Разбойничий тракт - Юрий Иванов-Милюхин

Неожиданно над водой снова пронесся гром выстрелов, и в голове у казака мелькнула мысль, что слишком уж быстро чеченцы смогли перезарядить ружья. Он невольно обернулся назад и увидел, что собравшиеся на берегу горцы прыснули в кусты, как потревоженные волком зайцы. Сердце у него учащенно забилось, он осознал, что таким дружным залпом могли встретить врага только его братья-казаки.

– Панкратка-а, правь на отмель, мы тебя прикро-оем, – донесся до него голос, приглушенный ревом воды.

Наверное, это беспокоился друг Николка.

Снова вокруг беглецов вскинулись фонтаны от пуль, каждая из которых могла угодить в них. Чеченцы, прятавшиеся в камышах, пришли в себя, они не в силах были смириться с тем, что с их территории живым и невредимым уходит враг, прихвативший с собой, словно в насмешку над ними, первую в округе невесту. Ярость сжигала их сердца, заставляя беспорядочно лупить из ружей наугад. Преследователи понимали, что добыча ускользает из их рук, они давно бы бросились в реку, чтобы поймать влюбленных и растерзать их, но на другом берегу продолжали собираться неизвестно откуда возникшие казаки. Они ни в чем не уступали горцам, мало того, за ними стояла огромная и неприветливая Россия.

Панкрат упорно тащил девушку на отмель, наконец ему показалось, что он коснулся ногой дна. Подгребая одной рукой, урядник продвинулся вперед еще на несколько вершков и зацепился чувяками за скользкие камни на дне. Бешеные струи пытались снова столкнуть обоих в круговерть воды, но казак упорно продвигался вперед, не выпуская из рук потерявшей сознание возлюбленной.

Снова из камышей послышался волевой голос:

– Станичники, а ну, прикрой, Отцу и Сыну…

Из зарослей навстречу Панкрату рванулся сухопарый Ермилка, вдвоем они подхватили девушку под плечи, укрылись с нею за плотной стеной высоких стеблей с коричневыми метелками. У берега их уже поджидали казаки с кордона, остальные станичники не переставали посылать пулю за пулей в сторону врага. Иногда оттуда прилетал испуганный гортанный вскрик, говоривший о том, что заряд нашел свою жертву.

Под защитой казаков Панкрат с Ермилкой пробежали до близкого леса и положили девушку на заранее расстеленную бурку. Лицо ее по-прежнему оставалось бледным, губы прошивались судорогой, но на шее под тонкой кожей упрямо пульсировала жилка, она будто заявляла, что умирать девушке еще рано.

Панкрат упал на колени перед возлюбленной, разорвал платье до предплечья. Пуля вошла чуть выше правой лопатки и застряла под плечом, но ключица оказалась целой. Казак поманил к себе Николку, забрав у него кружку, велел нацедить в нее чихиря из баклажки, затем вытащил кинжал, смочил его острие и расширил края раны. Он плеснул вина и туда, отчего девушка передернулась, и только после этого, как заправский лекарь, вогнал острие под кожу и моментально выковырнул пулю из-под ключицы. Девушка вскрикнула, вытаращила огромные черные глазищи. Вряд ли она понимала, куда ее занесло, но когда зрачки сошлись на лице Панкрата, губы ее дрогнули.

– Любимый, – негромко произнесла она по-татарски. – Разве Аллах пощадил нас, и мы еще не вознеслись на небо?

– Пока мы на земле, моя возлюбленная Айсет, – казак прижал ее голову к своей груди. – Самое страшное осталось позади, мы с тобой дома, нам предстоит начать новую жизнь.

Девушка улыбнулась и вновь закрыла глаза, но теперь для того, чтобы окончательно прийти в себя. Собравшиеся вокруг казаки переглянулись и молча разошлись в разные стороны. Бой с абреками продолжался, и надо было постараться заставить противника навсегда забыть о первой красавице на правом берегу Терека, уведенной прямо из-под носа джигитов.

В хате сотника Дарганова готовились к большому событию, глава семьи объявил о свадьбе, предстоящей на днях. Второй день на подворье находилась девушка-чеченка, украденная старшим сыном Панкратом из аула за рекой. И столько же времени чеченцы не давали покоя станичникам, они переправлялись небольшими группами на левый берег, затевали кровавые стычки, днем и ночью стреляли из ружей со своего берега.

Цель у них была одна – отбить соплеменницу, во что бы то ни стало вернуть ее в аул и выбрать правоверного жениха. Как раз эти женихи и собирали отряды, нападали на кордоны, грозясь уряднику стать его кровниками, они надеялись, что казак побоится прикоснуться к девушке, оставив ее честь не тронутой.

Но они не учли его характер. Уже на второй день, ближе к вечеру, Панкрат вывел возлюбленную на крыльцо хаты и громогласно объявил собравшимся во дворе станичникам, что чеченская девушка Айсет стала его женой.

В подтверждение этого заявления его тетка Маланья развернула окровавленную простыню и показала ее всем, и когда урядник с новоиспеченной женой спустились по лестнице на землю, окружающие увидели у нее на голове платок, повязанный по-бабьи, а под глазами темные круги. Несмотря на то, что рука у Айсет висела на перевязи, лицо ее источало умиротворение, оно как бы выражало полное согласие со всем сказанным.

Дело было сделано, оставалось окрестить молодуху, осветить союз в церковке и закрепить его свадьбой, о которой и объявил глава рода Даргановых сотник Дарган.

– Все-таки увел Панкратка от чеченцев ихнюю девку! Лихой казак! – накручивали усы собравшиеся на базу станичники, а бабы со скурехами, лукаво щурясь, еще быстрее начинали щелкать семечки. – Да и то сказать, у Даргановых, кого ни возьми, все на иноземных кровях перемешанные, нашей доли наберется едва с четвертинку.

– Там одних русских только не хватает, – со смехом подхватывали подходившие служивые и тут же предупреждали: – Слух идет, что брат девки Муса обещался вырезать весь род Даргановых, не пощадит он и свою сестру.

– Тут поневоле на дыбы взовьешься. Из чеченского рода Ахметки из мужчин один этот Муса остался, а теперь Даргановы принялись и за ихних баб.

– Наш урядник тоже не промах, сказал, что у него главарь абреков в расход на первую очередь записанный, а он брехать не станет.

– Посмотрим, чья возьмет. Нам главное – себя в обиду не давать, а то полезут эти абреки прусаками изо всех щелей.

Свадьба должна была состояться через день. Родственники забегали по погребам, вытаскивая оставшиеся с зимы разносолы, кто-то поспешил в лавку за пополнением запасов, кто-то – договариваться со священником – невеста изъявила желание принять христианскую веру. Хозяйка дома, удерживая чувства при себе, умело руководила домочадцами. Пока суета набирала обороты, Панкрат с возлюбленной прошли в комнату, присели на лавку, стоявшую у стены.

– Айсет, я и моя семья тебя ничем не оскорбили? – ласково спросил он. – Все ли правильно делается, любимая?