Мари-Бланш - Джим Фергюс

— Мистер Джексон? — обратился герцог к шоферу. — Скажите, вы всегда жили в Гэмпшире?

— О да, ваша светлость, — отвечал шофер, и в зеркале заднего вида я заметила по глазам мистера Джексона, что он тоже ошеломлен и взволнован, ведь ему выпал редкий случай вступить в разговор с пассажирами, тем паче с французским герцогом. Подобно всем хорошим шоферам, мистер Джексон был крайне осторожен, обладал безупречными английскими манерами и никогда не заговаривал с пассажирами, если к нему не обращались. — Я здесь родился и вырос, сэр, как и мои родители и деды.

— Отлично! — сказал герцог. — Одна из величайших радостей жизни — иметь место, которое называется родным домом. Я сам недавно вернулся домой, знаете ли, после службы во французской кавалерии, в Одиннадцатом кирасирском полку. И как только сошел с поезда в Туаре, меня охватило потрясающее чувство уюта и подлинности родного дома. Ощущение, что ты дома в этом городе и в этом департаменте, что этот край в моей крови, а я — в его. Думаю, вы понимаете, о чем я говорю, мистер Джексон.

— Да, ваша светлость. Прекрасно сказано, с вашего позволения. Вы двенадцатый герцог Туарский и глубоко вросли корнями в эту почву.

— О, вам знакомо наше генеалогическое древо, мистер Джексон?

— Мистер Джексон — большой знаток французской знати королевской крови, князь Луи, — вставила я. — Это его тайная слабость!

Герцог рассмеялся:

— Прекрасно, мистер Джексон. Я с самого начала счел вас человеком образованным. И такая слабость весьма безобидна. Можно спросить, что вы знаете о моей семье?

— Что ж, ваша светлость, я могу проследить ваш род до самого Пуату, — сказал мистер Джексон, глаза его светились гордостью, когда он в зеркало заднего вида посмотрел на принца Луи, — и до вашего предка одиннадцатого века, Пьера де ЛаТремуя, если не ошибаюсь.

— Боже мой, мистер Джексон! Вы и правда знаток.

— Вы позволите задать вам один вопрос, ваша светлость? — спросил мистер Джексон.

— Разумеется, мистер Джексон.

— Вы ведете происхождение из длинного рода выдающихся полководцев и воинов, — сказал шофер. — Ги де Ла Тремуй был захвачен в плен под Никополом в тысяча триста девяносто шестом, Жорж — при Азенкуре в тысяча четыреста пятнадцатом, Людовик Второй пал в битве при Павии в тысяча пятьсот двадцать пятом, Шарль Арман Рене де Ла Тремуй героически сражался в Италии в битве при Гуасталле в тысяча семьсот тридцать четвертом… я мог бы продолжить…

— О, вы хвастаетесь, мистер Джексон, — засмеялся герцог. — Я поистине впечатлен. У вас прямо-таки энциклопедическая память. Подозреваю, что вы знаете историю моей семьи лучше, чем я. Пожалуй, вы ошиблись с выбором профессии, вам надо было стать историком.

— Я бы и стал, ваша светлость, но, видит бог, что правда, то правда… я не получил настоящего образования. Но вы ведь знаете, в вашей стране, наверно, дело обстоит так же, люди моего социального класса с детских лет должны зарабатывать на жизнь, к университетскому образованию мы доступа не имеем.

— О, простите меня, пожалуйста, мистер Джексон. Боюсь, во Франции действительно такая же ситуация, и я ее не одобряю. — Герцог казался искренне расстроенным социальной несправедливостью в мире и собственной бестактностью. — Прошу вас, скажите, о чем вы хотели меня спросить?

— Мне любопытно, ваша светлость, в крови ли у вас политика, военная карьера и война? Переданные через века от ваших знаменитых предков? И чувствуете ли вы сами призвание или даже обязанность последовать их примеру и ступить на такую стезю?

— Что ж, очень интересный вопрос, мистер Джексон, — сказал князь Луи. — Я тоже довольно долго задавал его себе. — Он задумчиво помолчал. — Конечно, от мужчин из моей семьи ожидают служения родине в таких качествах. Так было всегда на протяжении столетий, как вы и сказали. До меня у моих родителей родилось четыре дочери, поэтому они, разумеется, очень хотели иметь сына, который бы наследовал отцу, продолжил длинную герцогскую линию. И наконец, к их радости, родился я. Хотя отец служил мне превосходным примером мужественности, каковы были его реальные шансы в семье, где пять женщин? Он скончался, когда мне было всего двенадцать, и воспитывали меня в основном мать и сестры. Думаю, подобное воспитание внушает мальчику несколько иной, более мягкий, пожалуй, даже женственный взгляд на жизнь, мистер Джексон. Я, конечно, сведущ в истории моей семьи и предков, которые, как вы говорите, на протяжении столетий участвовали во многих войнах, кампаниях, крестовых походах и сражениях. И кое-кого из них действительно постигла в этих конфликтах насильственная смерть. Разумеется, я был обязан отслужить на военной службе своей стране, и мой отец ожидал, что я сделаю военную карьеру. Но, говоря по чести, мистер Джексон, я скорее сибарит, чем воин. И как раз сейчас вполне рад, что демобилизовался и имею возможность путешествовать, отдыхать, наслаждаться светской жизнью в Англии и Европе.

Мистер Джексон кивнул.

— Благодарю вас, ваша светлость, — сказал он. — Ответ очень разумный и обстоятельный. Надеюсь, вы извините меня, если я нарушил приличия, обратившись к вам с личным вопросом. Но меня всегда интересовали такие вещи. — Мистер Джексон опять подмигнул мне в зеркало заднего вида. — И человек моего положения не может знать, когда ему вновь представится возможность поговорить с первым герцогом Франции!

Герцог рассмеялся:

— Вам не в чем извиняться, мистер Джексон. Вы оказали мне честь вашим интересом и вашими огромными знаниями о моей семье. Мне очень повезло в жизни, и я рад разделить с вами это счастье.

Вот в такой приятной обстановке протекал наш путь в Херонри тем холодным и хмурым декабрьским днем 1933 года. Я чувствовала себя польщенной, потому что слышала разговор между герцогом и шофером, французом и англичанином, двумя людьми, в корне разными по воспитанию и положению, но тем не менее безусловно уважающими друг друга. Я, тринадцатилетняя девочка, за время этой недолгой поездки много узнала о них обоих. Я осознала, что до сих пор никогда не спрашивала мистера Джексона о его частной жизни. Это было не принято, особенно в те годы и в тех кругах, отчего интерес герцога Луи де Ла Тремуя к шоферу выглядел еще более экстраординарным.

Я чувствовала, что за время поездки мы трое составили некий союз, даже как бы заключили дружбу, и дальше мы ехали в приятном молчании, глядя на зимний гэмпширский пейзаж, вдоль реки Тест, мимо мелких хуторов из живописных коттеджей, крытых соломой. То был один из редких моментов, которые хочется сохранить навсегда. Конечно, никто из нас не подозревал, какие ужасные события ждут нас впереди.

2