Восьмой зверь - Владимир Ильин

Не такое уж хитрое дело — передвинуть полный бокал взамен пустого, объявить очередной тост, за который непременно нужно выпить, пригубить свой сосуд одновременно с полным глотком соседа. Увы, легкое вино не могло дать всех ответов, сорвать маски, разбить актерскую игру, если таковая была. Поэтому я позволил себе подлить в бокал учителя немного спирта из фляги.

Содержимое «эликсира правды» пошло под незамысловатый тост за успех дела и было выпито полностью, залпом. Он замешкался, уловив некую неправильность в том огненном потоке, что прокатился по желудку, — однако беседа увела его мысли в сторону. Новый тост прошел уже без заминки. Густав распробовал коктейль и третий тост поднял уже сам — покрасневший, с веселым блеском в глазах, он пил за молодость и удачу. И молодость отвечала ему улыбками, не забывая подливать чудесный напиток. Под веселье, шутки и перемигивания удалось вытащить из Густава обещание повторить то диковинное заклинание и обучить ему кого-нибудь из нас. Не уверен, что завтра он что-то будет помнить, но это и не суть важно — если что, невесты подтвердят.

Через полчаса беседа сменилась монологом — монотонным, тяжелым, правдивым. Мастер жаловался на жизнь, обращаясь к лакированной поверхности стола, — там, в смазанном отражении огоньков люстры, он видел своего собеседника, забыв о нас. Храмы переживали не лучшие времена, новых учеников готовили убивать, а не лечить, а старые не решались сделать шага на новую ступень мастерства. Их было сложно осуждать — возраст давал свое, ухудшая память и гибкость рук, в таком состоянии изучать магию жизни было смертельно опасно. Как и с прочими сложными заклинаниями, неверный пасс мог убить пациента, но куда вернее — он убивал бы самого целителя. Древние заклятия не привечали неумех, жестоко карая за любую небрежность.

А ведь грандмастера храма не вечны. Скоро к одной проблеме — недостатку учеников — добавится вовсе не решаемая — отсутствие учителей. С гибелью которых уйдут бесценные знания.

Иногда он выныривал из флегматичного повествования, ловил взгляд любого из нас и, заплетаясь языком от выпитого, с яростным отчаянием описывал, что может погибнуть вместе с грандмастерами, пока храм играет в войну. Вырастить глаз, прирастить руку или создать новую. Вытащить из-за грани смертельно раненного, вывести отраву из тела, будь она обычной или магической. Свести на нет эпидемию, исправить пороки тела и разума. Храмы знали и могли научить многому, но дальше определенной ступени не ступал никто — к тому моменту у мастера уже были власть, деньги и уважение, а идти дальше, рискуя достигнутым только ради всеобщего блага или парочки чужих жизней, дураков не было. На фоне таких возможностей бросать двух перспективнейших — меня он не считал — учеников в самое пекло войны он полагал невероятным безумием, чудовищной растратой.

Вскоре Густав отключился, заснув прямо на столе: еще одна порция эликсира оказалась лишней. Но уже услышанного хватило, чтобы за столом установилась задумчивая тишина под мерный храп наставника. Не могу сказать, о чем думали невесты, — быть может, мечтали занять место на вершине храмовой иерархии, в богатстве и безопасности. Совсем скоро уйдут в сторону все их проблемы и беды, уступив место устроенности и уважению. Или как бывает в сказках, когда герой побеждает злого колдуна?

В жизни все не так. И уж тем более ничто в этом мире не зависит от светлых надежд одного-единственного храмовника. Пусть даже он сотню раз искренен, пусть все его слова правдивы, храм не может оставить таких свидетелей, как мы, в живых. Как он сказал? Если кто-то узнает о роли храма в перевороте, уничтожат каждого второго — от послушников до грандмастеров. Станет ли целая организация рисковать ради пары новых послушников? Не станет.

Повелителю мы тоже станем не нужны. Кто даст гарантии, что его противники не прознают об истинном авторе столкновения между семьями дома? Общий враг объединяет куда крепче общей цели. Даже если покинем город и постараемся вести себя тихо — нас найдут. Рано или поздно Повелитель решит подчистить все следы, ибо для официальной истории живые свидетели опасны.

Потому сегодня же в порт уйдет письмо — пусть капитан готовит корабль к отбытию. Еще два письма — для няни и офицера, с деньгами и рекомендациями по их использованию. К тому дню, как все уляжется, мой квартал должен быть восстановлен.

На следующий день после застолья наставник принес нам горстку амулетов, накидок и поясов. Разных расцветок, они были облеплены драгоценными камнями так плотно, что я бы побоялся нести с собой такой груз без охраны.

— Вещи подотчетные. — Он деловито раскладывал вещицы на три равные кучки. — Не терять и вернуть в целости.

Тысячи слов не заменят поступка. Глядя на спокойные движения наставника, я впервые начал ему верить. Но по-прежнему не верил тем, кто за ним стоял.

Повод напомнить обещание выдался совсем скоро — Густав повел нас учиться пользоваться тем, что он нам принес. После часа отработок, с одновременными и попарными включениями и отключениями магии в одежде и украшениях, а также строгих поучений, что ни в коем случае нельзя включать некоторые амулеты вместе — ибо действовали они в разных направлениях, одни удерживая, вторые отталкивая угрозу, — представился удобный случай перевести занятия в беседу. Уж слишком умаялись, повторяя сотни раз одно и то же. С объявлением перерыва девушки предпочли устроиться на траве, я же направился к наставнику.

— Мастер, вы обещали, — с укоризной, будто уже услышал отказ, протянул я.

— Зачем тебе это, парень? — Густав качнулся с пятки на носок, глядя на горизонт. — Ты даже не маг.

— Это красиво, — нашелся я, не соврав ни капли.

Пусть думает, что деревенский паренек влюбился в танец рук.

— Пойми, даже если ты выполнишь его верно, этого заклинания нет в ученическом браслете, — скучным голосом поведал он. — Ничего не получится, понимаешь? Даже травинка не шелохнется.

— Нет, я про то, как вы это делаете, — замотал я головой. — Руки, жесты… Оно отличается от обычных, понимаете?

— То есть? — заинтересовался он, повернувшись ко мне.

— Остальные заклинания — они другие. Рациональные, — попытался я сформулировать свои впечатления. — Прямые линии движений, одинаковый ритм смены рун и знаков.

— А с этим что не так?

— Оно как… Я в театре был, там мужик с палочкой…

— Дирижер, — поправил меня Густав.

— Ага. Как он — словно управляет музыкой. А потом, как… Будто муж пришел ночью домой, а его жена не пускает на порог. И он стоит возле двери и грозит, не в силах ничего сделать.