Малая психиатрия большого города (пособие для начинающего психиатра) - Самуил Бронин

Наконец, единственный в выборке параноик-графоман, которого мы, после некоторых колебаний, поместили в ту же группу.

Набл.39. Мужчина 55 лет, коренной москвич, русский. Отец — механик на швейной фабрике: «спокойный, выдержанный, немногословный». Мать — портниха, «вздорная, вспыльчивая, но наделенная оптимизмом»; с годами все больше ссорилась с соседями и домашними. Брат — «очень нервный», ушел из семьи, инженер. Сестра также «нервная», постоянно чем-то болеет, жалуется на слабость.

С детства очень подвижной, неусидчивый, увлекающийся. Лет с 12 рисует, ходил в изостудию. Несколько позже, лет в 20, увлекся литературной деятельностью, начал писать заметки и короткие назидательные рассказы в заводскую газету. Увлечения «раздваивались»: тянуло одновременно к спорту, мечтал о подвигах, спортивных достижениях; занимался последовательно теннисом, планеризмом, мотоциклом. Всегда был самолюбив и самонадеян, переоценивал свои способности. После школы и ОЗУ работал слесарем на заводе, здесь активно сотрудничал в многотиражке — то же продолжалось и на флоте, в 25–26 лет. В 28–29 участвовал в боевых действиях, был ранен в обе ноги, получил 3-ю группу инвалидности. С 1942 г. — член партии. После демобилизации работал в должности инженера (без высшего образования) в системе МИД, несколько раз был за границей; в последние годы — инженер в НИИ. Как и прежде, пишет и считает литературную деятельность основным делом своей жизни.

Жалуется на «плохие нервы» с возраста 43–44 лет: начал «сильно расстраиваться» из-за неприятностей — после них надолго портится настроение, чувствует в себе внутреннее напряжение, «несвободность», начинает «болеть сердце», не может ничем заниматься. Врачи находили «сердечный невроз». Связывает эти жалобы с «переутомлением»: ему приходится трудно с 18-летним сыном. Живет с ним вдвоем в последние 9 лет, история его брака и развода неизвестны.

Соседка, знающая его в течение 6 лет, сообщает, что он всегда был человек взбалмошный, холеричный, поспешный в решениях и поступках, все делал чересчур быстро, бросал начатое, затем кое-как, впопыхах доделывал. Неразборчив в еде: постоянно едят с сыном консервы; безразличен к тому, как одет он сам и его сын. Знакомых женщин нет. Все свободное время раньше сочинял роман, хвастался, что получит за него большие деньги, держался снисходительно, с превосходством — как должное принимал то, что соседка, жалея обоих, их обстирывала; молча бросал ей белье в ванну. Когда соседка однажды попросила помочь ей в ремонте, высокомерно отказался, сославшись на плохое зрение. На работе давно на плохом счету. Три года назад его «сократили», после чего не устраивался на новое место в течение 4 месяцев: судился со своим учреждением, обращался во все инстанции с письмами, в которых утверждал, что начальство в институте живет не по средствам, берет взятки, «строит дачи». В институте его, в результате, восстановили и даже оплатили перерыв в работе. Отношения с соседкой испортились после его отказа помочь ей, и она бы пошла на примирение, если бы он со своей стороны сделал такой же шаг, но он вовсе не хочет этого — напротив, находит удовольствие в том, что постоянно ее дразнит, хотя теперь должен делать все своими руками. Ведет себя совершенно неподобающим своему возрасту и положению образом. С утра, например, едва проснувшись, выходит на кухню, куда соседка прокралась тайком, чтоб до его прихода приготовить себе завтрак, скрещивает на груди руки и начинает нараспев декламировать — всякий раз одно и то же, что ему кажется очень удачным: «Красотуля, кривонога!» — неизменно пугая ее этим. Когда соседка возвращается домой, кричит сыну, что к нему пришла «невеста». Поощряет сына вести себя с ней таким же образом — вообще ведет себя с ним несоответственно своему возрасту и отцовству: как с младшим братом.

В комнате не убрано; повсюду: на полу и на столе — валяются радиодетали, железный хлам, открытые консервные банки. Долговязый, худой, выглядит моложе своих лет, порывистый, неспокойный; глядит высокомерно; возбудим, раздражителен. Говорит запальчиво, в ускоренном темпе: о себе — хвастливо, об окружающих — пренебрежительно, о соседке — свысока и без злобы; приглашает врача посмеяться над ее глупостью. По всей очевидности, переоценивает свои литературные способности. Его повести на военные темы, если судить по его пересказу, банальны, но отказ напечатать их объясняет тем, что в них «правда, которую не любят». «Общественники» характеризуют его как в высшей степени склочного, конфликтного субъекта, его невозможно «переговорить» на разбирательствах в товарищеском суде, который уже не раз рассматривал отношения в квартире. Злостный неплательщик квартплаты (С).

Коротко о его сыне:

Набл.40. Юноша 18 лет. Всегда был вяловат, пассивен, малообщителен. В последние годы эти черты усилились, он ленится, плохо учится, чему способствует нездоровая домашняя обстановка. Время проводит с отцом не в каких-то определенных занятиях или играх, а — «так, что делают, непонятно», по словам соседки. В беседе столь же пассивен и неопределенен — от него было невозможно добиться каких-либо сведений. Видя мои затруднения, отец «заржал» и снисходительно посоветовал оставить сына в покое: «все равно ничего не добьетесь» (С).

Дифференциально-диагностические сомнения в отношении отца вызваны мозаичным характером его психопатии. Действительно, этот хронический гипоманиак и злостный неплательщик квартирной платы предстает перед нами то как законченный, неугомонный и непреклонный сутяга, то как непрактичный, вздорный, инфантильный и часто — дурашливый субъект, производящий впечатление «сниженного»: судя по деталям его поведения с соседкой и — что важнее — с сыном, с которым он не соблюдает родительской дистанции. Совокупность этих последних черт шизоидного и латентно-шизофренического ряда «перевешивает» прочие, что и склонило нас отнести это наблюдение к преимущественно шизофренному кругу патологии. Впечатление таково, что и здесь движущей силой психопатии является латентный шизофренический процесс, а кверулирующая эпилептоидия с изначально свойственной ей «моторностью», неуживчивостью, чрезмерной притязательностью утрируется латентной шизофренией, «карикатуризируется» ею. При ближайшем рассмотрении его сутяжничества оказывается, что предмет его далек от чисто материальных притязаний, обычно свойственных эпилептоидам: он добивается и практических выгод тоже, но центр тяжести его борьбы лежит в идеальной сфере. То, за что он воюет, меняется, объекты тяжб второстепенны, первична сама борьба, сохраняющая лишь самую общую мировоззренческую направленность и все более принимающая характер тотальной и «принципиальной» оппозиции обществу. Он одинок в своей борьбе (что также нехарактерно для сутяг-эпилептоидов, ищущих и находящих себе сторонников): единственный его союзник — сын, но и он нужен ему более как зритель, нежели единомышленник и соучастник в склоке.

О сыне говорить с определенностью трудно, но его вялость, безликость, аморфность, пассивность, молчаливость — также подозрительны на присутствие здесь скрытого шизофренического начала.

В) Осложненная шизоидия

Ниже описаны случаи шизоидии, в которых не выявлялось «дефектных» черт психики: в виде характерных изъянов речи, мышления, моторики и мимики и т. д. — но имели место аффективные, неврозоподобные или паранойяльные синдромы, как бы осложняющие исходную шизоидную характеропатию, которая сама по себе выглядела стационарной или только усиливалась или ослабевала при присоединении привходящей патологии. Наиболее частыми из таких «позитивных» «аддитивных» расстройств в таких ассоциациях были хронические субдепрессии. Шизоидия, до того «компенсированная», «благополучная» — с их присоединением делалась рельефнее, «колючее», хотя явных дефицитарных черт по-прежнему не обнаруживала. Такая стабильность фоновой шизоидии была в особенности характерна для хронических субдепрессий пожилого возраста — те же состояния в молодости были, кажется, чаще «чреваты дефектом». Подобные инволюционно-ювенильные пары родителей-детей: с утяжелением симптоматики во втором поколении — наблюдались в нескольких семьях выборки. (Впрочем, какими были родители в молодости, сказать не всегда просто: может быть, некогда и они производили впечатление «процессуально-дефектных», но с течением времени «выправлялись», трансформировались в «рядовые шизоиды», ясно и четко мыслящие и столь же рационально действующие.)

Отец — дочь:

Набл.41. Мужчина 52 лет. Родители — евреи из Харькова. Отец — старый член партии, банковский служащий, уравновешенный оптимист; сейчас ему 80 лет, он хорошо себя чувствует. Мать спокойная, с налетом флегматичности, «не приспособленная к практической жизни»; была замкнутым человеком; умерла в 61 год от инфаркта миокарда.