История религии. В поисках пути, истины и жизни. Том 2. Магизм и единобожие - Александр Мень

В отношении же духовном, внутреннем, Новый Завет — это провозвестие нашего христианского миросозерцания, то, чем он в корне отличается от Ветхого. Да и вообще в Ветхом Завете нет единой религии, а в нем мы имеем динамическую картину становления монотеизма, прошедшего сложный путь от простых верований кочевников через смутное двоеверие эпохи Судей и первых царей к этическому единобожию пророков. Эта духовная эволюция совершается в рамках гражданской истории Израиля. Поэтому в Библейскую Св. Историю внесены исторические предания и летописи еврейского народа.

Для христианина религия и этика Ветхого Завета XIII или Х века до н. э. уже не может быть приемлемой. Ветхий Завет потому и называется Ветхим, что в целом ряде моментов он является устаревшим, пройденным этапом. Непонимание этого в свое время привело ко многим уродливым явлениям. Ветхий Завет не должен быть принимаем целиком, а должен проверяться при свете Нового. Это самый верный критерий. Нужно отдавать себе отчет в том, что у нас другая религия, отличная от религии, которую исповедовали, например, Самуил или Саул; в их миросозерцании были лишь элементы, зачатки нашего мировоззрения.

В связи со всем этим важно раз и навсегда уяснить отношение к необыкновенным фактам и чудесам, описанным в древних израильских летописях. На этот счет существуют две противоположные точки зрения. Одна, принятая в старых учебниках, полагает, что мы без разбора должны принимать за исторический факт любое чудо, описанное в Библии. Другая, напротив, отрицает поголовно все, что выходит за пределы естественного, во имя догматической предубежденности вообще отрицает чудо как таковое.

Более правильным должно быть среднее решение проблемы. Только плоский материализм, ограничивающий бытие рамками своих догм, упорно закрывает глаза на сложность, многоплановость бытия. Для христианского сознания вторжение одного плана в другой вещь совершенно естественная. Если для видимого мира основной закон — необходимость, то в духовном мире царствует свобода. Властно врываясь в течение материи, дух может оказывать на нее совершенно преображающее действие. Налицо будет то, что мы называем чудом или сверхъестественным явлением. В нем не будет ни бессмыслицы, ни нарушения законов природы, а лишь проявление иных, высших, неведомых нам законов. О том, что в истории человечества, как и в индивидуальной жизни людей, такие преображающие, чудесные встречи с запредельным божественным миром имели место, существует бесчисленное количество достоверных свидетельств. Более того, даже в естественных явлениях, в том, что называют «случаем» и «стечением обстоятельств», нельзя не видеть направляющего воздействия из таинственных глубин Духа.

Однако чудесные явления никогда не посягают на человеческую свободу. Они не носят характера эффектно-театрального. Такие чудеса-демонстрации, совершаемые для «доказательства», были отвергнуты Христом, когда фарисеи требовали от него «знамения».

«Истинные чудеса, — по глубоко верным словам Карташева, — не чудовищны и не безмерны (это признак лжечудес): они скромны; они интимны и большею частию зримы только очами веры и не существуют для неверующих и посторонних» (А. Карташев. Ветхозаветная библейская критика, с. 42). Подлинное чудо всегда оставляет место для сомнения, для свободного принятия и отвержения. Навязанное чудо противоречило бы всему, что нам открыто о Боге и Богочеловеке.

Однако в Ветхом Завете мы как будто сталкиваемся с рядом таких чудес: расступается море, движется в стане Столп Огненный, останавливается течение Иордана, замирает солнце по повелению Иисуса Навина… Демонстративность и внешняя доказательность этих чудес не раз приводили к мнению, что «чудес теперь не бывает» и что «они случались лишь в древности». А между тем душа, открытая миру священной тайны, видит чудеса и сегодня и повседневно живет под знаком непрекращающихся чудес. Эти чудеса потрясают больше, чем остановка солнца, но протекают они внешне ненавязчиво, как бы призывая угадать их величие под покровом обыденности. Несомненно, такими же были и чудеса библейские.

Откуда же эта форма изображения чуда в виде монументального действа, видимого для всех? Разгадка кроется здесь в особенностях фольклорного языка многих библейских книг. «Древнему языку свойственна народно-поэтическая форма,— говорит Карташев. — В библейские книги включено много готовых кусков народной песенной литературы… А поэзия вообще, народная в частности немыслима без гипербол и фантазий… Девора поет, что «звезды с неба, с путей своих сражались» с Сисарой (Суд 5, 20). Не только в этом случае, но и в сражении под Гаваоном Иисуса Навина с Амореями, когда было остановлено солнце (Ис. Навин 10, 15), чтобы одной кучке сражающихся было удобнее добить другую, вовсе не нужно было беспокоить небесные светила и нарушить всю небесную механику. Это просто язык народной поэзии» (Л. Карташев. Цит. соч. с. 41).

Кроме того, некоторые библейские «чудеса» вообще относятся к разряду аллегорий и символов, которые невозможно толковать натуралистически. К ним принадлежат, например, сказания Бытия о том, как Ягве странствовал по земле и гостил у Авраама, или о борьбе Иакова с неведомым Божеством.

Таким образом, проблема многих библейских чудес зачастую оказывается тесно связанной с проблемой «литературного жанра» той или иной книги Св. Писания (С. Е. Galbiati, A. Piazza. Mieux comprendre la Bible, p. 226).

3. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ПЯТИКНИЖИЯ

Уже за несколько веков до н. э. возникла легенда, согласно которой Пятикнижие все целиком было написано одним лишь Моисеем. Справедливость этого мнения не оспаривалась и христианами, т. к. долгое время не было оснований подвергать его сомнению. Когда же впервые были выдвинуты аргументы против этой легенды, многие восприняли их с исключительной враждебностью. Им казалось, что посягательство на авторство Моисея есть посягательство на авторитет самого Пятикнижия. Между тем религиозная значимость книги никак не может быть поколеблена из-за того, что она окажется написанной не одним, а несколькими авторами. «Ветхозаветная Церковь, — говорит Карташев, — отбирала и канонизировала книги, т. е. признавала их богодухновенными — иногда не без долгих споров и колебаний, — по их внутренней ценности и поучительности, а не по славе авторских имен» (А. Карташев. Цит. соч., с. 20).

Многие древние книги носили имена Моисея, Исайи, Еноха, Соломона, но в канон не вошли. И дело было здесь совсем не в том, что была подвергнута сомнению их подлинность; ведь тогда не существовало критических методов исследования текста. В свое время Хомяков остроумно говорил, что если бы удалось доказать, что Послание к Римлянам не принадлежит апостолу Павлу, то Церковь заявила бы: «Оно от меня». Именно исходя из содержания Церковь отвергла Евангелие, написанное якобы Фомой — личным учеником Христа, а канонизировала писание Луки, человека, который не был свидетелем евангельских событий. Одна из самых значительных книг Ветхого Завета — Книга Нова — анонимна, но от этого она ничего не теряет в своем духовном богатстве.

Таким образом, вопрос об авторстве св. книг есть исключительно научно-исторический вопрос, который не имеет прямого отношения к вероучительной стороне Писания. От его решения в ту или иную сторону в плане догматическом и нравственном ничего не может измениться. Но зато, более точно установив историю написания той или иной книги, мы легче можем увидеть ее место в историческом контексте эпохи. А это в свою очередь окажет неоценимую услугу для экзегезы Писания.

Легенда о том, что Моисей писал все Пятикнижие, была подвергнута сомнению еще в Средние века талмудистом Ибн-Эзрой (XII в.), который изложил свои соображения в зашифрованном виде. В начале XVII в. иезуит Ж. Бонфрер выдвинул предположение, что некоторые части Пятикнижия могли быть написаны после Моисея. Но первой попыткой подвергнуть серьезной критике старую легенду было исследование философа Б. Спинозы. Спиноза, исходя из наблюдений Ибн-Эзры, выделил в Пятикнижии многочисленные места, которые свидетельствуют о его послемоисеевом происхождении (Б. Спиноза. Богословско-политический трактат, М., 1935, с. 137 cл.). О Моисее в Пятикнижии говорится в третьем лице (за исключением Второзакония), повествуется о его смерти, указывается, что во время написания книги страной уже управляли цари, а хананеи были изгнаны, в книге упомянуты названия городов, которые появились уже после завоевания Палестины (Быт 12, б; 36, 31; Быт 14, 14; ср.: Суд 18, 29; Втор 34 и др.).