Интрижка (СИ) - Кристен Эшли

class="p1">— Час, — напомнил Джонни. — Тебе решать.

Он хотел повесить трубку, но услышал взволнованный крик Стю:

— Джонни! Джонни! Джонни!

Он снова поднес телефон к уху.

— Дай мне поговорить с сестрой, — потребовал он.

— Она покончила с тобой.

— Пожалуйста, брат, позволь мне поговорить с сестрой.

Джонни пристально посмотрел ему в глаза.

— Ты зря тратишь время.

Стю почти в отчаянии уставился на него, будто взгляд на Джонни мог стереть все, что он натворил.

Затем он сказал:

— Я изменю свое заявление.

Слава Христу.

Джонни кивнул.

Повесил трубку.

Встал со стула.

Повернулся к Шандре, взял ее за локоть и вывел из этой комнаты и тюрьмы.

Они остановились на ступеньках крыльца и повернулись друг к другу.

— Он изменит свое заявление, — сказал он ей.

Ее плечи расслабились, и у него возникло ощущение, что они расслабились не потому, что теперь она была свободна, а потому, что Стю будет меньше страдать.

Он понимал это. Он так сильно любил Тоби, что если бы Тоби оказался на месте Стю, Джонни чувствовал бы то же самое.

В те часы отчаяния и неизвестности местонахождения Брукса, он этого не понимал.

— Мне нужно идти, — сказал он Шандре.

Она напряглась и, казалось, хотела прильнуть к нему.

— Джонни.

— Дело сделано, Шандра, уезжай из города. Найди свое счастье.

Она покачала головой и торжественно сказала:

— Ты должен знать, как я сожалею обо всем. Серьезно, Джонни. — На ее лице появилась гримаса боли, но это была Шандра. Она многое пережила, слишком многое. Она не так-то легко сдавалась. Поэтому она шмыгнула носом, взяла себя в руки и прошептала: — Обо всем.

— Я знаю, Шандра, — тихо сказал он.

— Я очень тебя любила.

— И это я тоже знаю, — ответил он.

— Не потому… то есть, я знаю, что ты двигаешься дальше, так что не хочу делать это еще более неловким, чем уже есть, что кажется невозможным, но я говорю правду. Я всегда буду любить тебя, Джонни Гэмбл.

Он кивнул и прошептал:

— Ты избавишься от прошлого, начнешь с чистого листа, найдешь свое счастье, найдешь другого, кого полюбишь.

— Возможно.

— Непременно. Просто… — Он набрал в грудь воздуха и приблизился к ней. — Используй наш опыт и в следующий раз сделай все лучше.

Она сжала губы и кивнула, и он вспомнил, что раньше считал это милым жестом. Если у него был шанс, он всегда целовал ее после того, как ее губы расслаблялись.

Это все еще было мило.

И он надеялся, что ее следующий парень тоже будет так думать.

— Береги себя и будь счастлива, милая, — пробормотал он.

— Ты тоже, малыш.

Он посмотрел в прекрасные глаза, в которые, казалось, очень давно считал, что будет смотреть до самой смерти.

Затем улыбнулся ей и ушел.

***

Двадцать минут спустя он зарулил на подъездную дорожку Иззи и увидел, как она раскачивается в плетеном кресле на крыльце, а у ее ног бездельничают три собаки.

На столе рядом с ней стоял стакан с охлажденным напитком, цветные ручки разложены рядом, а на согнутых коленях лежал дневник.

Он знал этот дневник.

Иззи рисовала.

Это была его Иззи. Она не тратила время впустую, с нетерпением ожидая его возвращения, беспокоясь о том, что ему предстояло сделать, в тихом размышлении она с максимальной пользой использовала время, даже если это заключалось в рисовании.

Она должна быть занята чем-то.

Когда он остановил грузовик рядом с ее пыльным «Мурано», собаки помчались к нему, Рейнджер впереди.

Джонни вышел, потрепал всех по холке и медленно направился к Из, не сводя с нее глаз.

Она не сдвинулась с места и не отвела от него взгляда.

Когда он остановился на крыльце в двух футах от нее, глядя на нее сверху вниз, она спросила:

— Как все прошло?

— Он изменит свое заявление.

Она ухмыльнулась.

Этот жест…

Теперь он был чертовски милым.

— Ты можешь что угодно, Джонни Гэмбл?

Он покачал головой и поджал губы.

Ее лицо стало серьезным.

— Как Шандра?

— Если поступит умно, то, наконец-то, будет свободна.

Она серьезно кивнула.

Затем склонила голову набок.

— Пятнадцать минут назад у нас случилась драма, когда Брукс решил, что предпочел бы выдернуть пушистый мех Келли, а Келли решила, что ей нравится ее мех там, где он есть, поэтому она ударила его и зацепила когтями. Царапина длиной около полудюйма, так что ничего страшного, но у него пошла кровь. Брукс был не очень доволен. Адди искупала его и поделилась тем, что некоторые уроки нужно усвоить на собственном горьком опыте. Брукс еще плохо понимает по-английски, но у меня сложилось такое впечатление, что это он понял. Келли все еще обижена.

— Адди права, — согласился Джонни.

— Да, — подтвердила Иззи.

— Из?

— Да?

— Тебе понадобится время, пока нам не исполнится восемьдесят, чтобы усвоить правило?

На секунду она казалась смущенной, прежде чем отложила дневник в сторону, встала с кресла, приблизилась к нему, прильнула всем телом и обвила руками его шею.

— Знаешь, иногда ты и сам можешь поцеловать меня, когда возвращаешься домой, — прошептала она, не сводя глаз с его губ.

— Ты права, — ответил он.

А потом сделал именно это.

***

Иззи

— Это абсолютно, на сто процентов не сработает, — решительно заявила я.

— Ты серьезно? — ответил Джонни, не скрывая, что начинает злиться.

Я вскинула обе руки.

— Да, серьезно. — Я подалась к нему, хотя он стоял в пяти футах от меня перед диваном в своей гостиной/спальне/столовой/кухне (часть нашего спора!) и напомнила ему:

— У меня лошади, Джонни.

— Я заметил, Иззи, — парировал он.

— И они мне, вроде как, нравятся. Мне также нравится, когда они находятся на моем заднем дворе, а не в пятнадцати милях отсюда.

— Из, у тебя три акра. У меня двадцать семь.

Я почувствовала, как глаза расширились от этой новости.

— У тебя двадцать семь акров земли?

— Детка, — прорычал он, — ты должна смириться с тем, что я богат.

Мои глаза сузились.

— У меня не возникло проблем с твоим богатством на прошлой неделе, когда я пришла домой, и ты вручил мне коробку с совершенно новыми нюдовыми Лабутенами.

Его голова дернулась, и брови сошлись вместе.

— Ты называешь бежевый цвет нюдовым?

— Да.

— Это бежевый.

— Это нюдовый, Джонни.

— Господи! — взорвался он. — Мы не будем ссориться из-за цвета твоих туфель, когда мы ссоримся из-за того, где будем жить, когда съедемся.

Этим мы и занимались.

Едва я переступила порог после работы, как мы принялись спорить о том, где будем жить, когда съедемся.