Ненавистник полицейских. Клин. Тайна Тюдора. - Эван Хантер

— Как вы думаете, ваш сын мог убежать- с одним из своих друзей?

— Я не знаю, что сделал этот гаденыш, и не хочу знать. Где его благодарность? Когда его отец ушел, я растила его одна. И что я получаю за мои труды? Он убегает от меня. Бросает работу и убегает. Он такой же, как и все они, грязные козлы. Нельзя доверять ни одному мужчине. Пускай валяется где-нибудь, нисколько не жалко…

Вдруг она разрыдалась. .

Она застыла на стуле, сорокапятилетняя женщина с неестественно яркими рыжими волосами, пышногрудая, полная, в одной комбинации, с выцветшими глазами пьяницы. Она сидела неподвижно, закусив губы, нос у нее набых и покраснел, а по застывшему в немом отчаянии лицу струились крупные слезы.

— Убежать от меня, — повторила она. Больше она ничего не сказала. Она вся сжалась, пытаясь подавить слезы, стекавшие по щекам и шее на комбинацию.

— Я принесу вам пальто или что-нибудь накинуть, — не выдержал Бирнс.

— Не нужно мне пальто. Мне все равно, пусть все смотрят. Все равно видно, кто я есть. Одного взгляда достаточно, и все ясно. Не надо мне пальто. Пальто ничего не может скрыть.

Бирнс вышел, оставив ее рыдающей на стуле.

В квартире Марты Ливингстон было найдено ровно тридцать четыре унции марихуаны. Возможно, Леонард Кронин был плохой математик. Также было очевидно, что его ожидали более серьезные неприятности, чем он вначале предполагал. Если бы в комнате были найдена одна — две палочки марихуаны, что составило бы самое большее две унции этого зелья, он мог бы не проходить по обвинению в хранении наркотиков. Но тридцать четыре унции — это далеко не две унции. Это наказуемо тюремным заключением от двух до десяти лет. Хранение шестнадцати н более унций наркотиков, исключая героин, морфий или кокаин, классифицировалось как опровержимое намерение их продажи, где термин опровержимое предполагал, что за Кроминым оставалось право заявить, что у него такого намерения не было. Максимальный срок тюремного заключения за хранение с целью продажи составлял десять лет. Разница в обвинительных формулировках заключалась в том, что при обвинении в простом хранении определялась, как правило, минимальная мера наказания, а хранение с целью продажи, обычно, влекло за собой вынесение максимального срока.

Но обвинительное заключение против Кронина на этом не кончалось. По его собственному признанию, они с Мартой Ливингстон выкурили несколько сигарет с марихуаной, прежде чем заняться любовью, а статья 201 °Cвода Карательных Мер совершенно однозначно гласила: «Совершение полового акта с женщиной, не состоящей в супружеских отношениях с обвиняемым и находящейся под действием наркотиков, наказуемо тюремным заключением от одного дня до пожизненного, которое может быть заменено двадцатью годами».

Если к этому добавят обвинения в незаконном ношении оружия и содержании игорного заведения, опустив обвинение в половой распущенности, которая наказуема содержанием в исправительной колонии свыше шести месяцев или штрафом в более чем двести пятьдесят долларов, или тем и другим, Леонарду Кронину придется труднее, чем было до сих пор.

Что до Марты Ливингстон, ей тоже лучше было бы не попадаться в руки полиции. Несмотря на ее убеждение, что все мужчины грязные козлы, на этот раз она выбрала из этих особей далеко не лучший экземпляр. Наркотики, кому бы они не принадлежали, были найдены в ее квартире. Поэтому влюбившуюся с первого взгляда даму ожидали приключения далеко не любовного свойства.

Но какие бы обвинения ни готовились предъявить незадачливым влюбленным, убийство и расчленение трупа не могли быть включены в этот список. Чек, обнаруженный при проверке в магазине, указанном Леонардом Крониным, подтверждал, что он действительно купил свою похоронную одежду в четверг. Дальнейший тщательный осмотр его гардероба по месту жительства показал, что другой черной одежды у него не было, впрочем также, как и у миссис Ливингстон.

После этого кто возьмется утверждать, что Бога нет?

ГЛАВА VIII

В воскресенье утром, прежде чем явиться на работу, Коттон Хейвз под дождем отправился в церковь.

Когда он вышел, дождь все еще шел, и он чувствовал себя также, как и до службы. Он сам бы не мог сказать, почему он ожидал, что будет чувствовать себя по-другому. Им никогда не овладевал религиозный пыл, свойственный его отцу, священнику. Но каждое воскресенье в любую погоду, дождь ли, солнце ли, он шел в церковь. Каждое воскресенье он сидел и слушал службу, повторял псалмы и ждал. Он не знал, чего конкретно он ждет, но подозревал, что ждет всполохов молнии, оглушительного треска грома, в которых Бог вдруг явит ему свое лицо. Он понимал, что в глубине души он надеялся увидеть что-то отличное от реального мира, который ему приходилось лицезреть каждый день.

Чтобы ни говорилось о работе полиции, а уже сказано и еще будет сказано немало, бесспорно одно — эта работа сталкивает своих исполнителей с наиболее неприкрытой в своей реальности стороной человеческой жизни. В своей работе полицейскому приходится иметь дело с животными инстинктами и низменными мотивами, с которых сорваны многочисленные покровы стерилизованной и загнанной в вакуум цивилизации двадцатого века. Шагая в потоках дождя, Хейвз думал о странном желании людей проводить большую часть своего времени, живя фантазиями других. В распоряжении каждого человека имеются сотни способов ухода от реальной действительности — книги, фильмы, телевидение, журналы, пьесы, концерты, балеты — все, что призвано создавать некое подобие реальной жизни и уводить человека из плоти и крови в волшебный мир фантазии.

Хейвз сознавал, что полицейскому не следовало бы давать своим мыслям такой ход, так как благодаря полицейскому роману, он сам стал одной из вымышленных фигур этого мира фантазии. Вся несуразица состояла в том, считал он, что героем стал выдуманный полицейский, тогда как в реальной жизни полицейский был обыкновенным человеком. Ему представлялось нелепым, что самыми почитаемыми в мире людьми являются те, которые создают придуманный мир — актеры, режиссеры, писатели, различные исполнители, исключительное предназначение которых состоит в том, чтобы развлекать других. Можно подумать, что живет только небольшая часть человечества, причем живет только тогда, когда разыгрывает созданные другими фантазии. Остальные люди — наблюдатели. Остальные выступают в качестве зрителей. Было бы не так грустно, если бы они были зрителями спектакля, который разыгрывает сама жизнь. Вместо этого они созерцают имитацию жизни, исполняемую другими, и, таким образом, оказываются дважды отстраненными от самой жизни.

Казалось, и разговоры вращались, в основном, вокруг придуманного, а не реального мира. Вы видели Джека Паар вчера? Вы читали Доктора Живаго? Драгне был великолепен, не правда ли? Видели ревью Ласковая птица Юности? Разговоры, разговоры,