Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Булыга Сергей Алексеевич

— Я знаю, — отозвалась она.

— Ни один здравомыслящий человек, знакомый со мной, не поверит, что я сделал вас своей любовницей. Они понимают, что я ни за что не поставил бы под сомнение законность своих детей, рожденных в браке. Кроме того, моя королева должна быть образцом чистоты, подобно Деве Марии.

Сердце Екатерины вновь упало. Она совсем не подходила на роль королевы, какую желал иметь Генрих.

— Я подумал, мы сможем пожениться в конце этого месяца, после роспуска парламента, — сказал Генрих.

Так скоро!

— Как вам будет угодно, — ответила Екатерина.

— А вам, дорогая?

— Конечно! — сказал она, отбрасывая страхи и лучезарно улыбаясь ему.

— Церемония будет скромная, только для нас, — продолжил Генрих. — Моя казна пуста. Надеюсь, вы не станете возражать. О нашем браке я объявлю через неделю или чуть позже, чтобы мы могли насладиться медовым месяцем вдвоем.

— Как хотите. Я всем довольна, — заверила его Екатерина.

На третьей неделе июля Екатерине доставили письмо, написанное незнакомой рукой. Сломав печать, она увидела, что оно от сэра Джорджа Сифорда, знакомого ее бабушки. Он сообщал, что был по делам в Йорке и там встретился с Джоан Балмер, которая отправила ей прилагаемую записку.

Екатерина развернула ее и прочла послание Джоан. Сэр Джон, должно быть, рассказал ей о разводе короля и о слухах, что Екатерина станет королевой. В непривычно многословной манере Джоан желала своей бывшей компаньонке богатства и удачи, о каких только можно мечтать.

«Вы будете достойны этой чести», — написала та, потом от всего сердца пожелала, чтобы Екатерина не забывала о той любви, которую она, Джоан, всегда испытывала к ней, а дальше принялась рассказывать, как перемена фортуны привела ее в жалкое состояние и что теперь она ведет самое ничтожное существование. Невозможно в письме выразить все ее печали, и исцеления им нет, если только Екатерина по доброте своей не найдет какой-нибудь способ переправить ее в Лондон, чего сама Джоан сделать не в состоянии.

Но если Вы напишете моему мужу и распорядитесь, чтобы он привез меня, думаю, он не посмеет ослушаться. Если это можно организовать, я хотела бы быть при Вас до того, как Вы сподобитесь высокой чести. А тем временем, умоляю, приберегите место для меня при Вашем дворе, какое Вам покажется подходящим, так как чем ближе я окажусь к Вам, тем счастливее буду. Я бы написала больше, но не смею отважиться на такую дерзость, учитывая великую честь, которая вскоре Вам выпадет. Но, вспоминая, как Вы всегда были честны, я почувствовала в себе решимость написать это. Молю Вас не забыть о моей просьбе, потому что, если Вы не поможете мне, у меня не останется никакой радости в этом мире. Прошу Вас, если можете, ответьте мне что-нибудь, чем успокоится мой разум; ведь я знаю, что королева Британии не забудет своего верного секретаря, и рассчитываю на Вашу милость.

Сердце Екатерина застучало. Это была угроза, не меньше. Колкое напоминание о ее прошлом, обернутое в самые льстивые слова, этот едкий намек на ее «честность» — экивок в сторону утраченной добродетели и называние себя «секретарем». Время от времени Джоан действительно была чем-то вроде секретаря при ней: она не только иногда писала за нее письма, но и знала ее секреты. Слова бывшей компаньонки были нагружены смыслом. «Я бы написала вам больше, но не смею отважиться на такую дерзость», — что это, как не угроза, напоминание, что ей известно о «шалостях» Екатерины с Фрэнсисом и Гарри? Категоричный, диктаторский тон ее требований и многозначительная подпись были совсем не похожи на манеру, в которой проситель должен обращаться к лицу высшего ранга. И все это выражено в самых дружественных и лестных фразах, так умно составленных, что никто другой, читая это послание, не догадался бы о его скрытом подтексте.

Она долго не отрывала глаз от письма. Послужит ли исполнение просьбы Джоан платой за ее молчание? И не захочет ли она большего? Не станет ли держать свои завуалированные угрозы дамокловым мечом над головой госпожи? Екатерина не смела и помыслить о том, что эта женщина окажется при ее дворе, особенно после такого. Джоан будет постоянным напоминанием о прошлом, которое Екатерина пыталась забыть. Но был ли у нее выбор?

Да, был! Она не позволит, чтобы ее запугивали.

Екатерина взяла перо и чернила и удалилась в свою комнату, где написала короткую записку Джоан, поблагодарив ее за доброе письмо и сообщив, что король уже назначил придворных (неправда), но, если в будущем появится место, она пошлет за ней. Это удовлетворит Джоан или, по крайней мере, обеспечит ее молчание! Твердо решив никогда не посылать за мистресс Балмер, Кэтрин запечатала свое послание.

Сделать предстояло много. Дядя Норфолк заказал новые платья, которые могли бы составить гардероб королевы, но герцогиня настояла, что этого мало. Ювелир миледи часто посещал Ламбет и приносил свои товары поднос за подносом. Когда Кэтрин заколебалась, узнав стоимость некоторых украшений, бабушка улыбнулась ей:

— Думай об этом как о вложении средств, моя дорогая, в ожидании грядущих выгод.

Екатерина надеялась, что король проявит щедрость к ее родным, которые очень на это рассчитывали.

Много часов она провела, сидя в тенистом саду и вышивая сорочки и чепцы. Юные камеристки собирались вокруг, предлагали помощь и все до одной теперь хотели с ней подружиться. Разумеется, они надеялись получить место при дворе. Изабель и Маргарет приехали навестить ее и приложили руки к бесконечному шитью. А июль тем временем неуклонно шел к концу.

Двадцать седьмого числа от короля прибыл сэр Джон Рассел с сообщением, что его величество в сопровождении немногочисленной верховой свиты переезжает во дворец Отлендс, где будет охотиться, и требует, чтобы мистресс Екатерина присоединилась к нему как можно скорее. К ее приезду все будет готово. Он лично проводит госпожу до места.

Екатерина поняла, что означал этот вызов.

— Я еду в Отлендс, чтобы там выйти замуж, — сказала она герцогине.

Та прижала ее к своей плоской груди и тепло поцеловала, воскликнув:

— Благодарение Господу! Ты гордость нашего дома!

Вещи упаковали. Пока их грузили на присланных королем вьючных мулов, Екатерина переоделась в костюм для верховой езды из рыжевато-коричневого дамаста с подходящим к нему беретом, украшенным броским пером. Сэр Джон в восхищении смотрел на нее, когда она спускалась по лестнице.

Герцогиня ждала внучку:

— Прощай, дитя мое. Да пребудет с тобой Господь. Вспоминай нас в своих молитвах и никогда не забывай, что ты — Говард!

Погода стояла угнетающе жаркая, но в каюте барки, которая везла их вверх по реке к Уолтону-на-Темзе, можно было укрыться от палящего солнца, и с воды тянуло ветерком. Ближе к вечеру они сошли на берег, где их уже ждали лошади, и проскакали три мили до Отлендса. Дворец с украшенным башенками гейтхаусом и остроконечными крышами стоял в уединении среди огромного оленьего парка, и Екатерина поняла, почему Генрих выбрал это место для их бракосочетания. Она удивилась громадным размерам и новизне этой королевской резиденции.

Они проехали по горбатому мосту надо рвом и увидели сэра Энтони Уингфилда, вице-камергера королевского двора, который встречал их с приветствиями у гейтхауса. По пути в просторный внутренний двор сэр Энтони рассказал Екатерине, что король приобрел старое дворцовое здание три года назад и с тех пор расширяет его.

— Это только первый из трех дворов, мадам.

Во втором, неправильной формы, оформленном восьмиугольной башней, которая, по словам сэра Энтони, называлась Смотровой, они вошли в королевские апартаменты. Екатерина выразила удивление, что здесь не было главного зала.

— Его величество отказался от него, — пояснил сэр Джон. — Он теперь предпочитает комнаты размером поменьше.