Враг за Гималаями - Николай Чадович

Такое развитие событий вполне соответствовало плану, заложником которого я вольно или невольно стал еще в те времена, когда носил совсем другое имя и топтал совсем другую землю.

Дело было за малым – подгадать подходящий случай.

Возможность исполнить клятву представилась мне лишь на исходе восемнадцатого дня битвы, который и завершил ее, поскольку немногие чудом уцелевшие сторонники кауравов разбежались, и под славным знаменем Серебряного Вепря осталось только трое витязей, включая меня самого.

Наступила ночь, и пандавы, уже считавшие себя победителями, после обильного возлияния уснули в своем хорошо укрепленном и – как они думали – тщательно охраняемом лагере.

Ну а мне и обоим моим спутникам, радже Критаварману и брахману Крипе, было, конечно, не до сна. Затаившись на опушке леса, мы ждали. Я – прихода полуночи. Они – моего решения. Когда на черном небосводе высыпали мириады ярчайших звезд и все твари дневные уснули, а ночные, наоборот, проснулись, я открыл свой замысел сподвижникам.

– Слышали вы в дебрях леса пронзительный крик совы? – начал я. – То ликует ночная хищница, уничтожая беспечных лесных птах, прикорнувших на древесных ветках. Этим самым сова полает нам пример к действию. Уподобившись ей, мы одолеем пандавов, которых никогда не одолели бы в открытом бою при солнечном свете. Согласен, подло убивать спящих, даже если они причинили тебе много зла, но иначе мне не исполнить клятву, данную над телом царя Дурьйодханы. Как учат древние мудрецы, для достижения благородной цели пригодно любое средство. Да разве не сами пандавы преподали нам урок вероломства? Вспомните все их коварные происки и низкие поступки. Кто обманом погубил моего отца Дрону? Проклятый Дхриштадьюмна, свояк братьев-пандавов. Кто нанес запрещенный удар венценосному Дурьйодхане? Бхима Волчье Брюхо.

Сначала моих благородных спутников обуяли стыд и горечь, но в конце концов они согласились помочь мне, ведь у каждого были свои собственные счеты с пандавами.

Прежде чем пуститься в опасный путь, мы совершили все подобающие случаю жертвоприношения, заранее замаливая великий грех, который собирались содеять.

К стану врагов наш маленький отряд прискакал уже за полночь, в ту пору, когда человеческий сон бывает крепче всего. Некто, заранее посвященный в мои планы, уже ждал нас у ворот лагеря, с головой завернувшись в накидку из тигровых шкур.

– Все готово, – глухо сказал он, – стража спит непробудным сном, об этом я позаботился. Смело входите в лагерь и делайте свое дело. Постарайтесь не упустить никого. Охотник, оставляющий в логове хотя бы одного живого волчонка, проявляет не сострадание, а безрассудство. Этим он обрекает на гибель своих еще не родившихся овец. Слышал такую присказку? Короче, действуйте. И да пребудете вами великий Шива-разрушитель.

Последние слова предназначались скорее для моих спутников, чем для меня, никогда не верившего ни в Шиву, ни в Вишну, ни в Брахму, чтоб им всем пусто было.

– Укажи мне шатры братьев-пандавов, – потребовал я.

– На закате дня они покинули лагерь, и я не сумел их удержать, – ответил тот, кто скрывался под тигровой накидкой. – Но их дети и вся остальная родня остались здесь. Так что работы хватит.

Все это, честно сказать, мне сразу не понравилось. На кой ляд мне сыновья Бхимы, если я поклялся убить его самого.

– А не аморально ли наказывать детей за грехи отцов? – поинтересовался я.

– Отцы, дети – какая разница! Все они, как один, замараны кровью. Неужели ты не хочешь увидеться с шурином пандавов Дхриштадьюмной, прикончившим столь любезного твоему сердцу Дрону? Кроме того, всех их стоит убить по одной простой причине – жить им в этом мире непозволительно. Ты понимаешь меня? Со временем из этих щенков вырастут свирепые волки, способные возродить былую мощь не только пандавов, но и всех ариев. А старшее поколение, можно сказать, уже обезврежено. Их лучшие годы миновали. Силы и дух истощились. Смерть наследников добьет отцов окончательно. Иди и исполняй свою клятву… Господи, ну почему я должен чуть ли не силой толкать вас всех на великие свершения!

– Согласен поменяться с тобой местами. Я буду толкать всех подряд на великие свершения, а ты режь глотки. Устраивает такое предложение? Ах, нет! Не хочешь пачкаться в крови.

– Ты зачем сюда явился? – рассвирепел он. – Болтать или дело делать? Уже рассвет скоро.

– Ладно, – слался я. – Где шатер Дхриштадьюмны?

– В самом центре лагеря, возле знамени с изображением сокола. Правильно, оттуда и начинайте…

Арийские сказители всех рангов, в меру своих способностей восславившие впоследствии распрю пандавов и кауравов, подробно описывая эту последнюю кровавую ночь, упоминают о том, что полюбоваться на предстоящую резню явились все исчадия ада, сопровождаемые вспышками зарниц и зловещими всполохами. Были там разнообразнейшие твари – многорукие, многоногие, многобрюхие, безголовые, безглазые, бесплотные, змееобразные, ракообразные, птицеобразные, темноликие, светлоликие, криволикие, а также имевшие самые немыслимые обличья, включая помесь акулы с крокодилом и морской черепахи с бакланом. А в меня самого будто бы вселился бог Шива, вооруженный волшебным мечом возмездия.

На самом деле все было гораздо будничнее и гораздо страшнее. Грозовые всполохи на небе наблюдались, не спорю, но адские чудовища отсутствовали. Заменить их должны были мы трое – брахман, кшатрий и я, лицо неясного происхождения, но арийской крови.

Спешившись и поручив коней заботам человека в тигровой накидке, большому специалисту в этом деле, мы осторожно вошли в приоткрытые ворота лагеря.

Воины, сломленные усталостью восемнадцатидневной битвы, вином и упражнениями по системе камасутры, спали, что называется, без задних ног. Никто из них, отправляясь на покой, не мог даже и предположить, что со стороны разгромленных кауравов грозит какая-либо опасность. О, наивные простаки!

Тишину ночи нарушали только богатырский храп, отходящие после обильной трапезы газы да шелест многочисленных знамен, на которых по традиции ариев могло быть изображено все, что угодно, вплоть до слоновой подпруги и детородного органа жеребца. Символику эту я, кстати, никогда не понимал.

Шатер Дхриштадьюмны мы отыскали довольно быстро. Кроме отсутствовавших по неуважительной причине братьев-панда-вов, это был здесь единственный человек, которого я по-настоящему ненавидел.

Разбудив прихвостня пандавов пинком ноги, я подал знак своим спутникам – действуйте, но без шума. Быстро сообразивший, за какой надобностью к нему среди ночи заявились кауравы, Дхриштадьюмна принялся молить нас, но не о пощаде, а о том, чтобы его умертвили боевым оружием. Смерть от меча или, к примеру, от веревочной удавки для кшатрия не одно и то же.