Россия, кровью умытая (сборник) - Артём Веселый
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из теплушек, бормоча какие-то объяснения, выпрыгивали плюшевые люди и шли к лабазу.
– Нельзя же так, товарищ Павел, – подскочил возглавляющий эвакуационную комиссию Ефим, – у меня есть и больные, и старики, и жены ответственных…
– Ну?
– Мне-то, по крайней мере, что делать?
– Таскай мешки.
– Странно… – Ссутулившись, Ефим зашагал к лабазу.
Работа пошла веселее.
Мешками с зерном набивали вагон за вагоном.
На руках вагоны откатывали на второй путь, где сцепщики вязали их цепями.
На крыше вокзала – наблюдательный пункт, туда с большой охотой полез подвернувшийся на глаза Сафронов.
Плачущая жена не отставала от него ни на шаг и под многий смех, придерживая раздувавшиеся на ветру юбки, по зыблющейся железной лестнице ударилась за ним.
В сторону города, на разведку, были посланы двое.
Неожиданно за семафором укнул паровоз.
Забегали, закричали, и не успела еще разгореться паника, как к перрону подкатил смешанный поезд, набитый отпускными солдатами, мешочниками и дезертирами с Восточного фронта… Выскакивали из вагонов и, размахивая котелками, мчались за кипятком, в собиравшихся тут и там кучах с азартом рассказывали о нападениях на поезд, о перестрелках с кем-то и о последних ценах на муку и масло.
Прибывший паровоз оторвался от своего состава и набирал воду на втором пути.
– Заберем, – негромко сказал Павел котельщику Сальникову, указывая на паровоз, – немного попятить, пристегнуть к своим вагонам и – аминь.
– А эти… пассажиры?
– Хрен с ними… Которые убегут, которые на крыши посадятся… Пойдем-ка разнюхаем.
– Попытать можно… Эй, работнички чертовы! – крикнул он крюшникам. – Шабаш! Забирай винтовки, шагай за нами.
Вдесятером они подошли к паровозу… Тендер был полон, вода хлестала через край.
Сальников запер воду и отвернул железный хобот, а Павел, заглянув в паровозную будку, ахнул:
– Убежал, пес!
– Кто?
– Машинист сбежал.
Еще двое влезли в паровозную будку.
– Вот так клюква!
– Чего-нибудь надо выдумывать…
– Выдумывай не выдумывай – на себе не повезешь.
– Понимающего человека найти бы…
– Где его, неположенного, найдешь?
– Дело труба.
– Ну-ка, погляжу, – протискался вперед Сальников, трогая медные рычажки, – молодой был, в помощниках ведь с год ездил, да перезабыл все, шут ее дери…
– А может быть, в поселке машиниста поискать? – предложил весовщик Паранин.
– Времени нет.
– Я живо смотаюсь.
Он убежал.
В паровозной будке стало тихо.
Каждому слышен был лишь стук собственного сердца, сопенье огня в топке да неясный гул голосов, долетавших со станции. Сальников понимал: двинь он машину, будет спасена своя жизнь и сорок вагонов хлеба. К этому сознанию примешивалось и чувство профессиональной гордости старого мастера. Все следили за его нерешительно ходившими руками.
Павла разжигало молодое нетерпение, хотелось оттолкнуть котельщика и самому наугад начать отвертывать головы всем рычагам и кранам, авось… Остальным просто хотелось уехать, усиливающаяся со стороны города стрельба не сулила ничего путного.
Шш…
Шш…
Шш…
Ш…
Паровоз дрогнул и поплыл назад… Толчок… Далеким перекликом звякнули буфера хлебного состава.
– Действуй! – крикнул Павел, выпрыгивая вон. – А я побегу проверю, не разорван ли где состав?
В этот миг с вокзальной крыши Сафронов с женой в голос рявкнули:
– Чапаны… Чапаны скачут…
Людей ровно вихрем подняло… Голоса завертелись, заметались, будто огонь на большом ветру:
– Паровоз!
– Давай сюда, давай паровоз!
Но паровоз уже был подпряжен к хлебному составу.
Хлопнул выстрел, другой…
Нужно было выиграть несколько минут… Павел с наганом в одной руке и с кольтом в другой побежал навстречу мешкам, крикам, мятущимся людям…
– Товарищи!
Его прижали к теплушке.
Упятился, улез на тормоз.
Яростные руки и кулаки потянулись к нему.
– Хватай его!.. Бей!
Поднял револьверы – бу-бу-бу – поверх шапок и картузов.
Схлынули…
Павел улез на крышу теплушки и оттуда опять пытался говорить:
– Товарищи… У кого оружие… Банде – отпор!
Дернулся под ногами вагон и стал: забуксовал паровоз.
Еще яростней взметнулись головы, мешки, протянутые вперед руки: давя друг друга, приступом брали буфера, площадки, карабкались на крыши.
Кучка деревенских парней, во главе с Митькой Кольцовым, как бешеные проскакали по перрону, стреляя безостановочно и на все стороны.
Тогда сотни рук, в едином стремлении сдвинуть хлебный состав с места, вцепились в ребра теплушек, многие плечи подперли каждый выступ вагона, и железный конь, почуяв подмогу, фыркнул и медленно, через силу, потащил за собой состав…
У Павла в груди, ровно челнок, ходило взволнованное сердце, когда прямо перед собой, во втором этаже вокзала за тюлевой занавеской, как в дыму, он разглядел красную фуражку начальника станции и наведенное на него, Павла, дуло ружья… Не успел поднять кольта. За грохотом выстрела не слышал звона разбитого стекла.
Хлебный маршрут, прибавляя гулкий шаг, уходил на север. На крыше одной из теплушек, раскинув ноги в порыжелых сапогах, лежал председатель Клюквинского укома – скупо стонал и все пытался приподняться на локтях, чтобы глянуть туда, в снежные поля…
Город колотила лихорадка.
Шайки восстанцев и вооруженных чем попало обывателей мыкались по улицам, вылавливали по дворам не успевших отступить красноармейцев, из домов вытаскивали коммунистов. Там и сям валялись раздетые до нижнего белья убитые, вокруг них собирались кучки злорадов и любопытов.
На площади – молебен.
После молебна перед многотысячной толпой сельчан и горожан выступали с речами Борис Павлович и бывший председатель уездной управы; говорили отощавший купец Дудкин и рядовые повстанцы; потешил народ своим косноязычием столяр Митрохин; учитель гимназии Аполлинарий Кошечкин, волнуясь и нервно потирая руки, заговорил было: «Пришла пора, восстал народ», – но в это время на площадь с гиком вылетели вернувшиеся с вокзала три конные сотни.
– Ура… Ура-а-а…
Высоко над толпой взлетали шапки.
С трибуны, подбоченившись и картинно опираясь на эфес шашки, говорил уже Митька Кольцов:
– Друзья мобилизованные, пора проснуться, открыть глаза и крикнуть: долой паразитов трудового народа!.. С нынешнего дня своим приказом я временно отменяю советскую власть… И вам, граждане городские жители, довольно спать, пора проснуться и открыть свои глаза! Прошу вас, все, как один, присоединяйтесь к народной армии… В нашем штабе получена верная телеграмма: в Елабуге – восстанье, в Москве – восстанье, по всей Симбирской губернии – восстанье, в Саратове – восстанье… На лодке вода и под лодкой вода, дрожит вся Расея!.. Друзья мобилизованные, довольно спать, пора проснуться… Из Петрограда нам везут тридцать тысяч винтовок… Смерть тиранистам, паразитам трудового класса! Да здравствуют большевики и весь простой народ! Долой поганые Советы! Да здравствует Учредительное собранье!..
Из города на все стороны двинулись обозы с мануфактурой, кожами, железом и всякой всячиной. По дорогам на обозы нападали шайки дезертиров и грабили их.
В деревнях молились бабы.
Из далеких больших городов, встречь хлебным маршрутам, в дребезжащих теплушках катили красные полки. На грязных вокзальных стенах, под ветром, трепетали обрывки плакатов, газет с приказами и призывами революции.
Под Клюквином
ударились.
Город подмял кулацкую деревню [6] , соломенная сила рухнула…
Восстанцы, бросая по дорогам вилы, пики, ружья, на все стороны бежали, скакали и ползли, страшные и дикие, как с Мамаева побоища…
Страна родная… Дым, огонь – конца-краю нет!
...[ 1920–1936 ]
«Россия, кровью умытая» Артема Веселого По материалам личного архива писателя
С весны 1917 года занимаюсь революцией. С 1920 года – писательством.
Артем Веселый
...На армию навалилась вошь,
армия гибла.
Хлестала осень дождями, свинцом и кровью.
Неубранные хлеба била птица, вытаптывала конница. Над Кубанью, Тереком и Ставропольем реяли огненные знамена пожаров: красные жгли станицы восставших казаков, белые громили мужичьи села и рабочие слободки.
Накрывали холода, по утрам прихватывали заморозки. Бойцы были раздеты и разуты.
По одним путям, по одним дорогам с армией ползла тифозная вошь. Здоровые еще кое-как отбивались от вошвы, больные не могли.
Минеральные воды,
Пятигорск,
Владикавказ,
Грозный,
Святой Крест,
Моздок,
Нальчик…
Живые долго будут хранить в памяти эти кровавые вехи.
