Собрание сочинений в двух томах. Том I - Довид Миронович Кнут

полюбя», 40

«О чем здоровый думает мужчина», 57 (I)

«О чем сказать: о сини безвоздушной», 69

Озеро («Золотистое озеро»), 11

«Окно на полуночном полустанке», 70

Осенний порт («Корабль уходит в океан»), 86

«Отойди от меня, человек, отойди — я зеваю», 79

Парижский рассказ («Я шел из запыленного предместья»), 126

Письмо («Ты меня никогда не забудешь»), 107

«Подумать только, сколько есть людей», 54

Поездка в Сэн-Реми («Это было третьего апреля»), 115

Покорность («Лежу под Тобою, Господи»), 20

Полночь («Бьет полночь близко на часах лицея»), 83

Портрет («На рваном фоне серого Парижа»), 100

Посвящение («Благая весть с блаженной высоты»), 36

Прогулка («Несложная мучительная повесть»), 104

Противоречья («Остались — собиравшиеся ехать»), 87

«…Протяжный звон песка», 52

«Прочь, с дикой жизнью своею, с делами, с гробами своими», 42

Пустота («Вот в такие минуты совершаются темные вещи»), 99

«Пустынный свет, спокойный и простой», 51

«Пусть жизнь становится мутней и непролазней», 30

«Пыль», 8

Разлука («Вот и все, что на память осталось»), 111

Разлука («Как в море корабли, как волны в океане»), 112

Разлука («Опять над душою полночной»), 113

Расплата («За эту улыбку, за радость при встрече»), 127

«Розовеет Гранит в нежной стали тяжелого моря», 32

Романс («Друг мой прекрасный, надежды слабеют»), 95

Рош-Пина («Звезды светят из синего небытия»), 118

«Сарра», 9

«Словно в щели большого холста», 65

Снег в Париже («Тихо падает снег»), 15

«Снег радости и снег печали», 73

Сон («В зеленой комнате, в неясном освещеньи», 105

Страна («Заходит солнце над той страной»), 108

Счастье («Незаметно наступили годы»), 106

Тишина, 49–50

1. «Сияющий песок у запыленных ног»

2. «Лежат века на зреющем песке»

«Тому дней пять… дней шесть тому назад», 58 (II)

«Ты вновь со мной — и не было разлуки», 63

У Сены («Свинцовый вечер, тоска и одиночество»), 17

«Уже давно я не писал стихов», 81

«Уже ничего не умею сказать», 77

Хайфа, 116–117

1. «Среди бесплодных дел и тучного безделья»

2. «О, бедный Кармил! Гробовые кубы»

Холодно («На мосту фонарь»), 18

Цфат («Бугры горбатых рыжеватых гор»), 119

«Чаять нечаянных прикосновений!», 45

«Я был пылинкою в игре миросмешений», 38

«Я все веселье отдаю — и рад», 48

«Я вышел. Вкруг меня, как по приказу», 33

«Я, Довид-Ари бен Меир», 1

«Я не умру. И разве может быть», 23

«Я помню тусклый кишиневский вечер», 80

ПРИЛОЖЕНИЕ

Ариадна Скрябина.

Стихи (Париж, 1924)

«Моим дыханьем мир мой жив…»

Моим дыханьем мир мой жив.

Какой в душе, воскресшей снова,

Нежданный радостный порыв!

Живу, блаженства нет иного.

На этой сладостной траве

Лежу, как сверженное знамя.

Любовно солнце в синеве

Повисло прямо над глазами.

Пусть это солнце и трава

Исполнятся на век мгновеньем,

Когда вселенная жива

Одним моим прикосновеньем.

«Паденье тела на закованную грудь…»

Паденье тела на закованную грудь,

Как ударяющий по наковальне молот.

Но дух расплавленный не может быть расколот,

Пока сомнения его смертельный холод

Не в силах будет жердью разогнуть.

Был свергнут государь, но жив Наполеон

Великолепием и тяжестью металла.

И не смутит меня паденье с пьедестала,

Познавшую, что ты, как древняя Валгалла,

Погибнешь, мой возлюбленный Сион.

«Мягкостью своих прикосновений…»

Мягкостью своих прикосновений

Сон к земле мое склоняет тело.

Я не раздеру покровов лени,

Что меня покойницей одела.

Ах, цветы в руках моих увяли.

Дух застыл в безмолвных чарах тлена.

Или зори утра не взорвали

Свода моего ночного плена?

«Как на суку повисший плод…»

Как на суку повисший плод,

Зарей насыщен небосвод.

Земли беременное тело

Предчувствием отяжелело.

Мой клич избранников зовет.

«Лобзаньями горячих губ…»

Лобзаньями горячих губ

Манят ночные небеса

Меня в чернеющую глубь,

Где чахнет звездная краса.

Я в силах чистой устоять.

Как вызов брошу гордый взгляд

В телесно-бархатную гладь,

Где звезды блудные горят.

«Тихий вечер прокрался в мой сад…»

Тихий вечер прокрался в мой сад,

И запахло от яблонь и груши.

В бледном небе чуть звезды горят.

Снова боль беспредельная душит.

Наклоняет головки сирень,

Засыпают в траве маргаритки,

И какая-то черная тень

Испугала меня у калитки.

Мой уснувший недвижимый сад

Сторожат у забора крапивы.

В бледном небе чуть звезды горят.

Сердце сжалось — и ждет боязливо.

«Не солнце огненным вином…»

Не солнце огненным вином

Плеснуло в сердце. Взгляд удава

В грудь, опаленную огнем,

Проник томительной отравой.

Дрожу в безвыходной тоске

На легкой ветви робкой птицей.

Где ж меч в воинственной руке,

Победоносная царица?

«И каждый член пронзает гвоздь…»

И каждый член пронзает гвоздь.

Сочится кровь такой струей,

Как будто винограда гроздь

Зажата крепкою рукой

Над брачной чашей роковой.

Кричу в безвыходной тоске:

Лукавый и неверный род,

Как мог на гладкой сей доске,

Где даже желудь не растет,

Созреть такой прекрасный плод?

«Не услышь души моей стона…»

Не услышь души моей стона,

Гордый Бог, Господь Саваоф!

Пусть до горнего в высях трона

Не дойдет мой зов.

Пусть позор моего унынья —

Липкий червь — по земле ползет.

Не услышь меня, Боже, ныне

Со своих высот!

Дуб мой срублен, но я восстану.

Пьедесталом будет мне пень.