Солярис. Эдем. Непобедимый (сборник) - Лем Станислав

– Действительно своеобразно, – сказал Инженер.

– Ага, грунт, который вынес тот, первый! – вдруг сообразил Химик.

Они остановились.

– Да, но таким способом двутелы питались тысячи лет назад. Теперь в нормальных условиях так никто не поступает. Эти тонкие чаши на равнине – как бы их аккумуляторы продовольствия.

– Это что, живые существа?

– Не знаю. Во всяком случае, они избирательно извлекают из глубины и накапливают вещества, которые служат двутелам пищей. Их много, разных видов.

– Да, очевидно, двутелы должны их разводить, вернее, возделывать, – сказал Химик. – На юге мы видели целые плантации этих чаш. Но зачем тот, который забрался в ракету, рылся в глине?

– Потому что после захода солнца чаши втягиваются под почву.

– Все равно глины было везде достаточно, а он выбрал именно эту, в ракете.

– Может, потому, что она была разрыхлена, а он – голоден. Мы не говорили об этом с нашим астрономом. Возможно, что тот двутел действительно бежал из долины на юге…

– Дорогие мои, идите-ка теперь спать, – обратился Координатор к Физику и Кибернетику, – а мы займемся делом. Скоро двенадцать.

– Двенадцать ночи?

– А как же. Я вижу, вы уже совсем потеряли счет времени?

– Ну, в таких условиях…

Позади послышались шаги. Из библиотеки вышел Доктор. Все испытующе смотрели на него.

– Спит, – сказал он. – Худо с ним. Когда вы вышли, я решил было… – Он не кончил.

– Но ты говорил с ним?

– Говорил. То есть… Понимаете, мне показалось, что это конец… Я спросил его, можем ли мы что-нибудь для них сделать. Для всех.

– И что он сказал?

– Нуль, – медленно повторил Доктор, и всем показалось, что они слышат мертвый голос калькулятора.

– Идите теперь и ложитесь, – сказал Координатор через мгновение. – Но я еще воспользуюсь тем, что мы все вместе, и спрошу вас – будем ли мы стартовать?

– Да, – сказал Инженер.

– Да, – произнесли Физик и Химик почти одновременно.

– Да, – присоединился Кибернетик.

– А ты? Молчишь? – спросил Координатор Доктора.

– Я размышляю. Понимаете, мне еще никогда не было так интересно…

– Понимаю, тебя интересует, как им можно помочь. Но теперь-то ты уже знаешь, что…

– Нет. Не знаю, – тихо сказал Доктор.

Глава четырнадцатая

Часом позже по откинутой крышке грузового люка сполз Защитник. Инженер остановил его в двухстах метрах от стеклянистой стены, сходящейся кверху, словно недостроенный свод, и принялся за дело. Тьма гигантскими скачками убегала в глубь пустыни. Ослепительные гремящие бичи рассекали зеркальную стену, сочащиеся жаром плиты падали на грунт, белый дым бурлил над кипящим песком. Инженер оставлял куски строительного материала остывать и хлестал аннигилятором дальше, вырубая в своде окна, с которых стекали огненные сосульки. В мутной, полупрозрачной оболочке возникали ряды четырехугольных дыр, сквозь них открывались провалы звездного неба. Дым спиралями стлался по песку, в жилах стеклянистого колосса что-то пощелкивало, трещало, обломки затягивал темный жар. Наконец Защитник попятился к ракете. Инженер на расстоянии измерял радиоактивность. Счетчики предостерегающе гудели.

– Пришлось бы ждать минимум четверо суток, – сказал Координатор, – но мы пустим туда Черного и чистильщиков.

– Да, радиоактивность значительна только на поверхности. Достаточно будет сильной струи песка под давлением. А обломки нужно собрать в одном месте и закопать.

– Можно бы загрузить их в кормовой отстойник. – Координатор задумчиво смотрел на вишневый отсвет пылающих развалин.

– Зачем? – удивился Инженер. – Нам это ничего не даст, бесполезный балласт.

– Я предпочел бы не оставлять радиоактивных следов… Они не знают атомной энергии, и лучше, чтобы они ее не узнали…

– Может, ты и прав, – пробурчал Инженер. – Эдем… – добавил он через мгновение. – Ты знаешь, передо мной вырисовывается картина… После того, что рассказал этот двутел-астроном, вернее… калькулятор… жуткая картина…

– Да, – медленно кивнул Координатор. – Какое-то крайнее, потрясающе последовательное злоупотребление теорией информации. Оказывается, она может быть инструментом пыток более чудовищных, чем любые физические мучения. Селекция, торможение, блокировка информации – таким способом в самом деле можно культивировать геометрически точную, кошмарную «прокрустику», как сказал калькулятор.

– Как ты думаешь, они… он это понимает?

– Что значит – понимает? А… ты имеешь в виду, считает ли он такое состояние нормальным? Ну, в определенном смысле, пожалуй, да. Ведь ничего другого он не знает. Хотя он ссылается на их древнюю историю – тиранов, сначала обычных, потом анонимных, – значит, он обладает масштабом для сравнения. Да, наверно, если бы ему не с чем было сравнивать, он не сумел бы нам все рассказать.

– Если апелляция к тирании дает ему возможность вспомнить о лучших временах, то… благодарю…

– А все-таки… Это в некотором роде логичный путь развития. Какой-то очередной тиран, видимо, напал на мысль, что личная анонимность при существующей системе управления будет выгоднее. Общество, не имея возможности сконцентрировать сопротивление, направить враждебные чувства на конкретную особу, становится в какой-то мере морально разоруженным.

– Ах, ты это так понимаешь? Безличный тиран.

– Может, это ложная аналогия, но через некоторое время, когда теоретические основы этой их «прокрустики» сложились, кто-то из его наследников пошел еще дальше, ликвидировал – мнимо, конечно, – даже свое инкогнито, упразднил самого себя, саму систему правления. Конечно, исключительно в сфере понятий, слов, публичных высказываний…

– Но почему здесь нет никаких освободительных движений? Этого я не могу понять! Даже если они карают недовольных, заключая их в автономные изолированные группы, ведь при отсутствии какой бы то ни было стражи, надзора, внешнего насилия возможно индивидуальное бегство и даже организованное сопротивление.

– Чтобы могла возникнуть организация, должны существовать средства взаимопонимания. – Координатор высунул через лаз башенки глазок счетчика Гейгера, треск которого как будто понемногу утихал. – Заметь, что определенные явления у них, вообще говоря, не лишены названия или связей с другими, но и названия и связи, которые выдаются за истинные, – маски. Уродства, вызванные мутациями, называются эпидемией какой-то болезни. То же самое, очевидно, происходит и со всем остальным. Чтобы покорить мир, нужно его сначала назвать. Без знания, без оружия, без организации, отрезанные от других жителей планеты, немногое они могут сделать.

– Да, – сказал Инженер, – но эта сцена на кладбище, этот ров под городом, пожалуй, указывает на то, что порядок здесь все-таки не такой уж совершенный, как хотелось бы этому неизвестному властителю. А как наш двутел испугался стеклянистой стены, помнишь? Видно, не все идет здесь гладко.

Счетчик над их головами щелкал все ленивее. Обломки у стены, окружающей корабль, потемнели, только почва еще дымилась, и в столбе дрожащего воздуха странно покачивались звезды.

– Вот мы решили стартовать, – говорил Инженер, – а ведь мы могли бы лучше узнать их язык. Понять, как действует эта их проклятая власть, которая притворяется несуществующей. И… дать им оружие…

– Кому? Тем несчастным, похожим на нашего двутела? Ты дал бы ему в руки аннигилятор?

– Ну, для начала мы могли бы сами…

– Уничтожить эту власть, да? – спокойно подсказал Координатор. – Другими словами, освободить их силой.

– Если иного способа нет…

– Во-первых, это не люди. Ты не должен забывать, что в конце концов всегда разговариваешь с калькулятором и что двутела понимаешь постольку, поскольку понимает его сам калькулятор. Во-вторых, никто им того, что есть, не навязывал. По крайней мере никто из космоса. Они сами…

– Рассуждая так, ты соглашаешься на все. На все! – крикнул Инженер.

– А как ты хочешь, чтобы я рассуждал? Разве население планеты – это ребенок, который зашел в тупик, откуда его можно вывести за ручку? Если бы это было так просто, Боже мой! Освобождение началось бы с того, что нам пришлось бы убивать, и чем яростнее была бы борьба, с тем меньшим разбором мы бы действовали, убивая в конце концов только для того, чтобы открыть себе путь для отступления или дорогу для контратаки, убивая всех, кто стоит перед Защитником, – ты-то хорошо знаешь, как это легко!