Семнадцатая жена - Дион Страда

— Других разумных существ. Или я похож на зубную фею или мутанта твоего платонического идеала Калисы?

У Стефана сжались кулаки, Эхнатон заметил этот непроизвольный жест и на мгновение сменил оскал на тысячелетнюю ухмылку. Эти мраморные создания знают всё, играют с людьми как хотят.

— Ты меня не слушал? Вы сами играете своими собственными жизнями. За спинами Дмитрия, Юлечки и Калисы стояли, прежде всего, реальные люди, а уже потом мы. А ты тешил себя мечтами о том, как предоставишь исключительную информацию слепым до селе правительствам? А потом получишь амнистию и свой ненаглядный остров. Жили долго и счастливо и умерли в один день. В нашей сказке, все умрут без «долго» и «счастливо».

Сфинкс встряхнул крыльями, расправил их, заслонив Стефану пол неба, с силой оттолкнулся от крыши вагона и, подхватив бесчувственную Мину, взмыл ввысь. Резкими и полными взмахами белоснежных орлиных крыльев, мраморная тварь толчками поднимала себя всё выше и выше, удаляясь от почти остановившегося поезда. Они прибыли в Улан-Батор. Следующая остановка — Пекин.

— Ты вновь здесь сидишь? — единственный во вселенной голос, которому радовался Себастьян, прозвучал в его голове.

Он поднял голову и расправил сутулые плечи, но в помещении никого не было. Только ряд белых кресел, отражавшихся в идеально зеркальном полу и Ficus Dionaea Ivanka Florush за толстым стеклом.

— Меня здесь нет, не ищи. Но я всегда с тобой. Или ты забыл? — голос вновь зазвучал в голове секретаря Калисы Фокс и одновременно во всей комнате.

Он смеялся, издевался, укорял и покорял.

— Не забыл. Но ты так давно ко мне не приходила, — хотя в помещении никого не было, Себастьян встал и сделал несколько шагов на встречу к стеклу теплицы.

Высокий и худой, сутулящийся, с длинными руками, облачённый как в скафандр во фрак, стоячий воротник рубашки которого подставлял воздуху лишь половину лица, секретарь Калисы Фокс являл собой сущее проклятие для всех сотрудников штаб-квартиры корпорации. Его называли первым экспериментом мисс Фокс по выведению жизни из пробирки. Неудачным экспериментом. За спиной смеялись, а перед лицом старались не появляться. Он словно чума вычищал от всех живых любое помещение, в котором появлялся.

Голос вновь засмеялся, жутко и мерзко, словно хрустальные бокалы били о лист железа, но для Себастьяна, то были самые прекрасные звуки. Он не переставал удивляться всеобъемлющей красоте Асфодель. Её знаниям, её умениям, её коварству.

— Расскажи мне что-нибудь интересное — голос требовал.

— Все только и носятся с Дмитрием. Подняли по тревоге все госпитали южной Европы, центр медицины в Анкаре и снарядили конвертоплан срочной помощи. Но он выжил и сейчас уже наверно в Тегеране.

— Я знаю. У Кая ничего не вышло, — фраза прозвучала радостно и злорадно, она знала, что её брат потерпит неудачу.

— Знала. Всё было слишком просто и одновременно неуместно сложно. Контроль разума слабых существ.

— Я видел сводки, конвертоплан Дмитрия упал рядом со старым хутором, в котором до сих пор жили инвалиды гражданской войны. Кай вселился в кого-то из них? — Себастьян поморщился.

Для него чувство ощущения себя внутри некоего другого, чужого тела представлялось невероятно омерзительным. Словно снять все чистые одежды и облачиться в затасканное рубище бездомного. Нет, хуже. Остаться голым и подставить себя грязному миру. Секретарь передёрнул плечами, второе проявление эмоций, после кривой улыбки, на которое он был способен.

Наступило время кормления Ficus Dionaea, в теплицу запустили стаю маленьких, цветастых и пёстрых птичек. Глупые создания щебетали, стекло не пропускало звуков, но Себастьян знал, что они щебетали. Они всегда щебечут. Птички носились из стороны в сторону, кружили под потолком теплицы. Спустя несколько минут, внимание птах привлекли алые пятна в густой листве флорической химеры — листья с острыми шипами по краям. Одна за другой они стали садиться на них. Сначала ничего не происходило, но затем резко, за доли секунды, все листья одновременно захлопнулись. Птицы бились внутри плотно сжатых листьев, но шанса на жизнь у них больше не было. Те, которые в момент захлопывания ловушек пытались взлететь, теперь умирали от удушья или торчали цветистыми тряпичными куклами со сломанными шеями. Не обратившие внимания на алые пятна пернатые или долго размышлявшие о чём-то своём птичьем, теперь щебетали ещё громче и ещё быстрее носились, хлопая маленькими крылышками, по теплице. Но это их не спасало. Одну за другой, едва им стоило сбавить темп, их хватали алые пасти растения. На гибких стеблях яркие зёвы, словно чёртики из заводных табакерок, выпрыгивали из густой листвы и хватали птиц. Спустя четыре минуты в теплице никого не осталось. Кроме довольного растения, начавшего переваривать ещё барахтавшихся в ловушках созданий.

— А Кай не поймал своей птички, хотя пастей разинул много, — вместе с Себастьяном, Асфодель неоднократно видела процесс кормления хищного растения.

Видела охоту и его куда более крупного собрата. Но каждый раз забавлялась вместе с ним как в первый раз. Секретарь так считал.

— Он начал с серба-радикала, жившего на хуторе. Но солдаты Дмитрия быстро изъяли всё оружие, а ипостась душителя Кай избирать ему не захотел. Следующим стал полевой генерал. Но стратег из братишки ещё хуже, чем душитель. Горы трупов, а Димочка уехал дальше.

— Взять под контроль кого-то из окружения?

— Всё не так просто. Всё окружение Дмитрия, Юлии и Калисы, за редким исключением, — Себастьяну показалось, что Асфодель сделала особое ударение, — употребляют стимуляторы мозговой активности. Это делает невозможным контроль, в лучшем случае можно прочитать мысли. И согласись, слабых они подле себя не держат.

— Война объявлена?

— Да. Будь готов, — голос приказал в голове, ото всех стен помещения, прозвучал от довольного Ficus Dionaea.

Себастьян криво улыбнулся и передёрнул плечами одновременно.

Стефан лежал в рваной одежде на диване купе и смотрел в висевшую под потолком полку для багажа. Мраморные статуи и корпорации начинают войну, в которую втянут весь мир, уничтожая его. Виктор был нужен, прежде всего, истуканам, его убили, и они на замену ему похитили Мину. Всё это могло быть и ложью, но даже при таком раскладе оставляло главный вопрос — почему он, Стефан, до сих пор лежит в своём купе. Зачем его оставили в живых? Эхнатон мог беспрепятственно убить его, раздавив грудную клетку или скинув с крыши поезда. Или похитить и унести вместе с Миной. Силы ему не занимать. Зачем он выманил его на крышу вагона и ограничился милым разговором, ответившим на одни вопросы и поставившим новые? Дополняла картину новость о временном интервале деятельности статуй. Неужели первой их жертвой стал