The Intel: как Роберт Нойс, Гордон Мур и Энди Гроув создали самую влиятельную компанию в мире - Майкл Мэлоун

Удивительно, но старый дом – как и пара других, стоявших перед ним, – был побит, но все еще стоял. Однако он тоже был занят незаконными поселенцами. И, пока владелец дома не разобрался с этой проблемой на следующий день, Мария и Андраш провели ночь в «Еврейском доме» из плохого прошлого, находившемся неподалеку.

Мать с сыном теперь настроились на возвращение к нормальной жизни. Не нужно и говорить о том, что вызов был более трудным для Марии, которой теперь необходимо было построить заново жизнь не только свою, но и своего сына. Тем более что теперь она, предположительно, была вдовой. Андрашу же жизнь теперь казалась счастливыми и бесконечными каникулами. Ему больше не приходилось волноваться по поводу немецких солдат или бомбежек, ему не нужно было запоминать второе имя или придуманную историю жизни, и, что больше всего его радовало, его мать решила, что ему не нужно было идти во второй класс до следующего учебного года, до которого еще было шесть месяцев. «Это было так, будто я оказался на бесконечных каникулах». Общительный для своего возраста, способный знакомиться с людьми, с большим количеством свободного времени и крайне недисциплинированный Андраш (как потом Энди признал) стал мальчиком, доставляющим беспокойство.

Мария теперь посвятила все свое время поискам мужа, от которого она ничего не слышала уже два года. Она спрашивала у всех, кого могла найти, и по официальным, и по неофициальным каналам, слышал ли кто о Дьерде. Но нет, ничего не находилось. Когда проходил слух о возвращении военнопленных, она шла на железнодорожную станцию и долго ходила по перрону в надежде увидеть там мужа.

Сын находил ее поведение раздражающим. «Мне было понятно, что она никогда не получит удовлетворяющий ее ответ. Я уже едва мог вспомнить своего отца, и теперь память о нем, и так-то бывшая не яркой, потускнела еще сильнее из-за одержимости моей матери».

Глава 30. Воссоединение отца и сына

В сентябре 1945 года, когда Андрашу исполнилось девять лет, в городе снова прошел слух о том, что венгерских военнопленных освободили из концлагерей, и они ехали в Будапешт на нескольких поездах. Поэтому каждый день Мария спускалась к станции, иногда даже с сопротивляющимся Андрашем… и каждый день возвращалась расстроенной.

Она очень рассчитывала на тайный свист, который они с Дьердем придумали после свадьбы. Его целью было найти друг друга в случае разлуки. Каждый раз, когда Мария была на станции, она напрягала слух, в надежде услышать этот свист. И вдруг однажды, когда военнопленные сходили с поезда и в своей потрепанной одежде волочились мимо Марии, ей показалось, что она услышала этот свист! Она кинулась искать в толпе, в то время как Андраш, который был уверен, что она сошла с ума, ныл.

Однако же внезапно «истощенный мужчина, грязный и в потрепанной солдатской форме» появился у двери вагона. Андраш не знал, как реагировать: «Я был ошеломлен. Это должен был быть мой отец, но я не знал его. Я должен был любить его, но я не был уверен в том, что я испытываю… Мне было неловко, что я был не прав».[198]

Дьердь Гроф побывал в аду – и внешний вид его этому соответствовал. Многие из его товарищей погибли – если не в бою, то от болезни и холода. И Дьердя трудности еще не оставили. В апреле он написал родным письмо, которое они получили только после его возвращения. «Мои дорогие, похоже, что конец будет здесь и мы больше не увидимся. У меня еще одно препятствие – новое заболевание, какая-то кожная язва. Она растет изо дня в день. Лекарства нет. Они не знают, как это вылечить… Похоже, мои старания за последние три года были безуспешными. Все, что я сейчас хочу, – это увидеть вас; знать, что вы живы. Но я уничтожен. Только моя любовь к вам еще дает мне силы, чтобы жить».[199]

Дьердь был готов принять на чужбине жалкую смерть, которая так его и не постигла. В отличие от тысяч других солдат, он жил, чтобы увидеть свою семью. И, как многие, которые пережили все ужасы войны, он не говорил о ней во время долгого восстановления, а также и после него. И только будучи стариком, он рассказал Энди о варварстве, которое испытал на себе в концлагере от литовцев, которые охраняли их там. В своих мемуарах Энди писал: «История, которая впечатлила меня больше всего, была о том, как однажды, посреди морозной ночи, батальон моего отца раздели догола и заставили лезть на деревья, а охранники обрызгивали их ледяной водой и смеялись, когда, один за другим, люди падали с них, замерзшие заживо».[200]

Той осенью и зимой семья Гроф постепенно восстанавливалась и строила планы на будущее. Оставался еще один нетронутый вопрос, и поразительно, что взрослый Эндрю Гроув описывает этот момент в своих мемуарах: его мать сделала аборт. Его родители позже скажут, что они не хотели еще одного ребенка, но читателю мемуаров Гроува трудно не связать это с обстоятельствами предшествующей зимы. Энди всегда был уверен, что это должна была быть девочка. И хоть его жизнь и была наполнена женщинами (минимум женой и дочерьми), та сестра, которую он потерял – последняя жертва его войны, – продолжает преследовать его в мыслях.

Тянулось время тяжелых новостей: многие из соседей и родственников были мертвы. Даже мама Дьердя, бабушка Андраша, погибла в Освенциме. Миллион солдат Красной армии оккупировали Венгрию – один на десятерых венгров, – и хоть война и была закончена, они не намеревались уходить.

В отличие от также оккупированных соседей, Сталин позволил Венгрии проводить свободные выборы. Это было актом пропаганды. Венгрия была подавлена ходом и результатами войны. Миллион жителей убиты (половина из них были евреями, погибшими в немецких концлагерях). Советские войска казнили более половины бывших лидеров венгерского правительства. От инфраструктуры мало что осталось. Электричество, водоснабжение, мосты, дороги и поезда были разрушены или сильно повреждены. Заводы пустовали, и, особенно в Будапеште, был недостаток жилья. Тем временем, несмотря на недостаток бумаги, временное правительство печатало денежные средства в огромных количествах, быстро обеспечивая инфляцию, которая вскоре достигла уровня Веймара (а 60 лет спустя – Зимбабве).

Сталин наблюдал за происходящим и с типичной для него умной жестокостью решил воспользоваться этим актом щедрости, выраженном в позволении проведения свободных выборов. Он знал, что экономика вскоре рухнет, а вину повесят на партию победителей. В конце концов избиратели проголосовали за четырехпартийное коалиционное правительство под руководством партии независимых землевладельцев. Но все знали, что всю власть имела венгерская коммунистическая партия. Ее прикрывала Красная армия, которая контролировала сельские районы и улицы Будапешта.