Южный полюс - Руал Амундсен

вдоль и поперек. Наверное, мы завтра со всем этим столкнемся». Хотя виденное нами как будто позволяет заключить, что Земля Кармен простирается от 86° южной широты приблизительно до 81°30′ южной широты, а возможно, и дальше на северо-восток, я не решаюсь переносить эти наблюдения на карту. Я ограничился тем, что обозначил область от 86° до 84° южной широты Землей Кармен, а все остальное называю предполагаемой землей. Дальнейшее изучение этого края — благодарная задача для исследователя.

Как и ожидалось, на следующем этапе мы столкнулись с пересеченным рельефом. Три раза мы здесь проходили, не имея достаточно хорошей видимости. На сей раз погода нам благоприятствовала и мы смогли наконец рассмотреть весь район. Беспокойный рельеф начался с 81°12′ южной широты, простираясь с севера на юг не очень далеко, километров на пять. Сколько он тянется в направлении восток — запад, трудно сказать; во всяком случае, насколько хватает глаз. Кругом зияли жуткие провалы таких размеров, что они вполне могли поглотить не один отряд вроде нашего. От этих провалов во все стороны расходились грозные широкие трещины. Кроме того, повсюду высились бугры и стога. Просто чудо, как мы миновали этот участок невредимыми. Мы шли, как говорится, на цыпочках, стараясь проскочить поскорее. Ханссен провалился-таки в трещину, но, к счастью, легко выбрался.

Склад на 81° южной широты оказался в полном порядке. Никаких собачьих следов. И у нас сразу прибавилось надежды на то, что склад на 80° южной широты тоже не пострадал. На 80°45′ южной широты лежал Буне — первая из убитых нами собак. Его жирное мясо собаки съели с огромным удовольствием. На пеммикан они смотрели довольно равнодушно.

Двадцать второго января мы прошли свою последнюю пирамидку. Она стояла на 80°23′ южной широты. Как ни рады мы были, что миновали ее, все же, по чести говоря, не без грусти смотрели, как она пропадает вдали. Мы полюбили, что ли, наши пирамидки и при встрече приветствовали их, будто старых друзей. Сколько важных услуг оказали нам эти немые стражи в нашем долгом одиноком странствии.

В тот же день мы вышли к большому складу на 80° южной широты. Теперь мы все равно что дома… Сразу было видно, что после нас еще кто-то побывал у склада. И точно, мы нашли сообщение лейтенанта Престрюда — начальника восточного отряда — о том, что он вместе со Стюбберюдом и Юхансеном прошел здесь 13 ноября с двумя санями, 16-ю собаками и запасами на 30 дней. Итак, все как будто в отличном порядке!

Тотчас по прибытии к складу мы распрягли собак, и они бросились к тюленьим тушам, которых в наше отсутствие не тронули ни собаки, ни птицы. Впрочем, наши псы явно хотели не столько поесть, сколько подраться. Что ж, повод был стоящий. Они несколько раз обошли вокруг тюленьих туш, покосились на мясо, друг на друга и схватились между собой. Завершив отчаянную потасовку, разошлись и легли около своих саней. На этом складе по-прежнему вдоволь припасов, и он четко обозначен, так что вполне может еще кому-нибудь пригодиться.

О маршруте от 80° южной широты до Фрамхейма столько говорилось, что ничего нового не добавишь. 26 января в четыре часа утра мы вышли к своему доброму, славному дому. Двое саней, 11 собак; и животные, и люди — в отменном здравии.

У дверей дома мы остановились, поджидая отставших. Войдем все вместе! На базе царила тишина, наши товарищи еще спали. Мы вошли. Стюбберюд сел рывком и уставился на нас, как на привидения. За ним проснулись и остальные. Сперва они не поняли, в чем дело, потом посыпались приветствия.

— Где «Фрам»? — естественно, спросили мы первым делом.

Велика была наша радость, когда мы услышали, что все обстоит благополучно.

— Ну, а как полюс? Дошли?

— Конечно дошли, иначе вы вряд ли увидели бы нас.

И вот уже греется кофейник, запах оладий дразнит наше обоняние, как в былые дни. Все были согласны, что в гостях хорошо, а дома гораздо лучше. Наш поход длился 99 дней. Расстояние — около трех тысяч километров.

«Фрам» пришел к барьеру еще 9 января после трехмесячного плавания из Буэнос-Айреса. На борту все было в порядке, но плохая погода вынудила корабль выйти снова в море.

На другой день дежурный сообщил, что «Фрам» приближается. И сразу в лагере закипела жизнь. Шубы на плечи — и запрягай собак! Пусть убедятся, что наши собачки еще не выдохлись. Вот уже слышно, как кряхтит и пыхтит мотор, вот бочка показалась над краем барьера, и наконец мы увидели «Фрам», спокойно и уверенно бороздящий волны.

С радостью в душе я поднялся на борт и приветствовал своих славных товарищей, которые одолели все опасности и лишения и привели «Фрам» к цели, да еще по пути выполнили важную работу. Все улыбались, все были довольны, но никто не спрашивал о полюсе. Наконец у Ертсена вырвалось:

— Ну как, дошли?

Нет, не радость была написана на лицах моих товарищей, а нечто гораздо большее. Я заперся с капитаном Нильсеном в рубке, получил от него почту и услышал все новости.

Три имени захотелось мне выделить после того, как я по-настоящему осознал, что происходило. Имена трех людей, которые поддержали меня в критическую минуту. Я всегда с глубокой благодарностью буду их помнить: король Хокон, Фритьоф Нансен, дон Педро Кристоферсен.

Так как при переходе «Фрама» через 180-й меридиан на пути в Китовую бухту не была изменена дата, все числа в этой главе нужно отнести на один день назад. (Прим. авт.)

На север

Два дня напряженного труда — наконец на судно погружено все, что мы берем с собой. К вечеру 30 января мы были готовы к отплытию. Кажется, в ту минуту нас больше всего на свете радовало то, что мы уже можем идти на север, сделать первый шаг на пути в мир, который скоро начнет ждать вестей от нас или о нас. Но не примешивалось ли к нашей радости немножко грусти? Это может показаться вопиющим противоречием, однако для многих из нас так и было.

Нелегко расставаться с местом, которое долго служило тебе домом, хотя бы даже дом этот лежал на 79° южной широты и был почти похоронен под снегом и льдом. Мы, люди, слишком зависим от того, что называется привычкой, чтобы вдруг рвать со средой, с которой успели свыкнуться, и ничего при этом не чувствовать.