Бесконечная битва. Планеты на продажу. Человек с тысячью имен. Рассказы - Альфред Ван Вогт

Модьун вдруг понял, что остальные пассажиры с любопытством смотрят на него.

Мысли о прошлом ушли куда-то в глубины подсознания. Он тоже стал рассматривать людей с легкой вежливой улыбкой.

— Кто вы? — наконец спросил мужчина, похожий на кота. — Не могу припомнить, чтобы видел раньше ваш вид.

Говоривший имел отдаленное сходство с южно-американским ягуаром.

Модьун уже собирался было ответить, что он человек, когда до него дошла суть замечания говорившего. Человек, повелитель этой планеты, теперь был им… неизвестен.

«Все правильно, — подумал он, — мы ведем замкнутое существование вместе с нашими насекомыми-слугами, которые носят нас, и животными — домашней прислугой. И нам самим не было дела до цивилизации животных и насекомых, которая существует за барьером».

Но то, что миру снаружи уже совсем ничего не известно о нем и его приятелях, — совсем другое дело. Безусловно, это не было предусмотрено в первоначальной программе…

Осознав это, Модьун решил не говорить правду о себе. Прежде чем он придумал, что же ему сообщить, это сделал за него видоизмененный гиппопотам. Стройное существо, в восемь футов в длину, с небольшой шеей, сидевшее на переднем сиденье, сказало, пожав плечами:

— Он обезьяна. В Африке много таких как он.

Другое существо, похожее на лису, сидевшее рядом с Модьуном, тут же слабо возразило:

— Я видел многих обезьян. Определенное сходство есть, но это не обезьяна.

— О Господи! — воскликнул человек-гиппопотам. — Обезьяны — совсем не то, что ваш или мой вид. У них много разных видов, и каждый из них не похож ни на какой другой.

«Что ж, — терпеливо подумал Модьун, — обезьяны так обезьяны. Почему бы и нет?»

Его приняли за обезьяну случайно, на некоторое время.

Ошибка в программировании, из-за которой эти люди-животные не смогли признать в нем человека, сбивала с толку, и проверкой этого еще следовало заняться, что-то здесь было такое, что могло даже стать темой для интересного доклада, когда он вернется за барьер.

Поэтому Модьун продолжил выдавать себя за обезьяну и завел дружескую беседу с человеком-гиппопотамом, человеком-ягуаром и красивым темнокожим существом, которое вскоре назвало себя медведем-гризли.

Все эти люди-животные имели рост от семи до восьми футов. Их тела изменились до получеловеческого вида. У каждого были руки, каждый сидел прямо… и, разумеется, мог ходить вертикально.

На время скучной дороги поездка с ними представляла некоторый интерес. Модьун откинулся назад и смотрел на быстро мелькавшую за окном сельскую местность, чувствуя внутри себя какое-то возбуждение. Волнение? Он сразу же отмел эту мысль. Но все-таки после анализа признался, что тело его реагирует по-новому, и предположил, что люди в те далекие, давно минувшие дни не могли понимать, что возбуждение на низком уровне именно такое — чисто физическое и химическое.

Модьун снова вспомнил, что говорил богомол — нужно спросить о причинах, заставляющих сотни людей-животных ехать куда-то. И поэтому он поинтересовался:

— Куда вы едете?

Он подавил внезапное желание добавить еще «так быстро». Но ведь действительно эти все машины мчались, словно механические демоны, на скорости, превышающей первоначально запрограммированную. Очевидно, в компьютерах, которые управляли ими, изменили данные касательно скорости. В сторону увеличения.

«Кто это сделал?» — подумал Модьун.

Все четверо его попутчиков — как они ему сказали — посещали подготовительную школу, где изучали работу огромного космического корабля. И сейчас они едут в город Хали, где будут ждать запуска. Модьун понял, что они подружились в лагере. Их отношения друг к другу были задушевными, даже нежными… И после недолгого любопытства к Модьуну, они забыли о нем. Что тому только и надо было.

Модьун почувствовал, как же он далек от повседневных дел планеты. Он отвлекся на некоторое время, пока его четыре попутчика обсуждали детали их обучения и предстоящего путешествия в космосе. Вскоре он увидел, что их машина въезжает в город. Неожиданно вокруг них оказалось множество зданий. Они поднимались по холмам, и Модьун мельком увидел вдали какую-то речку. Вскоре город окружил их со всех сторон. Огромные здания и куда более скромных размеров сверкали в лучах полуденного солнца.

Модьун вдруг понял, что его тело снова возбуждено. Если бы он не знал точно, что это касается только тела, то он мог бы ошибочно поверить, что и сам его разум возбужден. Придется остерегаться этого… Сильного стремления его «эго» отождествить себя с телесными ощущениями.

«Город Хали, — подумал Модьун. — Итак, вот я и здесь. Первый человек, который вышел за барьер через три с половиной тысячи лет».

В этом, вынужден был признаться он, было определенное величие.

2

Куда вы намерены отправиться? — спросил один из людей-животных.

Модьуну потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что обратились к нему. Он очнулся от своих грез и ответил, что не знает.

— Я здесь новичок. Только что, — запинаясь, пробормотал он, — прибыл из Африки. Куда вы посоветуете мне обратиться?

Они серьезно обсуждали этот вопрос, игнорируя его. Наконец ответил человек-лиса, и нотка удивления в его голосе показывала, что они об этом раньше не думали.

— Почему бы нам не взять его с собой?

Так они и решили.

— Мы можем показать ему все, — сказал человек-гиппопотам. — Будет забавно посмотреть, например, с каким типом женщин он сблизится.

Модьун вспомнил Судлил.

— Скоро сюда прибудет моя женщина, — сообщил он.

— Это даже лучше, — заметил человек-ягуар. — Мы сможем наблюдать, как обезьяны занимаются любовью. — Наверное, на лице Модьуна появилось какое-то странное выражение: его несколько узкие глазки расширились в невинности. — Вы ведь будете не против, не так ли?

Сам Модьун не видел причин возражать, но интуитивно предвидел, что Судлил может быть против. Как раз перед его отъездом они наблюдали за спариванием одной пары животных. Судлил, конечно, еще не успела в данный момент вырасти до нужных размеров, и, наверное, ее реакция отражает болезненно чувствительное состояние ее тела. Впрочем, во всем этом вопросе она ведет себя несколько странно.

Улыбнувшись при этом воспоминании, Модьун спокойно объяснил, что самки-обезьяны иногда возражают против наблюдения.

Четверо самцов посмотрели на него не мигая, сначала удивленно, потом с почти одинаковым презрением.

— О Господи, — произнес человек-ягуар, — вы что, имеете в виду, что вы, обезьяны, позволяете своим самкам указывать, что вам делать?