Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова - Владимир Хрусталев

«Да не будет Гришка Распутин руководителем внутренней и общественной жизни!» Пуришкевич взывал к депутатам Государственной думы: «Ступайте туда, в Царскую Ставку, киньтесь в ноги Государю и просите царя позволить раскрыть глаза на ужасную действительность, просите избавить Россию от Распутина и распутинцев больших и малых»[528].

Страстная речь В.М. Пуришкевича в стенах Государственной думы увлекла молодого князя Феликса Юсупова (1887–1967), женатого на племяннице царя княжне императорской крови Ирине Александровне (1895–1970). Он взял на себя инициативу по устранению «друга семейства» и спасению монархии.

Уже после Февральской революции следователь Чрезвычайной следственной комиссии (ЧСК) Временного правительства В.М. Руднев разоблачил еще один миф: о якобы огромном материальном состоянии Григория Распутина. Оказалось, что после его смерти не осталось ни копейки денег, дети же были вынуждены ходатайствовать о Высочайшем пособии. Руднев пишет:

«Распутин, постоянно получая деньги от просителей за удовлетворение их ходатайств, широко раздавал эти деньги нуждающимся и вообще лицам бедных классов, к нему обращавшимся с какими-либо просьбами даже и не материального характера»[529].

В отличие от других великий князь Михаил Александрович, очевидно, понимал ситуацию и причины нахождения Распутина при Царской чете. Во всяком случае, Михаил Александрович нигде открыто не критиковал Царскую семью за приближение «старца».

Однако возрастающая популярность Михаила Романова на фронте и армейской среде служило причиной его частого упоминания в политических салонах Петрограда. Если верить утверждению записок бывшего и.о. директора Департамента полиции и заместителя министра внутренних дел С.П. Белецкого (1873–1918), то:

«Распутин все время поддерживал в императрице опасность популярности Михаила Александровича в армии и народе. Когда великий князь Михаил Александрович, после недолгого пребывания на театре военных действий, вернулся с супругой в Гатчину, то императрица обратила внимание на его личную жизнь и, в особенности, на его появление запросто с женою в общих залах петроградских ресторанов “Астории” и “Медведя” и на круг его знакомств и родственных связей его супруги. Вследствие этого Вырубова поручила нам сообщать ей для доклада императрице все сведения о Михаиле Александровиче. Нам было поручено возможно подробнее осветить его жизнь, так как императрица и Вырубова видели в замкнутой жизни семьи великого князя в Гатчине, в его знакомствах и в особенности во влиянии его жены, обладавшей сильным характером и большим честолюбием, – указания на возможность тайных династических притязаний. Однако мои данные не дали никаких для этого материалов»[530].

Следует заметить, что в материалах Департамента полиции можно найти различные документы, в том числе письма, похожие по содержанию на доносы. Так, например, 12 января 1916 г. госпожа Елизавета Александровна Борк (урожденная Шабельская) сообщала на имя С.П. Белецкого следующее:

«При этом случае позвольте еще сообщить Вам кой что из Государственной Думы. Там ходят разговоры о заговоре против Государя, в котором якобы участвуют весьма высокопоставленные люди. Между прочим, называют великого князя Михаила Александровича, как Вам, конечно, известно это не новость. Давным-давно Михаила Александровича ставили в противовес Государю, и даже я слыхала от женщин, не умеющих соврать по глупости, что около 1908 года на Валааме довольно громко проповедовали, что было бы для народа счастьем, если б царь звался Михаил, а не Николай. Называли тогда какую-то кормилицу Михаила Александровича, будто бы действовавшую по чьему-то наущению. Затем на некоторое время толки прекратились до тех пор, пока неосторожность Марии Федоровны (не допустившей Михаила Александровича жениться на Дине Коссиковской, милой и преданной девушке-фрейлине) бросила Михаила Александровича в объятия его теперешней жены, о которой говорят мало хорошего. Называют факты, когда она (на прощальном обеде кавалергардов Михаила Александровича) в ответ на тост мужа “здоровье Государя” – не встала и отодвинула бокал, громко сказавши: “Я не пью за незнакомых мужчин!”/…/

Правда ли все это, не мне судить. Но после возвращения Михаила Александровича это впервые опять начинаются такие же разговоры. Опять называют тост, будто бы произнесенный Михаилом Александровичем: „пью за здоровье моего несчастного обреченного брата и Государя“.

Где был произнесен такой тост, никто не знает, но все его повторяют.

Мое мнение, что все это вздор и что брат русского царя не пойдет на предательство. Михаил Александрович не Константин Николаевич. Не тот характер, не то время, не те отношения. Но жена его все же может иметь нежелательное влияние ввиду своего фальшивого положения. И право, было бы лучше простить совсем и признать ее права. Это было бы безопасней и прекратило бы, вероятно, толки.

А толки так подлы, что даже Вам писать страшно. Прочтите между строками. Вспомните историю французской революции 89 года. Первое старание заговорщиков было замарать Марию Антуанету. И это сделали так адски искусно…»[531]

Далее шел пересказ различных слухов о Распутине, Царской семье, отставке Сухомлинова, Земском союзе и др. И опять о заговоре против Николая II:

«Теперь к Государственной Думе. Там разговор такой – собираются отрешить, а то и убить Государя и, отстранив Наследника, – почему – прочтите между строками – призвать Михаила Александровича, которому де предпишут конституцию, какую угодно. Надеются, народ не встанет, найдя все-таки царя и еще Романова – и не сообразит всю гнусность проделки.

Ходят слухи, будто замешано много высокостоящих лиц, начиная с Джунковского, Игнатьева (министра) и Харитонова – контролера. И конечно, прежде всего, Поливанова, который будто бы спит и во сне видит, как бы передать свой портфель Гучкову.

Называют уже министров нового строя, и всегда имена Игнатьева и Поливанова первыми. Кривошеина отставили. Мало того, говорят, будто он собирается в Ставку раскрыть глаза Государю на опасность. Деньги же для заговора дают жидовские банкиры. Социалисты же являются орудием, и в их комнате в Таврическом дворце скрыты главные документы, надежда на неприкосновенность.

Неужели нельзя туда пробраться хотя бы в виде грабителей. Тогда если не найдут достаточно вредных документов, полиция останется в стороне и будет искать грабителей. А я уверена, что найдется больше чем надо… Сообщаю Вам все это вперемежку. Вы уже сами разберетесь, есть ли в этих сплетнях и слухах капля правды»[532].

Такая информация наводит на определенные размышления.

Однако вернемся к влиянию Григория Распутина на Царскую семью. Историк граф С.С. Ольденбург (1888–1940) специально проследил в своих работах, как выполнялись политические советы Распутина императором Николаем II. Можно констатировать, что далеко не всегда он им следовал. Как отмечал Ольденбург, все эти советы Государь отвергает молчаливо, не желая задеть чувства Государыни. Иногда у него, однако, прорывалось и некоторое раздражение. «Мнения нашего Друга о людях бывают иногда очень странными, как ты сама это знаешь»[533].

В фронтовой переписке великого князя Михаила Александровича с Н.С. Брасовой за 2 августа 1916 г. имеется интересный фрагмент. Михаил Александрович сообщал супруге:

«Книгу о Распутине, по моей просьбе, дал мне прочесть Молостов, я думал, что будет интересно, но в ней ничего нового нет. Если хочешь, то просмотри ее, а при случае надо будет ему возвратить»[534].

Британский посол Дж. Бьюкенен (1854–1924) в своих воспоминаниях признается, что он был лично осведомлен о готовящейся ликвидации «святого старца» раньше всех других лиц:

«За неделю до убийства Распутина я знал о предстоящем покушении на его жизнь»[535].

Стоит отметить, что английского посла Дж. Бьюкенена позднее многие открыто обвиняли в том, что именно он подготовил русскую революцию, что под его влиянием думские лидеры порвали с царским режимом. Французский посол М. Палеолог 28 декабря (по новому стилю) 1916 г. записал в своем дневнике:

«Вот уже несколько раз меня расспрашивают о сношениях Бьюкенена с либеральными партиями и даже серьезнейшим тоном спрашивают меня, не работает ли он тайно в пользу революции. Я каждый раз всеми силами протестую»[536]. Дж. Бьюкенену бросали такие же обвинения по его возвращении в Англию. Ему приходилось длительное время оправдываться.

Убийство Г.Е. Распутина было восторженно встречено многими в России. Член Государственной думы Я.В. Глинка (1870–1950) писал в воспоминаниях: