Помечтай немножко - Сьюзен Филлипс

Гейб отбросил в сторону ломик.

— Я же просил тебя не подходить близко!

Мальчик сделал привычный жест — он опять искал кролика.

— Ты пугаешь Твити, — сказал он.

Своим раздраженным тоном Гейб напугал вовсе не Твити, а самого Эдварда, и оба это знали. Гейбу стало неудобно.

— Вон там есть две деревяшки, — снова заговорил он, стараясь, чтобы голос его звучал как можно мягче и спокойнее. — Попробуй-ка из них что-нибудь соорудить, ладно?

— У меня нет молотка.

— А ты попробуй понарошку, как будто он у тебя есть.

— Но у тебя ведь есть настоящий молоток. И вообще ты работаешь не понарошку.

— Само собой, но… Ладно, загляни в ящик с инструментами. Там должен быть еще один молоток, — сказал Гейб и снова принялся орудовать ломиком.

— У меня нет гвоздей.

Гейб с силой всадил изогнутый конец ломика в щель между досками и нажал на него. Раздался отчаянный скрип.

— Ты еще мал для того, чтобы возиться с гвоздями. Просто сделай вид, что они у тебя есть.

— Ты же не делаешь вид.

— Я все-таки взрослый, — сказал Гейб, с трудом сдерживаясь.

— Ты не делаешь вид, что любишь меня, — сказал мальчик и, присев, стукнул молотком по обрезку доски, который Гейб незадолго до этого использовал в качестве рычага. — Мама говорит, что мы все-таки поедем во Флориду.

— С этим я ничего не могу поделать, — бросил Гейб, сознательно игнорируя первую фразу мальчика.

Чип принялся раз за разом бесцельно постукивать молотком по доске.

— Нет, можешь, — сказал он. — Ты же взрослый.

— Ну да, взрослый, но это еще не означает, что я всегда могу добиться того, чего мне хочется. — Громкое постукивание начинало действовать Гейбу на нервы. — Забери эту доску в сад и там стучи.

— Я хочу побыть здесь.

— Ты слишком близко ко мне подходишь. Это опасно.

— Нет, не опасно.

— Делай, что я тебе сказал. — В душе у Гейба поднималась волна гнева. Это был гнев против всего того, с чем он не в силах был ничего поделать. Он не мог вернуть погибших жену и сына. Он не мог добиться того, чтобы Рэчел осталась. Он не знал, что делать с ненавистным кинотеатром. И он ничего не мог поделать с этим маленьким, стеснительным мальчиком, который, словно бетонное ограждение на дороге, перекрыл ему путь к счастью.

— Черт возьми, прекрати стучать! — не выдержал он.

— Ты сказал «черт возьми»!

Мальчик снова взмахнул молотком. Удар пришелся по самому краю обрезка доски. Обрезок взлетел в воздух. Гейб видел его приближение, но не успел увернуться, и деревяшка ударила его по колену, — Черт побери!

Бросившись вперед, Гейб схватил Чипа за руку и рывком поднял на ноги.

— Я же сказал тебе, чтобы ты перестал стучать!

К его удивлению, мальчик, вместо того чтобы сжаться от испуга, взглянул на него с вызовом.

— Ты хочешь, чтобы мы уехали во Флориду! Ты не стал делать вид, что мы с тобой друзья! Ты только обещал, но ничего не сделал! Ты придурок!

Гейб занес руку и с размаху шлепнул Чипа по попке.

Несколько секунд оба неподвижно стояли, молча осознавая происшедшее. По боли, обжегшей ладонь, Гейб понял, что удар был очень сильным. Он посмотрел на свою руку так, словно это был какой-то посторонний предмет.

— Господи… — пробормотал он и отпустил руку мальчика, чувствуя, что дыхание пресеклось у него в груди.

Ты такой добрый, Гейб. Ты самой добрый мужчина из всех, кого я знаю.

Лицо Чипа исказила гримаса боли, грудь мальчика содрогнулась от сдерживаемых рыданий. Он попятился.

— О Боже… Чип… — Гейб встал на одно колено. — Прости меня. Я очень виноват перед тобой.

Мальчик потер локоть, словно удар пришелся по нему.

Склонив голову набок, он закусил дрожащую нижнюю губу.

Эдвард не смотрел на Гейба. Он изо всех сил старался не расплакаться.

Именно в этот момент Гейб увидел Эдварда как Эдварда, а не как отражение Джейми. Перед ним стоял храбрый малыш с взъерошенными каштановыми волосами, острыми локотками и дрожащими от боли и обиды губами. Маленький мальчик, который любил читать книжки и строить что-нибудь из песка и палочек. Ребенок, которому не нужны были ни дорогие игрушки, ни последние видеоигры и которому для того, чтобы быть счастливым, достаточно было наблюдать, как выздоравливает и крепнет маленький птенчик, собирать в лесу сосновые шишки, жить вместе с матерью в домике на горе Страданий и хотя бы иногда кататься на плечах взрослого мужчины, чтобы на какой-то краткий миг ощутить, что у него есть отец.

Гейб не мог понять, как это могло случиться, что он до сих пор видел в Чипе не его самого, а некое подобие Джейми. Джейми был Джейми, он был единственным и неповторимым. И точно таким же единственным и неповторимым был маленький мальчик, которого он, Гейб, только что ударил.

— Чип…

Мальчик попятился еще дальше.

— Чип, я просто не сдержался. Я был очень зол на себя и сорвал зло на тебе. Это не правильно, так нельзя делать, и я очень прошу тебя простить меня.

— Ладно, — пробормотал Чип, хотя было ясно, что он говорит это только ради того, чтобы ему дали возможность уйти.

Опустив голову, Гейб уставился в землю, но все расплылось у него перед глазами.

— Я за всю свою жизнь, с детских лет никогда никого ни разу не ударил, — сказал он.

Впрочем, когда-то они с Кэлом поколачивали Этана, но не за какие-то конкретные провинности, а просто потому, что чувствовали, что Этан не так тверд характером, как они, и потому боялись за него и хотели исправить этот его недостаток. Никому из братьев Боннеров и в голову не могло прийти, что самым слабым из них в итоге окажется Гейб.

— Я обещаю… — с трудом подбирая слова и запинаясь, проговорил Гейб, — обещаю, что никогда в жизни больше тебя не ударю.

— Мы с мамой уезжаем во Флориду, — сказал Чип, продолжая пятиться. — Тебе не нужно больше притворяться.

Повернувшись, мальчик побежал к дому, оставив Гейба в одиночестве. За всю свою жизнь Гейб Боннер еще никогда не чувствовал себя таким одиноким, как в этот момент.

Заперев двери дома Кристи, Рэчел положила в сумочку запасные ключи. Туда же она сунула автобусные билеты, которые Кристи еще вчера оставила для нее на столе в кухне, прежде чем уехать с Этаном на конференцию священнослужителей.

По дороге на гору Страданий Рэчел обратила внимание, что успела запомнить каждый поворот дороги, и почти каждое дерево, и покрытую дикими цветами поляну. Была суббота, а она наметила свой отъезд из Солвейшн на понедельник. Оставаться на более долгий срок было бы для нее слишком мучительно.

Рэчел прекрасно понимала: если она хочет как-то жить дальше, ей нужно научиться почаще думать о хорошем, а не о плохом. В конце концов, убеждала она себя, за время ее пребывания в Солвейшн произошло немало хорошего. Эдвард окончательно выздоровел и окреп. Она подружилась с Кристи Браун. Наконец, она познакомилась с человеком, о котором всю оставшуюся жизнь будет вспоминать с теплотой.