Прямые пути - Алексей Дуров

— Даже от командующего армией?!

— Он командующим стал, потому что никого главнее не осталось, перебили всех. И это в другом мире, и враги все переходы позакрывали. Колдовством.

Леск медленно поежилась:

— Целое войско? Может быть им можно как-то…

— Чистая душа, — усмехнулся Рес, глядя на жену. — Не нужно уже им помогать — они нашли прямой переход. К нашим, на Горькую.

— Повезло!

— Только у них в войске дворяне были и не оценили везения. Наши им предложили разоружиться, а они ни в какую.

— Почему?!

— Говорят: «Не верим побережникам». Как будто кто другой толпу вооруженных имперцев к себе пустит, если можно не пускать. А в том войске еще и вольники были. Хотя они согласились разоружиться. Ну, наши им подсунули какого-то рыбоеда, чтобы подсказал, как пройти другим переходом…

— Откуда ты знаешь, что подсунули?

— Догадываюсь! Оно, может, ненадежным кажется, но это нам, а у рыбоедов свои представления. Наспор переплывают реку с крокодилами, а потом объясняют, что никакой опасности, если не поднимать волну.

— Почему ты считаешь, что кажется ненадежным?

— Так ведь… Так, надо с самого начала рассказывать.

Скомканый вышел рассказ — слишком много приходилось Ресу чувствовать вместо Тарджи. Ужас, тошноту, жалость. Кое-как добрался до конца. От себя добавил:

— А к побережникам он не как Панх и Квирас относился. Совсем не так. Признавал, что наши чувствительней, что дерутся и торгуют хорошо, а в остальном — ни вражды, ни дружбы.

— Может быть, дело в том, что он ничего не боялся? Панх и Квирас боялись наших.

— Нет. Даже и не знаю, как сказать. Те изначально считали, что наш народ — не такие, как все, как будто отдельно от всего человечества. А Тарджи считал — люди, как люди. Если и со странностями, то им причина найдется. Вот дворяне имперские, те точно со странностями. Уперлись чего-то… Вот, в кого вселяться надо было! Точнее — просто надо, теперь уж никак.

Леск неуверенно покачала головой:

— Может быть, достаточно? Будем считать, что попробовали и ничего не получилось.

— Боишься, что сопьюсь? — хохотнул Рес.

— Боюсь, что тебе понравится лазить по чужим душам!

— Вот этого уж точно можешь не бояться. Не нравится мне, но надо же все выяснить! Давай так: этот раз последний. Если даже от высшего имперца ничего важного не узнаем, значит не судьба.

Леск усомнилась, пришлось напомнить ей, кто здесь посредник.

Он кружил над озером расплавленного камня, наслаждался тем, как прохладные восходящие потоки омывают каждое волоконце его тела. Время от времени позволял легким вихрям закрутить и смять себя, потом неторопливо расправлялся. Было время, он и представить себе не мог, что есть на свете это озеро, что можно почти бесконечно парить, не приближаясь к другим разумным. Разве что захочешь обменяться какими-либо знаниями или умениями. Раньше в его существовании только и было, что всегда горячая каменная поверхность и надежда на ветер — что он будет не просто катить или волочить, а поднимет. Тогда можно хоть немного расправиться, распутать волокна своего тела. А дальше — как повезет, может быть, ветер аккуратно опустит на камень, может, ударит с силой и снова все запутает. Может выйти совсем плохо: столкнет с другим разумным — тогда волокна перепутаются и разумы соединятся, а они крайне редко подходят друг другу. Придется воспринимать чужие, часто неприятные и не так уж редко враждебные мысли. И ждать ветра, чтобы разделиться, иначе никак. Но, не случайся подобные встречи, не удалось бы узнать о других мирах, о способах и возможностях присоединяться к чужим сознаниям, не сплетаясь волокнами. Как это сделать в другом мире — пришлось изобретать самостоятельно.

Получилось не с первого раза. Да и когда получилось, нельзя было считать удачей — сознание попалось слабое, почти лишенное разума. Скорее всего, в тот первый раз попалось животное — но кто мог предположить, что в других мирах живут неразумные существа? То первое сознание быстро погасло — вероятно, своим вторжением он что-то нарушил, и животное погибло. Все же удалось уловить: совсем другой способ существования. Тело существа — не спутанный комок прочных волокон, способный ощущать только то, к чему прикасается. Подвижное, чувствительное — оно могло воспринимать свет, тепло, холод, прикосновения, какую-то дрожь. В то же время, волокна позволяли узнавать об окружающем мире гораздо больше, если научишься правильно разгадывать ощущения с них всех одновременно. Что особенно не понравилось у чуждого существа, так это способность испытывать боль и голод.

Пробовал еще. Целенаправленно искал сознания сложные и вскоре нашел — драконье. Был немедленно и равнодушно отторгнут. Дракон попался старый, не первая потусторонняя сила пыталась влезть к нему в душу, пожалуй, и не заметил, как защитился.

Нужно было искать что-то среднее между совсем простыми существами и высокоразвитыми, как драконы. Нашлись — люди. Разумны, но на удивление просты и грубы. Большая часть мыслей — о еде, немного меньше — о плотской любви, до сих пор непонятно, почему. Очень ограниченные существа, вероятно потому, что смертные.

Несмотря на простоту, грубость и ограниченность, люди оказались непонятными, непредсказуемыми. До сих пор трудно их использовать в своих целях, а тогда, поначалу, неудача следовала за неудачей. Когда впервые перехватил управление человеческим телом, то вскоре оно погибло. Всего лишь проверял, как тело движется, но это очень не понравилось другим людям, напугало их. И они набросились с оружием. Второй раз решил действовать осторожнее — захватив тело, не двигался совсем. Но и это напугало других людей — схватили, связали и причинили такую сильную боль, что он не выдержал и покинул захваченного. Стало ясно, что среди людей нужно вести себя, как все они. Попробовал — не удалось. Захватив тело, пошел, куда все, но люди начали издавать звуки — их способ общения. Вопросы задавали. Он тогда попытался использовать память захваченного человека, чтобы ответить, но люди разглядели по выражению лица, голосу и другим признакам, что у человеческого тела поменялся хозяин. Схватили и связали, он сбежал, не желая чувствовать сильную боль.

Стал действовать еще осторожнее — поселившись в чужом теле, не перехватывал управления, только наблюдал и накапливал знания. Видел свои ошибки, пытался снова. Каждый раз неудачно — привлекал внимание незначительными, вроде бы, действиями. То зайдет с оружием в чужой дом, то попробует на вкус камень, то скажет что-то не то. Каждый раз сбегал, не дожидаясь боли. Однажды ступил на такую надежную с виду поверхность, провалился сквозь лед и утонул в холодной воде, очень неприятно было. Даже просто наблюдать не всегда получалось — подселился как-то в побережника, а тот, благодаря обостренной чувствительности, понял, что уже не один в собственном теле, и пошел к колдунам. Обошлось без боли — напоили одержимого сонными зельями и читали заклинания. Едва удалось сбежать, не оказаться пленником какой-то маленькой вещички. До сих пор опасается людей побережья — их чувствительности, неистощимых хитростей. Другой захваченный — из южного народа песков — тоже обнаружил в себе чужое присутствие, но обращаться за помощью не спешил, колдуны его народа в первую очередь боролись с демонами, это у побережников спасали одержимого. Тогда впервые удалось пообщаться с человеком напрямую и долго. Много нового узнал.