Красный тайфун (litres) - Владислав Савин

Еще одно отличие советских фильмов (которых я в прокате и за границей видел довольно) от иной истории – про революцию и гражданскую, иногда четко наблюдается мотив сглаживания «красно-белых» противоречий перед лицом общего (иностранного) врага, а то и просто бандитов. Чего в жизни не было, насколько историю помню! И прежних, бескомпромиссных картин хватает, но есть и такие, которые показывают беляков не врагами, а искренне заблуждающимися, и по-своему тоже желающих блага Отечеству. Хотя на Дальнем Востоке (лента, снятая явно по мотивам нашего «Поговорим, брат») Дальневосточная республика и была по сути «народным фронтом», а не большевистской диктатурой, а вот японцы там всерьез хотели к себе территорию до Байкала… так что, может, и похоже на правду.

Сижу на трибуне «Лужников», стадион забит до отказа. Ясное небо над головой, солнце светит, облака быстро бегут, и бьются на ветру разноцветные флаги – трибуны открытые, как и у нас было сначала, крышу над ними сделали лишь в девяносто седьмом. Еще четверть часа до начала, народ громко разговаривает, музыка гремит, что-то бравурное, спортивные и военные марши. Ну скорей бы начинали!

Горит звезда, над городом ШиразомГорит звезда, прощальная моя…

Мать моя женщина, это же наша песня, из иных времен! Только у нас «над городом Кабулом» пели, а здесь на Шираз переделали, где бои были в сорок шестом, во время Иранского конфликта. Локального конфликта, не войны, – чтоб силы и ресурсы Советской страны от восстановления разрушенного в войну прошедшую не оттягивать. Тогда у нас три дивизии там было, один мотострелковый корпус, они на себе весь конфликт и вытянули, по существу, ну еще воинство Барзани, конечно, – очень не хотелось курдам снова под британский сапог. И никто не расскажет о том, что творилось за линией фронта, которой и не было, считай, в тех песках. Родина о вас не вспомнит, потому что она о вас и не слышала! Зато турки с тех пор «советских шайтанов» шибко боялись, ведь в сорок третьем им с нами в бою повезло не встретиться – теперь такой урок получили, что в Израильской войне пятьдесят пятого года лишь словами и обещаниями арабской коалиции помогали, а сами и думать не смели на наших друзей напасть. Но вот никогда прежде я не слышал это здесь – про Кабул помню, наш кэп Большаков под гитару пел, еще в мире том!

А вокруг тем временем что-то поменялось! Пустого пространства стало намного больше, и оба прежних соседа, слева и справа, тоже куда-то делись, как по волшебству! Теперь справа от меня сидела женщина, очень красивая – ей было уже не двадцать, но выглядела просто великолепно, еще очень здорово и молодо, как «полковник Рагозина» из какого-то полицейского сериала про экспертов, что видел я в жизни бесконечно далекой, перед самым провалом сюда[58]. А соседом слева оказался немолодой невысокий и неширокоплечий, но крайне опасный человек, «главный мастер-убивец Советского Союза».

Здраствуйте, Анна Лазарева. Привет, Юрий Смоленцев. И прощай, моя безопасность, хе-хе. С винтовкой, «калашом» или пистолетом я бы еще посмотрел, чья возьмет, – но в рукопашном бою на ограниченном пространстве Брюс завяжет меня морским узлом за две с половиной секунды. И конечно же, тут еще их люди рядом есть.

– А ты гнида, Валечка. Или герр Филипп Швенгер, по липовому паспорту, как тебя сейчас называть? Или просто «Скунс», профессиональный наемный убийца и специалист по деликатным делам, входящий в первую десятку таковых, по негласному мировому рейтингу?

Разговор начала Лазарева. Смоленцев только безучастно глядел чуть в сторону. Ну – это он так пусть новичков сопливых разводит. Я-то знаю, что он сечет любое мое движение и готов ко всему. А вот Анечка явно переборщила.

– Э-э, нет, почтенная миссис Лазарева, гнида – не я. Гнида – та тварь, которую я без вашего августейшего разрешения завалил. И скажите мне спасибо – вам теперь с той гнидой дел не иметь. Не замажетесь.

– Валя, – а вот Лазарева на меня не смотрела совершенно, противно говорить с дезертиром, – на тот момент он был нам, СССР, нужен. Он, конечно, мразь еще та – но…

Интересно, какого черта меня «лечат»? Почему до сих пор не скрутили? А после разговаривали бы, в спокойной деловой обстановке, в комнате с решетками на окнах. Если им интересно, отчего я ушел тогда. И ведь хуже быть могло – знаю, что были случаи с «воронежцами», когда и стрелялись, и травились, когда война завершилась, настроение мобилизации схлынуло, и дошло до глубины души, а не внешне, что мир совсем иной, и назад хода нет?

Легче было «женатикам». Особенно тем, у кого дражайшие половины посвящены в Тайну. А мне, вот так сложилось, не повезло, не встретил я единственную, свою – связи были, так, наутро забыть! Хотя имею доподлинные сведения, что наследный принц одного не последнего в мире нефтяного государства, на самом деле моя родная кровь, хе-хе! Но не придумали еще анализа по ДНК, так что никто ничего не докажет. Но я ушел вовсе не из-за любви неразделенной – жизнь не сериал. А просто наболело!

Вы думаете, для нас после Победы наступил мир? Что СССР формально не воюет, ни о чем еще не говорит – для того есть мы, те, которых нет, призраки, бесплотные тени. Которые творят реальные и страшные для врагов дела, – как в пятидесятом в Западном Китае, это была когда-то наша авиабаза, на пути по которому еще тридцатые мы для Чан Кай Ши самолеты перегоняли, теперь же американцы туда реактивные бомберы посадили, авиакрыло (полк по-нашему) В-47 – и ведь не против китайцев, для того им Окинавы и Филиппин было достаточно, всю территорию накрыть, а вы карту возьмите и гляньте, что в радиус попадает. И вспомните, что в пятидесятом было, ультиматум Макартура – примерно как в иной истории Карибский кризис шестьдесят второго. После историки напишут, что янки блефовали. Что они не имели намерения реально воевать, а как в шахматах, поставили фигуру на угрожающее поле, объявив нам шах, – надеясь на политические уступки. Вот только мы слишком хорошо помнили 22 июня – и всерьез считали, что завтра атомные бомбы с этих самолетов упадут на Новосибирск, Свердловск, Красноярск – при том, что ПВО на том направлении у нас была слабее, чем на Западе и в Приморье. Бомбить первыми – начать Третью мировую. Но кто-то должен был американцам помешать – кто, если не мы?

Батальон китайского спецназа «Зеленый дракон», залегендированный под партизанский отряд. И тридцать русских парней – инструкторов, в бой пошли все – раз такая пьянка, режь последний огурец! Нам помогло, что в этой истории не было Арденн, когда американцы плотно познакомились с «Бранденбургом» – и в Китае до того дня действовало негласное правило: белые люди друг друга непосредственно, в наземных сражениях, лицом к лицу, не убивают! Потому никто не увидел врага в трех десятках людей в американской форме, правильно говоривших по-английски, въехавших на базу поздно вечером, в двух «студебеккерах». Точное расположение базы и ее внутренний распорядок мы знали, что-то от друзей-китайцев (часть персонала там была местной), что-то от допроса сбитого американского пилота. В начале той войны соблюдались правила – сбитых летчиков (если они попадали не к китайцам, нашим и Чана, а к белым людям) берегли, и после обменивали. Этому же американцу предстояло испытать на себе все прелести походно-полевого допроса – ну а после милостливую смерть.

И горело на базе, и взрывалось. Тридцать профессионалов, четко знающих каждый свой маневр, могут сделать очень много. Особенно когда их поддерживает батальон, притащивший реактивные минометы. Бедные американские мальчики не воспринимали войну всерьез, для них это было не больше чем приключением и поводом послать домой геройские фотографии. Резать их сонных было не труднее, чем немецких фольксштурмистов у Зееловского моста. Мы только старались не думать, что будет, если от взрывов на складе боеприпасов сдетонируют и атомные бомбы – теоретически не должны, но вдруг? А после мы сумели оторваться, всего с четырьмя «двухсотыми», хотя «трехсотых» было девять. А вот китайский батальон, прикрывающий наш отход, полег почти весь, после по всему народному Китаю славили павших героев, – а нас там не было, совсем, мы даже наград не получили, за то конкретное дело! Но я и сейчас горжусь той работой – В-47 так и не взлетели! Война после этого пошла по совсем другим правилам, беспощадным, – но больше американцы к нашей границе со своими базами не совались, поняли урок!

Если бы я после остался в армии… Советский спецназ бурно рос, мне реально было, с моим послужным списком, оказаться на генеральской должности командира бригады. Но захотелось приключений на свою голову, и новых впечатлений – и пошел по «политике». О прочих делах не расскажу никому и никогда – лишь о последнем, с этой африканской сволочью, который «отец нации», подобие Пол Пота и папы Дювалье в одном флаконе! В самом начале действительно баловался марксизмом, из которого понял лишь, «кто был ничем, тот станет всем». Ну а в Африке «власть» это всегда существительное, а «социалистическая, народная, демократическая» не больше чем к ней прилагательное. Поначалу обличал колониализм и даже успел посидеть в тюрьме, а как дорвался до трона, началось такое! Отправил под топор всех своих прежних соратников по борьбе. Усвоив, что все эти соратники были людьми с каким-то образованием (мелкие чиновники, бухгалтера, младшие офицеры и сержанты колониальной армии), объявил войну учебе вообще, позакрывал все школы, перестрелял учителей. Реально опирался не на партию и даже не на армию с полицией, а на криминальную группировку, с характерным названием «Армия каннибалов», которым жалованья не платил, взамен разрешив забирать имущество у «врагов революции». В «каннибалы» шли жители северных провинций, у себя живущие в каменном веке, – те, кого судьба занесла в города. Увлекался ритуальным людоедством – всерьез веря, что сожрав какую-то часть тела своего врага, перенимает его качества. Естественно, прикончить столь «любимого» правителя находилось множество желающих. Но так как он формально считался «другом СССР», а его страна, «сделавшей социалистический выбор», то мы должны были эту тварь защищать! Я – решил иначе.