Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том II - Яков Иванович Бутович

Барон 5.23,1 (Силач – Баронесса), серый жеребец, р. 1879 г. Я был знаком с приплодом Барона, мне даже принадлежала его дочь Греми. Это была выдающаяся по себе кобыла, которая фигурировала в белой выставочной группе 1910 года в Москве. Дочери Барона, проданные в другие заводы, имели известное значение для рысистой породы.

Лихой-Атаман 5.08½ (Лакомый-Кусочек – Атаманка), вороной жеребец. Дал семь призовых лошадей, выигравших около 30 000 рублей. Резвейший его сын Листопад имела рекорд 2.23,3. Я видел в заводе графа дочь Лихого-Атамана Стрелу, это была вполне достойная кобыла.

Побег 5.7,3 (Павлин – Кукушка), вороной жеребец, р. 1885 г. Побег дал Рибопьеру нескольких заводских маток, в том числе Задиру и Яркую. Его сын Полевой был оставлен в заводе производителем, а другой сын, Порох, состоял производителем в заводах Щёкина и Оболонского.

Гром 2.19,3; 4.53½, караковый жеребец, р. 1896 г., от Грозного-Любимца и Нагайки, дочери Павлина и Надки. Был очень интересного происхождения, но продержался в заводе недолго и ничего хорошего не дал. Резвейший его сын Гость имел рекорд 2.27½.

Черногорец 5.24,3 (Озарной – Червонная), гнедой жеребец, р. 1879 г. К сожалению, этот жеребец не был достаточно оценен у Рибопьера, хотя его сыновья Черномор 2.23½ и Чудовище 5.11 выиграли 13 398 рублей.

Пример коннозаводской деятельности графа Г.И. Рибопьера вполне подтвердил мысль, что лучшими заводскими матками всегда были и будут те кобылы, которые принадлежат к прославленным женским семействам. Немало кобыл перебывало в заводе Рибопьера, но выдающееся по себе и резвости гнездо маток было сформировано после тридцатипятилетней деятельности именно из тех кобыл, которые были выдающегося происхождения и принадлежали к лучшим женским семействам рысистой породы. Все первоклассные рысаки завода Рибопьера так или иначе восходили к маткам-родоначальницам всего великого и знаменитого в рысистом коннозаводстве нашей страны.

Георгий Иванович Рибопьер как коннозаводчик был очень крупной величиной. Это был настоящий любитель лошади в лучшем смысле этого слова. Граф понимал и знал не только рысистую, но и кровную лошадь. Свой чистокровный завод он вел с известным успехом. Помимо двух основных заводов, у него был большой полукровный завод на рысистой основе в Симбирской губернии и рысисто-упряжной завод при селе Воронец Кромского уезда Орловской губернии. Сюда поступали рысистые кобылы из Святых Гор. Этот завод в последние годы стал выпускать весьма недурных упряжных лошадей, был заявлен в Государственном коннозаводстве, о нем даже стали поступать сведения для публикации в приложениях к «Заводской книге орловских рысаков».

Влияние завода графа Рибопьера на рысистое коннозаводство страны было значительно меньше, чем можно было бы предположить. Происходило это потому, что граф весьма редко продавал кобыл своего завода, в большинстве случаев, особенно в последние десять-пятнадцать лет, они шли на пополнение завода в Орловской губернии или же для полукровного дела и муловодства в Святых Горах. Влияние же завода на коневодство тех районов, где находились заводы графа, было очень велико. Всегда превосходные по себе жеребцы бесплатно предоставлялись для случки с крестьянскими кобылами, а симбирский полукровный и орловский заводы производили большое количество превосходного племенного материала, часто высокой степени кровности, который шел населению.

На рибопьеровском материале возник лишь один рысистый завод – князя П.И. Кантакузена. В других рысистых заводах матки Рибопьера были очень малочисленны. Но если кобылы, рожденные в Святых Горах, не играли большой роли в других заводах, то жеребцы, напротив, имели большое значение для рысистого коннозаводства страны. Многие из них состояли производителями в рысистых заводах второй руки, ибо своих первоклассных жеребцов граф никогда не продавал.

Граф Рибопьер не был знатоком генеалогии орловского рысака, но этот талантливый и культурный человек сознавал все ее значение и превосходно знал генеалогию своих собственных рысистых лошадей. В последние годы его коннозаводской деятельности мне приходилось много встречаться с графом и подолгу беседовать с ним о лошадях. Поэтому я могу судить о его познаниях в этой области и его трезвых взглядах на породу. Рибопьер внимательно следил за коннозаводской литературой и был в курсе всех модных течений в рысистом деле. Возвышение Вармиков, охлаждение к Бычкам, фантастический успех Корешков – всему этому он давал верную и трезвую оценку. Мне не раз приходилось удивляться его прозорливости, и нередко его предсказания сбывались с поразительной точностью.

Как знаток чистокровной лошади, граф понимал, что вести завод без знания генеалогии входящих в него лошадей невозможно. На средства графа его друг К.А. Петион составил таблицы чистокровных лошадей. Это был капитальный и весьма необходимый в свое время труд, издание которого обошлось графу недешево. В те времена коннозаводчики чистокровных лошадей имели постоянное общение с Европой, и особенно с англичанами. Вот почему они были несравненно культурнее наших рысачников и лучше вели свои заводы. В смысле подбора в рысистом деле граф следовал английским образцам и работал по определенному плану. У меня с ним состоялось несколько интересных бесед, сущность которых сводилась к тому, что надо в рысистом коннозаводстве, а затем и в каждом первоклассном заводе создать таких маток, которые бы давали классных и резвых лошадей как правило, а не в виде исключения, то есть сделать то, что уже было достигнуто в чистокровной породе. «Почему, – говорил граф, – у нас все кобылы скачут и разница лишь в степени их класса, тогда как рысистые далеко не все бегут (под этим понималась призовая резвость. – Я.Б.) и призовые среди них редкое исключение? Когда я начинал охоту, вывести призового рысака было так же трудно, как выиграть в рулетку! Благодаря нашей работе (граф имел в виду то поколение коннозаводчиков, к которому он сам принадлежал. – Я.Б.) сделано многое, но далеко не всё, и вашему поколению это предстоит довершить». Между прочим, в это время Рибопьера особенно раздражало заявление его наездника Филиппова, который неоднократно пытался убедить графа, что кобылы его завода не бегут, а жеребцы замечательны. «Ваше сиятельство, – говорил он, – кобылы вашего завода не бегут, я не могу на них ездить. Не стоит их тренировать!» Рибопьер, передавая мне это, возмущался: «Вот с какими глупыми предрассудками приходится нам иметь дело в рысистом спорте!» А ведь Филиппов был знаменитым наездником, одним из лучших в свое время, добавлю я от себя.

В собственном рысистом заводе Рибопьер работал, так сказать, по чистокровному образцу. Достойно внимания, что успех пришел к нему довольно поздно. Инбридинг в то время в скаковом производстве был введен в систему. Если читатель вспомнит, в какой степени родства уже в 1913 году состояли лошади святогорского завода, то он увидит, что Рибопьер весьма последовательно вел свое дело, и я затрудняюсь