12 ступенек на эшафот - Вильгельм Кейтель

Незадолго до 24.00 — часа вступления в силу капитуляции — немецкую делегацию пригласили в офицерскую столовую. Мы вошли в зал с последним двенадцатым ударом старинных часов через широкие боковые двери. Нас подвели к длинному столу, стоявшему прямо напротив дверей, с тремя свободными стульями — для меня и двух сопровождающих меня офицеров вермахта. Для остальных членов делегации места не нашлось, и они остались стоять за нашими спинами. Освещенный ярким светом юпитеров зал был переполнен: ряд стульев поперек и три ряда вдоль были заполнены сидящими офицерами и гражданскими.

Когда начальник штаба Жукова положил передо мной акт о капитуляции на трех языках, я потребовал объяснений, почему в текст документа не внесены дополнения об отсрочке санкций. Он подошел к Жукову и после короткой беседы, за которой я наблюдал со своего места, вернулся со словами: маршал Жуков со всей определенностью подтверждает отсрочку санкций на 12 часов.

Торжественная церемония началась недолгой вступительной речью, затем Жуков спросил меня, прочитал ли я акт о капитуляции. Я ответил утвердительно. Второй вопрос гласил: «Готовы ли вы признать документ действительным и засвидетельствовать это своей подписью?» Я громко и отчетливо произнес «Да!» Началась церемония подписания акта, затем подтверждение под присягой, как только я скрепил документ своей подписью. После завершения церемонии мы покинули зал через ближайшую дверь позади нас.

Мы вернулись в маленький особняк. В помещении, где мы провели вторую половину дня, был сервирован стол с винами и холодными закусками. В соседних комнатах были устроены импровизированные спальни — отдельная постель с чистым бельем для каждого. Русский офицер—переводчик сообщил об ожидаемом визите русского генерала — ужин будет сервирован сразу же после его прихода. Через четверть часа появился представитель Жукова, встречавший нас на аэродроме, извинился за опоздание и пригласил нас к столу. Меню было значительно скромнее, чем мы к тому привыкли, однако пришлось удовольствоваться и этим. Однако я не преминул заметить, что мы к такой «роскоши» не привыкли. Русский генерал почувствовал себя весьма польщенным. Мы полагали, что называемая русскими «закуска» на этом завершена, и мы будем предоставлены сами себе. Вскоре выяснилось, что «последний обед приговоренного к смерти» еще и не начинался! Когда все мы давно уже были сыты, подали первую перемену блюд — мясное жаркое и т. п. На десерт — свежезамороженная клубника, которую я попробовал первый раз в жизни. Наверняка эта клубника попала на наш стол из берлинского ресторана Шлеммера, поскольку и вина были немецких марок. Наконец после ночной трапезы русский переводчик, игравший роль гостеприимного хозяина, оставил нас. Я назначил вылет на 06.00, и все отправились отдыхать.

Мы поднялись в 05.00 и скромно позавтракали. Я намеревался выехать в 05.30, однако сопровождавшие попросили дождаться начальника штаба Жукова, который хотел переговорить со мной по поводу отлета немецкой делегации. Мы вышли на улицу и ждали его приезда у готовых к отъезду машин. Генерал предложил мне задержаться в Берлине и отсюда попытаться установить связь с Восточным фронтом и отдать приказ о капитуляции, а также оповестить полевых командиров об отсрочке карательных санкций, о чем я говорил вчера маршалу Жукову. Я ответил, что это не займет много времени, если мне будет гарантирована устойчивая связь и… немецкие шифровально—кодовые таблицы. Генерал отправился на консультацию к Жукову. Через некоторое время он вернулся с известием, что в настоящий момент отправка радиограмм невозможна по техническим причинам, тем не менее Жуков настоятельно просит меня задержаться в Берлине на некоторое время.

Все стало на свои места — теперь мне стал понятен скрытый смысл всех этих проволочек. Я потребовал незамедлительного вылета во Фленсбург. Мне нужно срочно связаться с войсками и сообщить им об изменениях условий капитуляции. В противном случае я не могу нести ответственность за последствия. Я подписал акт о капитуляции, только заручившись солдатским словом маршала Жукова. Пусть это ему и передадут.

Генерал вернулся через 10 минут и сообщил, что самолет будет готов к вылету через час. После этих слов я сразу же сел в машину с Бюркнером, Бем—Теттельбахом и переводчиком. Из разговоров с коллегами выяснилось, что неуклюжие попытки задержать меня под любым предлогом выглядели со стороны еще более заметными, чем это показалось мне в самом начале. Они рассказали мне, что русские хорошо покутили минувшей ночью, и, судя по всему, гулянка в столовой еще в самом разгаре.

Переводчик спросил меня, какой дорогой я хотел бы проехать на аэродром. Мы поехали через центр: мимо ратуши, замка, по Унтер—ден—Линден и Фридрихштрассе. Следы чудовищных разрушений и уличных боев были особенно заметны между Линден и Бельальянсплац: сожженные немецкие и русские танки, полузасыпанные обломками рухнувших домов, перегораживали Фридрихштрассе во многих местах. Мы вылетели прямым рейсом во Фленсбург и испытали некоторое облегчение, когда британская машина поднялась в воздух. Около 10.00 транспортный самолет Королевских ВВС совершил посадку на аэродроме Фленсбурга.

Для упорядочения служебных сношений в ходе прекращения военных действий и сдачи немецких войск на продиктованных победителями условиях мы обменялись рабочими группами офицеров с Монтгомери и Эйзенхауэром. В субботу, 12 мая, прибыли американцы. Мы разместили их на роскошном пассажирском теплоходе «Патрия» — первые консультации должны были начаться на следующий день около полудня. Дениц был приглашен к 11.00, я — к 11.30.

После того как Дениц завершил свой короткий визит, на борт «Патрии» поднялся я. Американский генерал Рукс сообщил мне, что в 14.00, т. е. через два часа, я буду взят под стражу и препровожден в лагерь военнопленных. Мне следует сдать дела генералу Йодлю. В качестве сопровождающего мне разрешено взять с собой офицера, но не генерала, денщика и 150 кг личного багажа.

Я поднялся из—за стола, отсалютовал маршальским жезлом и отправился в штаб—квартиру в сопровождении приехавших со мной Бюркнера и Бем—Теттельбаха. Я доложил Деницу о предстоящем убытии — о моем аресте его оповестили заранее — и назначил в качестве сопровождающих меня лиц 1–го адъютанта начальника штаба ОКВ оберстлейтенанта Эрнста Йона фон Фройнда и моего водителя Менха, тем самым обеспечив им вполне сносное пребывание в плену. Я передал Йодлю бумаги и ключи, Шимонски должен был отвезти на курьерском самолете личные вещи и письмо моей жене в Берхтесгаден. К сожалению, все мои вещи, включая письмо жене и книгу учета личных расходов, были конфискованы у моего верного «Шимо» британцами.