Беременная для Зверя (СИ) - Росс Эллен

С этими словами Порох рот мне липкой лентой заклеивает. Руки за запястья к кровати пристёгнуты, чтобы не смогла пытаться убежать. Заглядывает мне в глаза.

— Молчишь? Так-то лучше.

В доме, куда меня привезли, прохладно. Отопление только включили, а комнаты сырые и не прогретые. Сам Порох ладони одну о другую растирает. Изо рта пар облачком вырывается. Дом напичкан охраной. На каждом этаже и по концам коридора выставлены вооружённые люди.

Меня отвязывают лишь для того, чтобы могла в туалет сходить и поесть. Порох компанию составляет, сидя рядом. Другому охранять не доверяет. Наверное, не шутил, говоря, что я — самый ценный актив.

С неохотой ковыряю кашу, уже остывшую. Аппетита нет совсем. Заставляю себя есть. Лишь потому что беременна.

— Какого жениха ты мне пророчил? — пользуюсь возможностью спросить. — Такого же старого и мерзкого, как ты сам? Или помоложе?

— Ты вроде на мужиков постарше западаешь, — скалится Порох. — Но я тебе выбрал в мужья помладше Зверёныша. Тебе в самый раз будет. Что немаловажно… платок носить не заставит.

— А что так? Свободных нравов? Или сразу от меня избавится, а мёртвым платок не нужен.

— Но-но! Поговори мне! — цыкает Порох. — От своего только я имею права избавиться. Будет у меня в кулаке, — показывает. — Вот так! Раньше мы только слегка пересекались, потом…

Что было потом, Порох не успевает мне сказать. Отвлекается на входящее уведомление. Быстро набирает ответ. Вытягивает ноги вперёд.

— Ну, пошла жара, Аришка!

В сердце закрадывается нехорошее предчувствие. Страх нервы живьём сгрызает.

— В чём дело?

— Зверёныш прилетел. На встречу. Готов выкупить тебя, отдав всё своё состояние. Я назначил ему встречу.

— Не здесь, наверное?

— Нет, конечно же. И я там появляться не собираюсь. Его спеленуют, как щенка беспомощного, привезут мне. Назовёшь меня папой, дам посмотреть на него напоследок.

Содрогаюсь. Прошло часов двенадцать с момента нашего разговора в больнице или чуть больше. Неужели Рустам на всё готов? Ради меня. Даже в пасть к Пороху, в его логово сунуться? В одиночку.

Душа болит и рыдает, умываясь кровавыми слезами. От страха за жизнь любимого.

— Человеческие слабости — подарок судьбы. Ты стала слабостью Алиева. Неожиданно, причём. Ну да ладно, нечего размусоливать. Пойду готовиться к встрече.

Смотрю в его спину, до сих пор прямую и крепкую. Неужели он прав и свалить его невозможно? Никак не убить… Как будто сам Дьявол его для своих игр бережёт.

— Папа.

Заставляю себя сказать это слово. Просто четыре буквы без смысла.

— Чего тебе, дочуля?

— Я хотела бы увидеться с Рустамом.

Он улыбается в ответ, кивая.

— Говорю же, человеческие слабости — подарок судьбы. Ты его увидишь. Не обещаю, что он будет в товарном виде. Но потом я избавлю тебя от этой слабости! И от его позорного семени, что в тебе прижилось, тоже избавлю. А пока отдыхай…

Глава 116. Арина

Мне снится сон. Как будто стоит жаркий летний день, а мы находимся в саду. Кругом зелень сочная, цветами пахнет, тянет немного свежестью из журчащего фонтана. Вода так вкусно журчит, что хочется припасть губами к прохладной струйке. Я наклоняюсь, губами струю ловлю, но в последний момент вода разбрызгивается. Попадает на лицо. Зажмуриться заставляет. На шею и на платье попадают мокрые, прохладные брызги. Из-за широкой, подставленной ладони. Щедрыми пригоршнями в меня кто-то воду плещет. Платье на груди намокает за секунду. Соски туго вперёд вытягиваются. Жар и неудобство причиняют.

Глаза кто-то закрывает ладонью. И так нагло второй рукой платье на груди рвёт, обнажая. Я его по одному щипку и запаху узнать могу.

Рустам.

Тело сжимается. От радостного предвкушения и узнавания. Внизу живота тягучая тяжесть появляется. Пружина туго-туго сжимается. Причиняет дискомфорт.

Перед глазами только темнота. Ни одного лишнего звука. Только его тяжёлое, густое дыхание. Только грубые и собственнические пальцы на моей груди. Забавляются с сосками, выкручивая их до звёзд перед глазами.

— Я пить хочу.

— Ну, так пей, Малая.

Нагибает, заставляя зад оттопырить навстречу. Платье до самой талии задирает. Нажимает на поясницу, стягивая трусы.

— Нет, блять…

Проводит пальцами по щели, снимая влажную смазку.

— Это я тебя пить буду…

Грохот вырывает меня из объятий сна. Жуткий грохот и крик. Я замираю на кровати, глядя в серый потолок. Он перед глазами покачивается. Мне до слёз обидно, что с этом жутком месте я даже во сне не могу с любимым побыть.

Кажется, если я немного ещё здесь побуду, перестану быть живой. Просто растворюсь. Растаю, как грязный снег на подошвах ботинках отца, который подтаивает лужицами, когда он заходит в комнату.

Надоело…

Как же мне здесь надоело. Дёргаю рукой, сдирая кожу на запястье до мяса.

Боль отрезвляет. Но все другие чувства притупляются её маревом.

По коридору топот ног раздаётся. Слышу голос отца, раздающего приказы.

— Они хотят напасть на дом. Падлы! Откуда про дом узнали, а? Кого подсекли. Признавайтесь, бляди, кто себя в городе выдал! Может, кто не вернулся, а?

Кажется, Порох теряет контроль над ситуацией. Палит. То ли поверх голов, то ли по головам. Сам чёрт не поймёт, что у него в голове.

— Ты, ты и ты… Вперёд! Возьмите ещё троих! Притащите мне Зверя!

Нестройный гул голосов замолкает вдалеке.

Дверь с жутким грохотом распахивается. Порох тяжело дышит, нервно шевеля губами. Глаза совсем белыми становятся, почти бесцветными.

— Что не так?

— Щенок захотел поиграть. Ну ничего… Я ему поиграю, — шипит Порох, угрожая воздуху пистолетом. — На место не явился. Но зато на дом в предгорье решил напасть.

— Дом и дом. Чем тебе он так дорог?

— Это мой дом. Всегда моим был! Настасье там нравилось бывать.

— Да неужели?

— Не веришь? Зря! Пусть она меня так не любила, как я её. Но всё, что я ей давал, она охотно брала — карьеру, возможность заниматься танцами, красивую одежду и дорогие цацки… Поездки. Здесь она однажды была. Но ей понравилось очень. Всю жизнь бы, говорит, тут прожила. Спиздела, разумеется, или сама себе наврала. Потому что не могла жить без сцены и обожания толпы!

— Мне тебя жаль, — говорю от чистого сердца. — Ты так старался, а тебя всё равно не любили. Поэтому крохи хранишь, цепляешься за них изо всех сил.

— Не стоит меня жалеть! — рыкает. — Жалости только убогие достойны. А дом… это часть меня, часть моего Лебедя. Я бы тебе фото Насти показал потом… Узнала бы, какой она была!

— Дом, наверное, Тахир Зверю сдал. Не простил он тебе Вулкана и отрезанный язык, — улыбаюсь. — К тому же ты ему меня пообещал, как приз, а потом слово своё забрал. Может быть, там все твои люди уже мертвы, а дом взлетит на воздух?

— Нет!

Дикий крик лупит по ушам. Как будто взрывом. Отворачиваюсь лицом к стене.

— На «нет» и суда нет. Сиди здесь, пока за тобой не придут… От дома ничего не останется. К тому же кто знает, какие секреты Зверю выдадут твои люди. Из страха…

— Ты нарочно мне в уши льёшь. Хочешь заставить меня с места сдвинуться? — нависает надо мной.

— Я замёрзла. Хочу горячий чай с молоком, — шмыгаю носом. — Твои войны меня не касаются. Сам воюй, как знаешь. Я всего лишь говорю, как бы Рустам поступил.

— На рожон бы полез!

— Как много лет назад? Нет, папа… Рустам уже не тот. Он спокойный и выдержанный. Много ошибок совершил, сто раз подумает, прежде чем сделать. Но, как я уже сказала, дело твоё…

Порох стремительно покидает комнату. Навряд ли он сам прочь отправится. Но я слышу, как он часть людей к дому направляет, другим даёт приказ выжидать на дороге, охранять это старое здание.

Не знаю, что задумал Рустам. Но думаю, что атака на дом — лишь отвлекающий манёвр… Мне хочется в это верить. Развязка близка.