Шартрская школа - Коллектив авторов

внимания. Начиная с вещей весьма высоких и желая вывести последовательность моего рассказа превосходнейшим стилем, я не хочу, как раньше, излагать мои объяснения гладкою гладью речей, или профанною новизною речей профанировать профанные вещи, но златыми украшениями скромных речей позлащать скромные вещи и облекать их различными расцветками изящных изречений. Ведь уместно будет украсить позлащенными выражениями окалину помянутых пороков, зловоние пороков усластить медоточивым ароматом речей, чтобы смердение такой кучи помета, излившись в разносящие его ветры, не побудило многих к рвоте тошнотворного негодования. Но иногда, как мы выше сказали, поскольку “речи должны быть сродны вещам, о которых мы говорим”[992], с безобразием вещей должно сообразоваться неблагообразие речи. Однако в последующем рассуждении я намерена простереть мантию благозвучной речи на помянутые чудовища пороков, чтобы грубость выражений не оскорбляла слух читателей и гнусность не находила места на девственных устах».

Тогда я: «Уже голод моего разумения, острота пылкого понимания, пылкость воспламененного ума, стойкость твердого внимания требуют тобою обещанного».

Тогда она: «Когда Бог пожелал вызвать здание мирового дворца из идеального супружеского ложа Своего предзамышления и мысленное слово, от века Им задуманное о сотворении мира, представить в действительном существовании, как слово материальное[993], словно отменный архитектор мира, словно золотых дел мастер, выводящий изделье из золота, будто изумительного художества искусный художник, будто удивительного создания деятельный создатель, без помощи внешнего орудия, без использования предсуществовавшей материи, без позорного понукания нужды, но одним распоряжением самопроизвольного желания создал изумительный облик мирового чертога. Затем Бог, распределив в мировом дворце разные виды вещей, умирил их, распрей разнящихся родов разобщенные, стройностью правильного порядка, наложил законы, связал постановлениями. И так Он сменил распрю противоречий на мирное дружество[994], соединив лобзаньем взаимной близости вещи, из-за родовой противоположности враждующие, самым своим местом помещенные на противоположных сторонах. Когда таким образом все вещи согласованы были узами незримого сопряжения, множественность к единству, различие к тождеству, разногласие к согласию, несходство к сходству в миротворном возвратилось единении.

После того как вселенский художник одел все вещи обличьями их природ и обручил все вещи друг с другом в законном супружестве соразмерностей, желая, чтобы во взаимно уравновешенном круге рождения и смерти тленным вещам была дарована посредством нестойкости стойкость, посредством конечности бесконечность, посредством временности вечность и чтобы чреда вещей непрестанно длилась в возмещающей череде рождений, постановил, чтобы, запечатленное печатью явного сходства, из подобного выводилось подобное правильной стезей производящего размножения.

Меня же, как вице-богиню, как свою заместительницу, назначил он ставить чекан на различных родах вещей, дабы я, на собственных наковальнях чеканя образы вещей, не позволяла тому, что оформлено, отклоняться от формы, что наложена наковальней, но благодаря моему усердию в работе копия происходила прямо от своего образца, не лишенная никаких даров своей природы. Итак, в трудах своих повинуясь повелению повелителя, как бы чеканя разные монеты вещей в согласии с видом образца, форму образцовую формуя, уподобляя подобное подобному, я придавала отчеканенному облик отдельных вещей. Так, однако, отправляла я сию должность под таинством божественной власти, что руку моего действия направляла длань вышнего могущества, ибо писчая моя трость внезапно сбилась бы с пути, когда б не правил ею перст вышнего Распорядителя.

Но так как я не могла дать отделку столь многим видам вещей без вспомогательной искусности подчиненного искусника и отрадно было мне пребывание в восхитительном дворце эфирной области, где свара вихрей не рушит покоя чистой безоблачности, где нежданная ночь облаков не погребает неистомного эфирного дня, где никакое беззаконство бури не свирепствует, где никакое неистовство буйствующих громов не угрожает, поставила я Венеру, в художных навыках искушенную, подзаместительницею моих работ в мировом предместье, дабы она, под моим предписанием и распоряжением, с прилежною помощью супруга своего Гименея[995] и сына Купидона, трудясь над приданием образа различным земным тварям, сообразно закону подбирая кузнечные молоты под стать своим наковальням, создавала цепь человеческого рода в неиссякающей непрерывности, дабы, руками Парок пресеченная, не претерпела она пагубного разъятия»[996].

Когда в ходе рассказа помянут был Купидон, я вставил в этот рассказ, как усеченный парентезис моих собственных слов, такой вопрос: «О! если б я не боялся оскорбить твою доброту бесцеремонным пресечением твоей речи ловитвою моего вопроса, я хотел бы из твоего описания узнать природу Купидона, которого твои слова затронули кратким упоминанием. Ведь хотя многие авторы под иносказательным покровом изобразили энигматическую его природу, однако никаких следов определенности нам не оставили. Мы читаем, что по опыту влияние его на человеческий род столь мощно, что никто, ни печатью благородства отмеченный, ни достоинством преимущественной мудрости облеченный, ни доспехом мужества укрепленный, ни ризою красоты убранный, ни иными милостями и почестями украшенный, не в силах себя избавить от всемирного Купидонова господства».

Тут она, слегка поведя головою, со словами, сулящими укоризну: «Я полагаю, ты тоже служишь наемником в Купидоновом стане и связан с ним неким братством от задушевной близости. Ведь ты пылко стараешься исследовать безысходный его лабиринт, меж тем как тебе следовало бы скорее внимательно устремлять твое внимание к моему рассказу, сполна наделенному богатством моих мыслей.

Однако прежде чем речь моя перейдет к следующей части, поскольку я сострадаю твоему человеческому бессилию и обязана в меру скромных моих возможностей искоренить мрак твоего неведения; поскольку, сверх того, связывает меня обещание разрешить твои недоумения, то, описывая ясным описанием или определяя уместным определением, покажу я нечто непоказуемое, распутаю нераспутываемое, хотя вещь, не связанную послушанием никакой природе, изысканий разума не терпящую, нельзя запечатлеть печатью никакого описания. Итак, дадим неописуемой вещи описание, неизъяснимой природы выведем изъяснение; пусть явится представление о непредставимом, выступит постижение непостижного, облагороженное, однако, высотою слога:

IX

С миром вражда, с надеждою страх, надежность с обманом,

В смеси с неистовством ум — вот что такое любовь;

Бремя легкое, крах отрадный, драгая Харибда[997],

Неутолимый глад и невредимый недуг.

Алчная сытость, жажда хмельная, услада обманна,

Радость, полная бед, полная радости скорбь,

Сладкое зло, злая сласть, себе горчащая сладость,

Коей хорош аромат, вкус же ее нехорош;

Буря любезная, ночь лучезарная, свет непроглядный,

10 Смерть живущая, жизнь мертвая, милое зло.

Грех прощенья, вина простительная, наказанье

Шуточное, плутовство честное, сладка беда.

Без постоянства игра, постоянное разуверенье,

Прочность зыбкая, твердь шаткая, прочная зыбь.

Мудрость помешанная, безрассудный ум, процветанье

Горестное, и больной отдых, и плачущий смех.

Ад утешительный, рай угрюмый, застенок