне за медицинской помощью, и его состояние возбудило мое живейшее сочувствие. Я уговаривал его уехать вместе со мной в Кантон, где я мог бы поручить его заботам доктора Керра из миссионерской больницы. Услышав о моих намерениях, настоятель отвел меня в сторону и просил не проявлять доброты по отношению к человеку, который, несомненно, в прошлой жизни совершил какой-то чудовищный грех, за что и несет от богов заслуженное наказание. Точно так же особому приговору богов приписывают смерть при необычных обстоятельствах. Во время бури, свирепствовавшей над Кантоном и его окрестностями 27 июля 1862 года, ветром разрушило дом, в котором жил один американский миссионер. К сожалению, этот джентльмен погиб в руинах. Когда его тело, извлеченное из-под обломков стен и балок, несли к кладбищу, от китайцев, стоявших в дверях своих домов, можно было слышать, что насильственная смерть покойного вызвана неуважением, с которым он говорил об одном из главных идолов города в своей проповеди в предыдущее воскресенье. Во время грозы в Кантоне 27 мая 1864 года одного китайского лодочника убило молнией, когда он пересекал реку с женой и детьми. Лодка была повреждена и стала тонуть. Оставшиеся в живых члены семьи, чтобы спастись, уцепились за большую джонку, нагруженную чаем. Команда немедленно оттолкнула их в ярости, отказав в помощи семье, глава которой, по всей видимости, был таким святотатцем, что навлек на себя божье наказание. Если бы трое американских джентльменов, бывших в то время на реке, не оказали бедной женщине и детям своевременную помощь, они бы утонули. Очевидно, китайцы не разделяют взгляды Минуция Феликса, который, защищая христианство, замечает: «Fulmina passim cadunt; sine delectu tangunt loca sacra et profana; homines noxios feriunt, saepe et religiosos»{105}.

В Кантоне, как и в других больших китайских городах, существуют приюты для пожилых и немощных людей обоих полов, для слепых, подкидышей, прокаженных. Все эти здания построены по одному плану. Они представляют собой большие четырехугольные дворы, по сторонам которых находятся ряды келий для обитателей. Управление этими заведениями во всех отношениях гораздо хуже, чем в Европе. Кажется, что в китайских приютах никакого управления нет вовсе. Грязь и неустроенность заставляют иностранного посетителя думать, что жильцы не много выиграли, оказавшись здесь. Иногда эти дома содержат на доходы с налога, которым облагают торговцев солью, иногда – на доходы от домов и земель. Деньги на содержание дома престарелых в Кантоне черпают из первого источника. Но пособие, назначенное для поддержания жизни четырехсот престарелых пансионеров, так мало, что время от времени приходится обращаться за помощью к богатым жителям города и окрестностей. Многие из обитателей этой богадельни уже очень стары, некоторым больше семидесяти лет, а кое-кто и старше восьмидесяти{106}. В центре главного двора стоит храм, посвященный богу Гуань-ди, который, как предполагается, покровительствует жителям богадельни. В том же дворе находится дом врача, в чьи обязанности входит прописывать лекарства больным.

Расклейщик афиш

Кроме того, китайское правительство помогает пожилым людям другим способом. Поскольку соляной промысел – монополия, никому не позволено торговать ею без лицензии эмиссара по соли. Но в каждом уезде для некоторых пожилых людей правительство делает исключение, давая им возможность продавать соль дешевле, чем торговцам с лицензией. Эти бедняки ходят по улицам с криками: «Соль на продажу! Соль на продажу!» – и чаще всего зарабатывают деньги, которых хватает на пропитание их семьям.

Копия описанного выше учреждения – приют для престарелых женщин. В нем стоит храм Гуаньинь, богини милосердия, заботящейся о женщинах и детях.

Обитатели приюта для слепых в Кантоне явно обеспечены хуже, чем пансионеры двух предыдущих учреждений. Помещения, где они живут, обветшали, а часть соляного налога, которую выделяют на их содержание, так мала, что им приходится выходить на улицу и просить милостыню. Обычно каждое утро слепцы группами по шесть-семь человек отправляются за подаянием. Они идут цепочкой, каждый кладет правую руку на плечо идущего впереди, первый же нащупывает дорогу посохом. Войдя в лавку, они начинают бить в маленькие гонги, которые у них с собой, и поют высокими голосами разные песни. Европейский лавочник не выдержал бы такого шума, но китайские лавочники привыкли к нему. В конечном счете им приходится снисходить к просьбам слепых, и они полагают, что лучший способ действий – заставить их ждать подаяния в лавке как можно в большем удалении. В лавке в одно время может находиться только одна группа слепцов, и чем дольше она там пробудет, тем меньше шансов у других получить там что-нибудь еще. Если продавец оказывается глух к шуму незваных гостей, они начинают петь громче и перемежать свои песни нелестными замечаниями. При этом лавочник редко может расщедриться больше чем на медный грош, самую мелкую китайскую монету, или на горсть сырого риса. В конце дня можно видеть, как бедные слепцы плетутся обратно в приют. На плечах у них котомки со скудным подаянием.