Череп грифона - Гарри Тертлдав

Соклей хотел было спросить, почему это оно должно существовать, но спохватился. Сейчас ему не хотелось спорить. Ему хотелось только радоваться, что он остался жив, сохранил свободу и не был искалечен. Из его чаши выплеснулось немного вина, и Соклей смущенно рассмеялся.

— Я не совершаю возлияния. Просто рука дрожит.

— Значит, тебе надо выпить еще. — И Менедем наполнил его чашу, прежде чем Соклей успел возразить. — Сейчас, когда всё уже позади, можно слегка и подрожать, — продолжал Менедем. — Со мной творится то же самое. Начинаешь думать о том, что могло бы случиться. Но ты отлично держался в самый ответственный момент!

— У меня просто времени не было пугаться.

Соклей глотнул вина и решил не жаловаться, что Менедем налил ему еще.

А Менедем уже думал о другом:

— Нам придется положить тело бедного Доримаха в лодку. Ты ведь знаешь, как люди относятся к трупу на борту. А когда доберемся до Аттики, заплатим жрецу за очищение лодки. И «Афродиты».

— Вот и еще одна забота на нашу голову.

Но Соклей не спорил с двоюродным братом. Кровь, пролившаяся на палубу «Афродиты», и смерти, которые видело судно, сделали акатос ритуально оскверненным. Проведя немало времени в Лицее, Соклей сомневался, что на свете действительно существуют такие вещи, как скверна. Однако моряки все до единого были люди суеверные. Если судно будет очищено, у них станет легче на душе, а значит, это надо сделать.

— Интересно, много ли сумели утащить проклятые богами пираты, возвращаясь на гемолию, — проговорил Менедем.

— Лучше выяснить точно, — ответил Соклей. — Мы ведь не можем продавать то, чего у нас больше нет.

— Тогда позаботься об этом. Ты знаешь, где что должно лежать.

— Верно, — натянуто отозвался Соклей.

Время от времени ему хотелось, чтобы у него не было такой цепкой памяти. А еще хотелось, чтобы двоюродный брат не воспринимал это как должное. Но похоже, ни одному из этих желаний не суждено было сбыться.

Менедем, как ни странно, заметил, что Соклей нахмурился, и спросил:

— Что-то не так?

— Не важно, — ответил Соклей.

Он был таким, каким он был, — так же, как и Менедем. И у капитана «Афродиты» сейчас имелось множество других дел.

Нырнув под палубу юта, Соклей щелкнул языком. Будучи таким, каким он был, он снова попытался посмотреть на вещи с точки зрения другого человека, что рассердило его еще больше.

Он не видел, чтобы кто-нибудь из пиратов сюда залезал, но все-таки первым делом следовало проверить серебро. Один взгляд — и Соклей убедился, что кожаные мешки лежат на том же месте, на каком лежали до того, как гемолия вырвалась из укрытия за мысом острова Андрос. Соклей облегченно вздохнул. Они столько всего продали в Милете, что потерять теперь деньги было бы тяжелым ударом.

Он осторожно вылез и ужасно возгордился тем, что на этот раз сумел не удариться головой.

«Что проверить дальше?» — подумал Соклей. Ответ пришел быстро: бальзам. Этот товар был в буквальном смысле слова драгоценнее серебра. Соклей знал, под какой скамьей он хранится, и, присев рядом, увидел, что бальзам на месте.

«Теперь, когда я проверил и деньги и бальзам, — подумал он, — Менедем не сможет меня обвинить, если я проверю череп грифона».

Соклей точно помнил, где лежал череп («Почему лежал, он до сих пор наверняка там лежит», — пронеслось в его голове) — под девятой банкой по левому борту. Он поспешил вперед, остановившись лишь затем, чтобы снова убедиться: бальзам на месте.

Но черепа грифона под скамьей не оказалось.

Соклей выпрямился. Сперва он решил, что посмотрел не под той банкой, и сосчитал скамьи снова. Эта была девятая. Он снова нагнулся — и опять не увидел большого кожаного мешка с черепом. Соклей заглянул под восьмую скамью, потом под десятую, просто на всякий случай… На тот нелепый, смехотворный, совершенно невероятный случай, если вдруг он неправильно сосчитал скамьи, когда прятал череп. Однако, увы, мешка нигде не было.

Отчаяние звенело в Соклее, когда он проверял банки правого борта.

«Может, в конце концов, я случайно засунул его туда?..»

Но нет. Череп грифона бесследно пропал.

Соклей уставился в море широко раскрытыми глазами. Гемолия давно исчезла. А вместе с ней исчез и череп, который явился с края света; череп, по стечению обстоятельств отыскавший подходящего владельца; череп, который теперь, по самому несчастнейшему стечению обстоятельств, никогда не попадет к людям, способным разгадать его загадки.

Он исчез! Исчез вместе с грязным пиратом, который наверняка не может даже написать свое имя; с пиратом, которого совершенно не заботят знания, который предпочел воровство и грабеж честной жизни. Череп исчез! Исчез навсегда, и нет никакой надежды его вернуть.

На глаза Соклея навернулись слезы.

— Что случилось, молодой господин? — спросил Диоклей. — Что забрали эти шлюхины дети?

— Череп грифона, — выдавил Соклей.

— А… Ту штуку. — Начальник гребцов явно размышлял, что же теперь сказать, и наконец просиял, найдя нужные слова: — Не расстраивайся ты так. Все равно они не выручат за него много денег.

— Денег?! — Из уст Соклея это слово прозвучало так, словно было пропитано ядом.

Он выругался самыми грязными словами, какие знал — может, не с таким жаром, как любимец Менедема Аристфан, но зато с самой настоящей яростью, с неподдельной ненавистью.

Моряки отшатнулись от тойкарха. Они никогда еще не видели Соклея в таком состоянии. Он и сам не подозревал, что способен на такую ярость. Сейчас Соклей с радостью бы распял всех пиратов, когда-либо рождавшихся на земле, предал бы огню все леса, из деревьев которого корабельные плотники делали брусья для пиратских гемолии и пентеконторов.

Менедем окликнул его с кормы:

— Что пропало?

И Соклею пришлось повторить:

— Череп грифона.

— А, — отозвался его двоюродный брат. — И все?

— Все?! — взвыл Соклей.

И разразился новыми проклятиями. Все еще пышущий злобой, горячей, словно железо в кузне, он закончил свою тираду так:

— Они могли бы забрать с судна что-нибудь другое — что угодно, слышишь? Но нет! Один из этих богами проклятых негодяев должен был украсть одну-единственную вещь, которая была… могла бы стать… важнее всех сокровищ мира!

Менедем подошел и положил руку ему на плечо.

— Успокойся, мой дорогой. Все не так уж плохо.

— Да. Надо бы хуже, да нельзя, — ответил Соклей.

Но его двоюродный брат покачал головой.

— Вообще-то нет. Только подумай: в это самое мгновение судьба, наверное, мстит за тебя.