Россия в войне 1941-1945 гг. Великая отечественная глазами британского журналиста - Александр Верт

тянувшаяся через калмыцкие степи до самого Северного Кавказа; здесь было лишь несколько слабеньких рубежей, которые удерживали в основном румынские войска. На севере на некоторых участках фронта тоже стояли румыны. Румынские войска хорошо сражались под Одессой и в Крыму, однако в начале зимы, когда они оказались в донских степях, их боевой дух сильно упал. Здесь они уже явно воевали не за интересы королевской Румынии, а за интересы Гитлера, и их отношения с немцами были далеко не дружественными. Далее к западу, на Дону, действовали итальянские войска, моральное состояние которых также было не блестящим. Советское командование было хорошо об этом осведомлено и справедливо считало удерживаемые румынами и итальянцами участки фронта самыми слабыми.

Наступление началось в 6 час 30 мин утра 19 ноября артиллерийской подготовкой на широком фронте к северу от сталинградского выступа; через два часа двинулись пехота и танки. Из-за плохой погоды к помощи авиации прибегали мало. За три дня войска под командованием Ватутина продвинулись приблизительно на 125 км, разгромив в ходе наступления 3-ю румынскую армию и несколько немецких частей, спешно посланных для спасения союзников. Несмотря на сильное сопротивление немецких, а также некоторых румынских частей, войска Юго-Западного фронта под командованием Ватутина достигли 22 ноября Калача и там встретились с войсками Еременко, которые осуществили прорыв с юга, где сопротивление противника оказалось менее упорным.

В ходе боев четыре румынские дивизии были окружены и вскоре капитулировали во главе со своим командующим, генералом Ласкаром. Такая же участь постигла и другую окруженную румынскую группировку, которой командовал генерал Стэнеску. Разгром румынской 3-й армии, в результате которого Красная Армия захватила около 30 тыс. пленных, оказал немалое политическое влияние на отношения Гитлера с его союзниками. Прежде всего немцы установили после этого над румынскими войсками гораздо более строгий и более непосредственный контроль.

Войска Сталинградского фронта под командованием Еременко, перешедшие в наступление днем позже, продвигались к Калачу еще быстрее и достигли его менее чем за три дня, опередив, таким образом, войска Юго-Западного фронта и захватив в плен 7 тыс. румынских солдат. Войска правого крыла Донского фронта под командованием генерала Рокоссовского 19 ноября также нанесли удар в южном направлении; часть этих войск прорвалась к району обороны полковника Горохова на Волге, к северу от Сталинграда. Окружение немцев в Сталинграде было завершено за четыре с половиной дня. Кольцо не было ни очень широким – от 30 до 60 км, – ни очень прочным, и следующая задача, очевидно, состояла в том, чтобы укрепить и расширить его. В последние дни ноября немцы предприняли попытку прорвать кольцо с запада, однако, несмотря на некоторые первоначальные успехи, им это не удалось. Советское командование больше всего боялось, что 6-я армия Паулюса и части 4-й танковой армии, находившейся в Сталинграде, попытаются прорваться и уйти из Сталинграда. Однако ничего похожего не произошло, и, как это ни парадоксально, во время советского прорыва на Дону множество немцев устремилось в Сталинград в поисках «безопасности».

Некоторые интересные подробности об обстановке, в которой происходило это великое сражение, сообщил мне корреспондент агентства Юнайтед Пресс в Москве Генри Шапире, получивший разрешение посетить эти места через несколько дней после того, как кольцо замкнулось. Он доехал по железной дороге до пункта, расположенного примерно в полутораста километрах северо-западнее Сталинграда, а оттуда добрался на машине до Серафимовича, находившегося на том самом плацдарме на Дону, который русские захватили после ожесточенных боев в октябре и откуда Ватутин 19 ноября бросил свои войска в наступление на Калач.

«Железнодорожную линию поблизости от фронта немцы сильно бомбили; все станции были разрушены, и военные коменданты и железнодорожные служащие управляли движением, сидя в блиндажах и разрушенных зданиях. По железной дороге к фронту непрерывно двигался широкий поток вооружения – «катюши», орудия, танки, боеприпасы и войска. Движение продолжалось днем и ночью, и то же самое происходило на шоссейных дорогах. Особенно интенсивным это движение было в ночное время. Английской и американской техники попадалось очень мало – разве лишь какой-нибудь джип или танк; процентов на 90 все это было вооружение отечественного производства. Но что касается продовольственного снабжения, довольно значительную его часть составляли американские продукты – особенно лярд, сахар и свиная тушенка.

К тому времени, когда я добрался до Серафимовича, русские были заняты не только укреплением кольца вокруг Сталинграда, но и созданием второго кольца; карта ясно показывала, что немцы в Сталинграде окончательно попались в ловушку и никак не могут из нее вырваться… Я обнаружил как у солдат, так и у офицеров такое чувство уверенности в своих силах, какого я никогда прежде в Красной Армии не встречал. Во время битвы за Москву ничего похожего не наблюдалось (курсив мой. – А. В.).

Далеко за линией фронта по степи бродили тысячи румын, ругавших немцев, отчаянно разыскивавших русские питательные пункты и горевших желанием, чтобы их официально причислили к военнопленным. Некоторые солдаты, отбившиеся от своей части, сдавались на милость местных крестьян, которые обходились с ними милосердно, хотя бы уже потому, что это не были немцы. Русские говорили, что это «такие же бедные крестьяне, как и мы сами».

Если не считать небольших групп железногвардейцев, которые кое-где оказывали упорное сопротивление, румынские солдаты устали от войны, она им надоела. Все пленные, которых я видел, говорили примерно одно и то же: эта война нужна Гитлеру, и румынам нечего делать на Дону.

Чем больше я приближался к Сталинграду, тем больше встречалось пленных немцев… Степь имела фантастический вид. Всюду валялись лошадиные трупы. Некоторые лошади, еще живые, стоя на трех окоченевших ногах, дергали четвертой – перебитой. Это было душераздирающее зрелище. В ходе советского наступления погибло 10 тыс. лошадей. Вся степь была буквально усеяна их трупами, разбитыми орудийными лафетами, танками и пушками – немецкими, французскими, чешскими и даже английскими (наверняка захваченными в Дюнкерке)… – и бесчисленными трупами румынских и немецких солдат. В первую очередь надо было хоронить своих, русских. Мирные жители возвращались в свои деревни, по большей части разрушенные… Калач представлял собой груды развалин. Уцелел лишь один дом…

Генерал Чистяков, командный пункт которого я наконец обнаружил в одной деревне к югу от Калача – деревня время от времени подвергалась артиллерийскому обстрелу, – сказал, что еще несколько дней назад немцы могли довольно легко вырваться из Сталинграда, но Гитлер запретил им это. Теперь они упустили удобный момент. Он выразил уверенность, что Сталинград будет взят к концу декабря.

Русские, сказал Чистяков, сбивают немецкие транспортные самолеты десятками, и немцы, находящиеся в Сталинградском котле, уже испытывают нехватку продовольствия и питаются кониной.

Немецкие военнопленные, которых я видел, были в большинстве молодые парни и имели очень жалкий вид. Ни одного офицера я не видел. Несмотря на тридцатиградусный мороз, немцы были одеты в обыкновенные