Логово белого червя - Брэм Стокер

Но портному было не до смеха. Осторожно привстав из-за своего укрытия, он негромко позвал:

— Хава!..

Словно от звука его голоса, туман, все это время вившийся вокруг Хавы, закручивавшийся в зыбкие кольца, резко раздался в стороны — как болотная ряска от брошенного камня. Тело несчастной женщины обмякло, она бессильно опустилась на землю. Губы шевельнулись, Арье Фишер услышал произнесенное тающим шепотом:

— Не могу найти… Не помню… — После чего глаза Хавы закрылись и лицо застыло.

Осторожно приложив ухо к ее груди, реб Фишер с облегчением услышал слабые удары сердца: Хава была жива, но находилась в глубоком обмороке. Кое-как взвалив тело жены на плечи — она была женщиной грузной, а сам реб Арье ни статью, ни физической силой не отличался, — портной потащился домой. Несмотря на то что пережитое ночью должно было лишить его остатков сил, ему без приключений удалось добраться домой. Здесь, едва не падая от усталости, он осторожно уложил Хаву в постель, она так и не очнулась, но притом лицо ее теперь было вполне безмятежным, как у крепко спящего человека. И дышала она ровно и глубоко, как дышат во сне.

Зато сам портной уже не имел никаких сил добраться до постели, да и спать ему не хотелось. Так он и просидел остаток ночи на маленькой скамеечке у постели жены.

Под утро Арье Фишер все-таки уснул, привалившись затылком к стене. Сон приснился тревожный и неприятный. Ему снилось то самое заброшеное кладбище, на котором разыгралась ночная сцена. Но был он там один. Освещенный пронзительным желтым светом, исходящим от невидимого источника, он озабоченно кружил среди поваленных надгробий и что-то искал… что-то очень нужное… важное…

Проснувшись, реб Фишер осмотрелся с некоторой тревогой. Но ничего непривычного не обнаружил. В окно проникали солнечные лучи, Хава сонно дышала на кровати. На мгновение портному показалось даже, что все кошмары, случившиеся ночью, всего лишь привиделись ему, почему-то уснувшему на табуретке.

Но едва он взглянул на собственные босые ноги, измазанные засохшей уже глиной и грязью, как стало понятно: все произошло наяву.

Послышался скрип пружин. Хава приподнялась на кровати, зевнула и с сонным недоумением посмотрела на мужа:

— Что это ты здесь сидишь? — спросила она ворчливо. — Вон солнце как высоко поднялось, с минуты на минуту придет закзчик…

Тут взгляд ее тоже упал на босые, покрытые землей ноги мужа.

— Это еще что такое? — брови ее показали высшую степень изумления. — Где ты шлялся без сапог? Совсем с ума сошел?

Она сбросила одеяло и собралась было подняться, как вдруг увидела, что и ее ноги тоже по щиколотку залеплены грязью. Хава растерянно уставилась на это безобразие, потом перевела взгляд на мужа.

— Ты не волнуйся, — сказал реб Фишер. — Просто ты, видимо, приболела. Ночью тебе стало плохо, — я думаю, поднялась температура, — вот ты и выскочила на улицу…

— Ты хочешь сказать, что я бегала на улицу в одной ночной сорочке?! — Возмущению Хавы не было предела. — Да ты рехнулся, что ли?!

Арье Фишер виновато развел руками. Хава решительно встала с кровати и тут же снова села: ноги не держали ее.

— Ох… — слабым голосом сказала она. — Как кружится голова…

Она легла и закрыла глаза.

Нервы Арье Фишера были на пределе, поэтому, когда раздался громкий и требовательный стук в дверь, он сломя голову бросился открывать — как есть, в нижнем белье.

На пороге стоял яворицкий раввин Цви-Гирш Галичер. При виде портного — с всклокоченной бородой, безумными глазами, да впридачу еще и неодетого, рабби Галичер даже отступил на шаг.

— Что это с вами случилось, реб Арье? — изумленно спросил он.

Арье Фишер промычал что-то неразборчивое и чуть посторонился, пропуская раввина внутрь и оттесняя его в кухню.

— Арье, кто это там? — Хава подала голос из спальни.

— Никто, это, ко мне! — крикнул портной. — Извините, рабби Цви… — сказал он полушепотом. — Тут такое…

Спохватившись, он выскочил в свою каморку, оделся и вновь вернулся к раввину.

— Вас не было на утренней молитве, так я заволновался, может, что случилось, решил зайти, проведать, — говоря так, рабби Цви-Гирш пристально смотрел на Арье Фишера. Не выдержав, тот отвел взгляд.

На протяжении по меньшей мере десяти лет он не пропустил ни одной утренней молитвы, приходил затемно — с ватиким, самыми уважаемыми членами общины. Сегодняшняя ночь выбила его из привычной колеи.

— Да-да… — пробормотал он. — Да-да…

— У вас действительно что-то произошло, — с нажимом произнес рабби Цви-Гирш. — Не мое дело вмешиваться в чужую жизнь, не хотите — не рассказывайте. Но, может быть, вам нужна помощь?

Взглянув в темное морщинистое лицо раввина, казавшееся в обрамлении белоснежной бороды почти черным, портной решился.

— Я не знаю, что это было, — сказал он. — Но… рабби Цви, мне очень страшно… — Оглянувшись на дверь спальни, он продолжил, понизив голос: — Похоже, у моей жены что-то не в пордяке с головой, рабби. Сегодня ночью она вдруг убежала из дому. Мне с трудом удалось ее вернуть. Сейчас она ничего не помнит. Говорит, голова кружится. У меня у самого… — Он махнул рукой. — Я слышал, что есть такая болезнь — от луны, говорят. Когда люди во сне начинают бродить. Вчера как раз было полнолуние.

— Убежала из дома? — удивленно переспросил рабби Галичер. — Ночью? И ничего не помнит?

— В том-то и дело, рабби, — горячо зашептал реб Фишер. — Она бежала так быстро, что я едва-едва ее нагнал! Знали бы вы, где… — Шепот его упал до почти беззвучного. — На старом кладбище, рабби, что-то она там искала, уж не знаю, что…

Брови раввина сдвинулись у переносицы.

— Ну-ка, ну-ка, — сказал он, тоже понижая голос, — ну-ка, реб Фишер, расскажите подробнее! Что же это ее занесло на старое кладбище?

Путаясь и сбиваясь, портной рассказал о кошмарной сцене у развалин беттохора.

По мере рассказа лицо раввина мрачнело. Дослушав до конца, он глубоко задумался. Его суровый вид перепугал портного не меньше, чем воспоминание о ночном происшествии.

— Что? — тихо спросил он. — Что скажете, рабби?

Рабби Галичер покачал головой.

— Ох, боюсь, луна тут ни при чем, — ответил он хмуро. — Как бы не случилось с вашей женой куда большее несчастье, реб Арье. Вы можете рассказать, что было накануне? Вечером? Что-нибудь непривычное, странное?

— Накануне? — Реб Фишер немного подумал. — Да нет, вроде бы… Прогулялся по берегу, вернулся… — ему не хотелось говорить о детских, как ему казалось, страхах, охвативших его у реки. — Да, поработал немного. Но недолго. У меня раскололся камень: я его приспособил под утюг, но нечаянно плеснул холодной воды, а он как раз был очень раскаленным…