ОКО ЗА ОКО Этика Ветхого Завета - Кристофер Райт

Я прошу беззакония их и грехов их уже не воспомяну более.

Иезекииль также видел, что изменяющая сила Бога заменит каменные сердца, зачерствевшие во зле, сердцами из плоти, возрожденными и исполненными Духом его (Иез. 36, 25–27; 37, 1–14).

И вновь именно псалмопевец наиболее глубоко раскрывает значение покаяния, прощения, а также нравственной свободы и радости, которые являются его результатом. Автор Пс. 24 и 31 молит о прощении грехов, во втором случае после серьезного обличения и исповеди. Оба псалма связывают опыт прощения с надеждой на нравственные личные изменения и этическое руководство со стороны Бога. Именно раскаявшегося и прощенного грешника Бог делает способным жить согласно его воле:

наставляет грешников на путь,направляет кротких к правде.

Ты снял с менявину греха моего.Вразумлю тебя,наставлю тебя на путь,по которому тебе идти…

Возможно, никто не знал этого лучше Давида. Хотя Давида можно назвать «мужем по сердцу Бога»,[308] он, тем не менее, опустился до обмана, жестокости, похоти и зла. Как царь, он должен был служить нравственным руководителем своего народа, подавая пример и наставление. Но как такая испорченная личность могла вести других? Только благодаря сверхъестественной благодати прощающего, очищающего, обновляющего Бога:

Сердце чистое сотвори во мне, Боже,и дух правый обнови внутри меня…Тогда научу беззаконных путям Твоим,и нечестивые к Тебе обратятся.

Нравственную силу прощения обсуждал Стэнли Хауэрвас (Stanley Hauerwas), еще один ученый, подчеркивающий важность повествовательной традиции в Библии для формирования этической жизни общины и, в то же самое время, этической жизни человека:

Нравственное использование Писания содержится исключительно в силе Бога помочь нам помнить его истории для постоянного руководства в жизни нашего сообщества и жизни людей… Повествование Писания не только «показывает характер» (Бога), но показывает общину, которая способна организовать свое существование в соответствии с подобными историями. Иудеи и христиане верят, что это повествование делает не что иное, как показывает характер Бога, и тем самым помогает нам быть народом, который соответствует данному характеру…

Вопрос нравственной значимости Писания, таким образом, превращается в вопрос о том, каким сообществом должна быть церковь, чтобы быть способной сделать повествование Писания центром своей жизни…

Писание обладает авторитетом для христиан, потому что они как прощенный народ узнали, что должны быть способными прощать (что отделяет нас от мира, живущего жаждой власти, и не нуждающегося в прощении)… Быть сообществом прощенных означает быть тесно связанным с общиной, которая поддерживается повествованиями из Писаний, поскольку эти повествования делают не что иное, как являют Бога, природе которого свойственно прощать[309].

Но давайте предоставим заключительное слово Исайе. Ведь именно тому народу, который он обвинял в том, что он исполнен кровью беззакония и угнетения, народу, чье поклонение наводило тоску и вызывало отвращение Бога, пророк сделал удивительное приглашение прийти к Божьей спасительной рассудительности:

Тогда придите — и рассудим,говорит Господь.Если будут грехи ваши, как багряное, —как снег убелю;если будут красны, как пурпур, —как волну убелю.

Но за этим спасительным словом евангелия сразу же следует неотвратимый нравственный вызов

Если захотите и послушаетесь,то будете вкушать блага земли;если же отречетесь и будете упорствовать,то меч пожрет вас:ибо уста Господни говорят.

В той же Книге Исайи мы находим великое видение о том, что в конечном итоге сутью искупления будет не место или объект, а личность, слуга Господень. Мы встречаем эту таинственную личность в кульминационном описании его отвержения и триумфа (Ис. 52, 13 — 53, 12), переживающего искупительные страдания не за свои грехи, а за наши. И эти страдания не будут напрасны, потому что

Господь возложил на Негогрехи всех нас…Но Господу угодно было…сделать Его жертвой умилостивления…

Это ветхозаветная Голгофа. Здесь же важнейшее основание для единства евангелия и этики, веры и жизни в обоих Заветах; а именно — суверенная благодать и милость Бога. Ведь крест Мессии — это врата не только в жизнь, но и к образу жизни.

Дополнительная литература

Birch, Bruce С, Old Testament Narrative and Moral Address', in Tucker, Petersen and Wilson, Canon, Theology and Old Testament Interpretation, pp. 75 — 91.

_, 'Moral Agency, Community, and the Character of God in the Hebrew Bible',

Semeia 66 (1994), pp. 23 — 41.

Blocher, Henri, The Fear of the Lord as the "Principle" of Wisdom', Tyndale Bulletin 28 (1977) pp. 3–28.

Clements, R. E., 'Worship and Ethics: A Re–examination of Psalm 15', in Graham, Marrs and McKenzie, Worship and the Hebrew Bible, pp. 78 — 94.

Hauerwas, Stanley, A Community of Character: Toward a Constructive Christian Social Ethic (Notre Dame: University of Notre Dame Press), 1981.

Janzen, Waldemar, Old Testament Ethics: A Paradigmatic Approach (Louisville, KY: Westminster John Knox, 1994).

Mendenhall, George E., 'The Relation of the Individual to Political Society in Ancient Israel', in J. M. Myers, O. Reimherr and H. N. Bream (eds.), Biblical Studies in Memory of З CAlleman (Locus Valley, NY: J. J. Augustin, i960), pp. 89 — 108.

Muilenburg, J., The Way of Israel: Biblical Faith and Ethics (New York: Harper, 1961).

Porter, J. Roy, 'The Legal Aspects of the Concept of "Corporate Personality" in the Old Testament', Vetus Testamentum 15 (1965), pp. 361 — 380.

Rogerson, John W., 'The Hebrew Conception of Corporate Personality: A Re–examination', Journal of Theological Studies New Series 21 (1970), pp. 1 — 16.

Wenham, Gordon J., Story as Torah: Reading the Old Testament Ethically (Edinburgh: T.& T.Clark, 2000).

Часть III. Изучение ветхозаветной этики

12. Обзор исторических подходов

Вопрос о том, имеет ли еврейская Библия авторитет для христиан, и как ее следует использовать в этике, был и остается сложным и спорным. Хотя нравственные проблемы современности в некотором смысле являются беспрецедентными, на самом деле за два тысячелетия в христианском сообществе остались принципиально не затронутыми только немногие вопросы. Поучительно (и иногда это смиряет) подумать о великом потоке традиции, к которому мы принадлежим, вместо того чтобы наивно полагать, будто мы первое поколение, столкнувшееся с вызовом, брошенным нам, христианам, Ветхим Заветом. То, что мы изобрели слово «герменевтика», вовсе не означает, что мы первые ломали голову над герменевтическими проблемами.

Эта глава предлагает краткий очерк некоторых ключевых моментов из истории христианского толкования Ветхого Завета. Обширные трактаты ученых древности, средневековья и раннего модерна упущены. Я кратко коснусь некоторых стандартных подходов этического использования Ветхого Завета в ранней церкви, церкви времен европейской Реформации и некоторых современных конфессиональных подходов к библейскому толкованию. В следующей главе я рассмотрю разнообразные подходы к ветхозаветной этике в мире современной науки, особенно те, которые обсуждались в последней четверти XX века.

Ранняя церковь

В своей краткой, но занимательной статье Ричард Лонгнекер (Richard Longenecker) показывает три основных подхода, или традиции, библейской герменевтики (главным образом касаясь Ветхого Завета) в первые столетия церкви, а также влияние этих подходов на протяжении всей христианской истории.[310]

Маркион

Ни одно из произведений Маркиона не сохранилось, поэтому он известен нам только благодаря его оппонентам, таким как Ириней и Тертуллиан. Маркион писал во II веке от P. X., и его отправным пунктом было Послание к Галатам, которое он считал направленным против иудаизма и всего иудейского. Откровение Бога в Иисусе, как он считал, полностью отличалось от иудейского Бога Творца. Таким образом, он видел радикальный разрыв между иудейскими писаниями и христианским Новым Заветом. Еврейская Библия не имеет значимости и авторитета для христиан и должна быть исключена из христианских Писаний, вместе с некоторыми частями Нового Завета, которые он считал серьезно пропитанными иудейскими интересами. Неудивительно, что любой нравственный авторитет Ветхого Завета для христиан отвергался априори. Радикальное отвержение еврейских писаний Маркионом было отринуто церковью. Его нападки, тем не менее, были одним из факторов, что привел к формированию и определению канона христианских писаний, в который вошел и Ветхий Завет.