Глаза ребёнка - Ричард Паттерсон

— Более или менее.

— Что же вам удалось выяснить на сей счет?

— По словам мистера Ариаса, мать просто обожала его. Он упоминал об этом несколько раз — с некоторой долей гордости.

— Что еще он рассказывал о Соне Ариас?

— Немного. Хотя мне показалось, что он всегда чувствует ее поддержку. — Гейтс помолчала, словно прикидывая, следует ли говорить больше, чем она уже сказала. — В целом у меня сложилось впечатление, что мистеру Ариасу комфортнее в обществе женщин. — Может быть, потому, что женщины понимали его лучше, чем мужчины. Это случается в семьях, где отец жестокий деспот, и ребенок не питает к нему нежных чувств, а мать, напротив, души не чает в своем чаде.

— Что еще вы можете сказать об отношениях мистера Ариаса с его матерью?

Гейтс растерянно взглянула на нее, но тут же потупилась и робко изрекла:

— По-видимому, я должна сообщить вам, мисс Мастерс, что миссис Ариас однажды звонила мне.

— И что же она вам сказала? — изобразив живой интерес, спросила Кэролайн.

— Ее прежде всего волновало, как Рики отзывается о ней и как я оцениваю их отношения.

— И что вы ответили?

— Спросила, знает ли Рики о ее звонке. Когда она призналась, что не поставила его в известность, я как можно деликатнее объяснила ей, что не имею права разглашать третьим лицам содержание своих бесед с пациентами. Наша работа основана на доверии. — Последнюю фразу Даэна особенно выделила.

Кэролайн улыбнулась.

— И что же миссис Ариас?

— Она спросила, сказал ли мне Рики, что это она оплачивает его визиты.

— Он говорил вам об этом?

— По правде говоря, нет. Впрочем, это были не такие уж большие деньги. — Она помолчала. — Я как можно скорее свернула этот разговор. Мне не хотелось в это вмешиваться.

— Вы не могли бы уточнить, во что именно вам не хотелось вмешиваться?

— У меня сложилось впечатление, что миссис Ариас, как бы это сказать, не знает меры. Для нее Рикардо не был отдельной личностью: она расценивала его как часть собственного эго, как воплощение своей жажды любви, своего стремления к самоутверждению. Возможно, мистер Ариас научился использовать это в собственных целях.

— Каким образом это могло отразиться на самом мистере Ариасе?

Гейтс недоверчиво покосилась на Кэролайн.

— Не говоря конкретно о мистере Ариасе, это может найти выражение в гипертрофированном самомнении у ребенка, в его убеждении, что окружающие должны идти навстречу всем его желаниям, в убеждении, которое сохраняется и в зрелом возрасте.

— Ваша честь, — перебивая Гейтс, обратился к судье Салинас, — какое все это имеет отношение к делу? Или мисс Мастерс просто решила устроить нам семинар по проблемам детской психологии?

— Будь то самоубийство или убийство, — молниеносно отреагировала Кэролайн, — вопрос о психическом состоянии и свойствах характера мистера Ариаса имеет самое непосредственное отношение к делу. С позволения Высокого суда я постараюсь придерживаться существа.

Судья Лернер кивнул, давая понять, что Кэролайн может продолжать.

Она повернулась к Гейтс.

— Когда разговор зашел о деньгах, вы упомянули, что речь шла о незначительной сумме. Насколько мне известно, ваш гонорар составляет сто долларов в час.

— Да, это моя обычная ставка. Однако после первых двух визитов мистер Ариас пожаловался, мол, для него подобная сумма слишком велика. — Она помолчала. — Я подумала, что ему важно продолжить сеансы и решила снизить свой гонорар до двадцати долларов в час. Я так иногда делаю для некоторых своих пациентов.

— Он, видимо, не сказал вам, что мать еженедельно присылает ему двести долларов, чтобы оплачивать ваши услуги?

Гейтс молча воззрилась на нее. Кэролайн показалось, что она мимолетно усмехнулась уголком рта.

— Нет, — наконец ответила Даэна. — Он не говорил мне об этом.

— Вас это удивило?

— Нет, — решительно и без тени улыбки ответила Гейтс.

Сам собой напрашивался вопрос: «Почему же?» — но Кэролайн решила не задавать его.

— Ведь вы знакомы с процедурой семейного освидетельствования, верно? На котором настаивала миссис Перальта?

— Да.

— Считаете ли вы, что это было одной из причин, побудивших мистера Ариаса обратиться к вам?

Гейтс сдержанно кивнула.

— Так он мне сообщил. Он попросил меня рассказать ему, что представляет собой процесс освидетельствования.

— Почему его это интересовало? Какой конкретно аспект?

Гейтс пытливо смотрела на нее.

— Помнится, он сказал: «Как бы сделать так, чтобы оно закончилось благоприятно».

Салинас вновь вскочил с места.

— Возражение. Вопрос об опекунстве мистера Ариаса не имеет отношения к теме самоубийства.

— Что вы говорите? — набросилась на него Кэролайн. — Вы, кажется, заявляли, что судебные разборки придавали ему сил. — Она повернулась к Лернеру. — Ваша честь, защита полагает, что данный вопрос имеет касательство к проблеме психического состояния, в котором пребывал мистер Ариас на момент смерти. Я бы хотела развить эту тему.

— Посмотрим, что у вас получится, — произнес Лернер и обратился к Салинасу: — Послушайте, обвинитель, ведь вы сами затеяли эту бодягу. Проявляйте же терпение.

— Мистер Ариас впервые был у вас в июне, так? — спросила адвокат.

— Где-то в середине или во второй половине июня, — ответила Гейтс.

— Иначе говоря, задолго до того, как возник вопрос о якобы имевших место развратных действиях по отношению к Елене?

— Насколько мне известно, это так. По-моему, мистер Ариас впервые упомянул об этом уже после того, как Елена пошла в школу.

— Мистер Ариас не пояснил, что он имел в виду, когда говорил о «благоприятном исходе» освидетельствования?

Гейтс сцепила перед собой ладони.

— Он спрашивал меня, мисс Мастерс, вот о чем: чтобы я перечислила ему те психологически благоприятные характеристики, которыми он должен обладать как отец. А также просил назвать те негативные факторы, из-за которых миссис Перальта могла бы лишиться постоянного опекунства, то есть прав на воспитание ребенка.

— Вы перечислили ему такие факторы?

— Да. По крайней мере, основные.

— И что же это за факторы?

Кэролайн вдруг с удивлением заметила, что Гейтс смотрит на нее, практически не мигая.

— Это жестокое отношение, пренебрежение интересами ребенка, склонность к агрессии и, разумеется, сексуальное злоупотребление.

Салинас хотел уже подняться, но в последний момент передумал.

— Как реагировал на это мистер Ариас? — продолжала спрашивать Кэролайн.

— Точно не помню. — Гейтс задумалась. — Но могу сказать наверняка, что он записал эти факторы на листке бумаги.

Кэролайн отметила про себя, что печальная ирония заключалась в самих словах Гейтс, а не в остававшемся совершенно бесстрастным тоне, каким она их произносила.

— Вы обсуждали непосредственно процесс освидетельствования?

— В мельчайших подробностях. Особенно после того, как миссис Перальта на встречах с семейным консультантом начала настаивать на проведении такого освидетельствования. Мистер Ариас хотел знать все — от «а» до «я». Включая тонкости психологического тестирования.

— Не могли бы вы описать суть этого тестирования?

Гейтс коротко кивнула.

— Основной тест называется «принстонский показатель личностных характеристик», или ППЛ.[32] Тестируемому предлагается ответить — односложно: «да» или «нет» — на более чем пятьсот вопросов, цель которых установить особенности характера человека. Вопросы построены таким образом, что позволяют точно установить и другое — а именно, когда человек пытается «пустить пыль в глаза», то есть представить себя таким, каким на самом деле не является. ППЛ особенно полезен при диагностике различного рода расстройств самовосприятия личности.

— Мистера Ариаса интересовал конкретно этот тест — ППЛ?

— Да, — по-прежнему не выдавая никаких эмоций, отвечала Гейтс. — Он спрашивал, как правильно отвечать на те или иные вопросы теста.

— И что вы посоветовали ему?

— Сказала, что здесь я ничем не могу помочь ему.

— Вам известно почему он так беспокоился об этом?

Кэролайн показалось, что Гейтс как-то странно неподвижна.

— Мистер Ариас признался, что хотел бы иметь некоторое преимущество. Но он также обмолвился, что его жена назвала его ненормальным. Похоже, это обескуражило его.

— Вам известно почему?

— Нет. — Гейтс задумалась, как будто что-то припоминая. — Но мне известно, что он был весьма зол на нее.

Кэролайн подошла к ней ближе, встав таким образом, чтобы иметь возможность видеть скамью присяжных.

— В чем это выражалось? — спросила она.