Квентин Дорвард - Вальтер Скотт

— Все это, бесспорно, удивительно, господа, — сказал Кревкер, — но не так удивляет меня, как вы, может быть, думали, ибо во время моей последней поездки в Плесси-ле-Тур всеведущий и всемогущий кардинал де Балю, оскорбленный своим государем, почти перешел на нашу сторону и намекнул мне, что постарается воспользоваться некоторыми известными ему слабостями Людовика и поставить его в такое положение перед Бургундией, что герцог получит полную возможность предписывать королю те или другие условия мира. Но я никак не думал, что эта старая лиса Людовик добровольно полезет в такую ловушку. Что же решили на совете?

— На совете, как вы, наверно, и сами догадываетесь, — ответил д'Эмберкур, — очень много говорилось о чести, об оправдании доверия короля и ни слова о тех выгодах, которые можно было бы извлечь, из этого посещения, хотя, само собой разумеется, все думали именно о выгодах и ухищрялись только, как бы примирить их с соблюдением внешних приличий.

— Ну, а что же герцог? — спросил Кревкер.

— Герцог, как всегда, говорил кратко, но смело, — ответил де Комин. — «Кто из вас, — спросил он, — был свидетелем моего свидания с нашим любезным кузеном Людовиком после битвы при Монлери, когда я был так безрассуден, что с самой маленькой свитой, человек в десять, последовал с ним за парижские укрепления и, таким образом, отдал себя в полную его власть?» Я ответил, что мы почти все при этом присутствовали и что вряд ли кто из нас когда-либо забудет волнение и тревогу, которые он заставил нас тогда пережить. «Ну да, — продолжал герцог, — вы осуждали меня за мое безрассудство, да я и сам потом сознался, что поступил как ветреный мальчишка. А ведь в то время был еще жив мой покойный отец, и, значит, Людовику не было так выгодно захватить меня в плен, как теперь мне завладеть им. Но тем не менее, если мой царственный родич едет к нам с честными и благими намерениями, если он действует сейчас с той же искренностью, с какой действовал некогда я, мы примем его как нашего государя… Если же с его стороны это новый обман, если этим показным доверием он думает отвести мне глаза для выполнения какого-нибудь из своих тайных замыслов, клянусь святым Георгием Бургундским, горе ему!» И, топнув ногой, он закрутил усы и приказал нам садиться на коней и ехать навстречу нежданному гостю.

— Итак, вы встретили короля? — спросил граф де Кревкер. — Как видно, на свете еще не перевелись чудеса! Кто же его сопровождал? И действительно ли его свита была так мала?

— Меньше, чем можно себе представить, — ответил д'Эмберкур, — всего каких-нибудь десятка три шотландских стрелков да несколько рыцарей и придворных, из которых самым блестящим был его астролог Галеотти.

— Это, кажется, один из приспешников кардинала Балю, — заметил Кревкер, — и меня не удивит, если и он, в свою очередь, приложил руку, чтобы толкнуть короля на этот сомнительный политический шаг. А есть при нем кто-нибудь из высшей знати?

— Герцог Орлеанский и Дюнуа, — ответил де Комин.

— Что бы там ни было, а уж с Дюнуа мы попируем вместе, — сказал де Кревкер. — Но ведь носились слухи, что они с герцогом впали в немилость и заключены в тюрьму.

— Да, они оба сидели под арестом в замке Лош, этом восхитительном месте уединения для французского дворянства, — сказал д'Эмберкур, — но Людовик освободил их, чтобы взять с собой, быть может боясь выпустить Орлеанского из-под своего надзора. Из прочей же свиты самыми замечательными можно считать кума Тристана Вешателя с несколькими его подручными да брадобрея Оливье — пожалуй, самого опасного из всех… И все это сборище было так бедно одето, что, клянусь честью, короля можно было принять за старого ростовщика, разъезжающего в сопровождении полицейского отряда, чтобы собирать долги со своих должников.

— Где же ему отвели помещение? — спросил Кревкер.

— Вот это-то самое удивительное из всего, — ответил де Комин. — Наш герцог предложил стрелкам королевской гвардии занять посты у одних из городских ворот и у плавучего моста через Сомму, а королю приказал отвести поблизости дом одного из богатых горожан, Жиля Ортена; но по пути король заметил знамена де Ло и Пенсиль де Ривьера, изгнанных им из Франции, и, вероятно опасаясь столь близкого соседства со своими старыми врагами, попросил, чтобы его поместили в герцогском замке, где он теперь и живет.

— Господи милостивый! — воскликнул Кревкер. — Мало ему, что он вошел в львиное логовище, — он еще кладет голову прямо в пасть льву… Этому хитрому старому политику непременно нужно залезть на самое дно крысоловки!

— Постойте! — сказал де Комин. — Вы, кажется, еще не слышали… Д'Эмберкур вам не передавал остроты ле Глорье?153 По-моему, это самое остроумное из всего, что только было сказано по этому поводу.

— Что же изволила изречь его высокая мудрость? — спросил граф.

— Когда герцог поспешно отдавал приказание отобрать кое-какое серебро для подарков королю и его свите, чтобы преподнести им в виде приветствия, — ответил де Комин, — ле Глорье сказал ему: «Друг Карл, не ломай ты понапрасну свою бедную голову; предоставь мне поднести подарок твоему кузену Людовику, и могу тебя уверить — он будет для него как нельзя более кстати. Я подарю ему мой дурацкий колпак с колокольчиками и мою погремушку в придачу, ибо, клянусь обедней, если он добровольно отдает себя в твои руки, значит, он еще глупее меня». — «А если я не подам ему повода в этом раскаяться, дурень, что ты тогда скажешь?» — спросил герцог. «Тогда, милый друг, придется уж тебе взять мой дурацкий колпак и погремушку, потому что ты будешь самым большим дураком из нас троих». И посмотрели бы вы, граф, как больно задела нашего герцога эта едкая шутка! Я видел, как он изменился в лице и закусил губу… Ну, вот вам и все наши новости, благородный Кревкер. Что же вы о них скажете?

— Скажу, что они похожи на пороховую мину, — ответил граф, — к которой, боюсь, мне суждено поднести зажженный фитиль. Ваши и мои новости — это порох и искра, рождающие пламя, или известные химические вещества, которые не могут соединиться без взрыва… Ну, друзья мои, подъезжайте поближе ко мне; когда я вам расскажу, что произошло в Льежском епископстве, вы, наверно, согласитесь со мной, что король Людовик поступил бы гораздо благоразумней, предприняв путешествие прямо в ад вместо этого несвоевременного визита в Перонну.

Оба вельможи подъехали к Кревкеру и с глубоким интересом выслушали его рассказ о льежских и шонвальдских событиях, не в силах сдержать восклицаний удивления и ужаса. Затем они подозвали к себе Квентина и засыпали его градом вопросов о подробностях смерти епископа, так что молодой человек наконец отказался им отвечать, не зная, к чему клонится этот допрос и какие выводы они могут сделать из его ответов.