О чем молчит соловей. Филологические новеллы о русской культуре от Петра Великого до кобылы Буденного - Виницкий Илья Юрьевич

Плотвиная стая.

По Дунаю дует ветер,

Дубы погоняет,

Рыжий крыжень в очерете

Крячет на Дунае.

А Устина под обрывом

И поет и стонет.

В очерет ее сыночка

Свежий ветер гонит.

«Уплывай, плыви, сыночек,

Задержись у млина,

Выйди мельник на плотину

Поглядеть на сына».

Брел по берегу охотник,

Очерет ломая,

Видит — лебедь или крыжень

Плывет по Дунаю.

Ой, не лебедь и не крыжень

Плывет к очерету,

То гуляет сын Устины

По белому свету.

Лупят билом языкатым

В луженую глотку:

«Собирайтеся, девчата,

К явору на сходку».

А под явором зеленым,

На скамье дубовой

Мертвый хлопец некрещеный

Под холстиной новой.

Бродит звон степной путиной

Налево, направо,

И на звон пошла Устина

Под зеленый явор.

С непокрытой головою

Побрела Устина

Через жито молодое —

Поглядеть на сына.

«Девушкой узнала горе,

Девушкою сгину,

Я пойду простоволосой,

Хустки не накину.

Я пойду простоволосой

Под зеленый явор.

Стань, любовь моя, налево,

Смерть моя — направо».

По дорогам, по откосам

Бой перепелиный...

И пришла простоволосо?!

К явору Устина.

Над холстиной наклонилась,

Отвела рукою;

Сквозь рубаху просочилось

Молоко густое.

Над своей детиной малой

Сукой мать завыла,

Полотенце разорвала,

Груди обнажила.

«Тресни, полотно тугое,

Разрывайся в клочья,

Падай, молоко густое,

На мертвые очи.

Молоком набухли груди,

Груди, не томите...

Я убила, добры люди,

Берите, вяжите».

Гей, шуми, зеленый явор —

Любовное древо...

Гей, Дунай-река — направо,

А сынок — налево.

Гей, шуми, дремучий явор,

Листвой говорливой...

Повели ее направо,

Сбросили с обрыва.

По Дунаю дует ветер,

Дубы погоняет,

Рыжий крыжень в очерете

Крячет на Дунае.

Гей, Дунай, река большая.

Вода голубая,

А Устина посередке

Плывет по Дунаю.

Голосит над ней чеграва,

Крылом задевая,

Вкруг нее пером играет

Плотвиная стая [39].

Детский писатель Лев Кассиль поместил в 1928 году в журнале «Новый ЛЕФ» следующий фрагмент из «Кондуита», связанный с воспоминаниями главного героя о жившем у них в доме революционном солдате-дезертире:

— В гостиной замечательно пахнет яловочными сапогами. Мы очень сдружились с солдатом, и он дает нам поочереди заклеивать языком его собачью ножку. <…> Развеселившись, солдат садит­ся за пианино. Он тычет пальцем в одну клавишу и, подмигивая Аннушке, поет:

А как в городе Покровске случилась беда —

Молодая гимназистка сына родила.

Тут Аннушка как-то сразу спохватывается, что уже поздно и надо нам спать. — Вольно! — говорит солдат, и мы идем спать.

На полу детской намечены лунные «классы». Мы лежим и говорим про революцию [40].

Понятно, кстати, почему Аннушка прервала недетскую песню солдата.

В свою очередь, писатель Борис Лазаревский, бывший в 1919 году офицером Главного Морского штаба УНР, а затем сотрудником ОСВАГа, вспоминает эту песню в романе «Грех Парижа» (Рига, 1928):

Начиналось она словами: Как во нашей, во деревне // Сослучилась нова новина.

Тенора и особенно запевало забирались в такие верхи, о каких не снилось никаким композиторам <...> Настасия молодая Сына родила...

И далее:

После команды «песенники вперед», как всегда, начал Иван Бондарчук: Настасия молодая... и двести глоток подхватили «Гей, гей, гей, сына родила» и на секунду Панасюк почувствовал точно удар по затылку и злость его охватила: почему начали именно эту песню... [41]

А канонизирована эта песня была в советской литературе, по всей видимости, писателем и участником Гражданской войны Артёмом Весёлым (настоящая фамилия — Н. И. Кочкуров) в первой редакции главы «Черный погон» из романа «Рос­сия, кровью умытая» (1929), где был изображен корниловский марш:

— Песенники, вперед!

Несколько человек выбежали из строя. Запевала — румяный, улыбающийся Володя — повернулся к полку лицом и, легко отбегая на носках, высоким звонким голосом начал рубить:

Во городе во Ростове

Случилась беда

Молодая гимназистка

Сына родила.

Полк ухнул, с невесёлым весельем подхватил и понес по тихой вечерней улице казарменную песню [42].

Эту же песню исполняют в романе кубанского писателя Льва Пасынкова «Заповедные воды» (1931): «Наши хлопцы-рыболовцы / Рыболовили. / Не поймали рыбу-щуку — / Поймали меня, / Рассмотрелись-раздивились: / То мало дитя. / Ой, я-я-я! / То мало дитя» [43].

Эта залихватская песня звучит и в романе «Сыновья» (1935) участника Гражданской войны Августа Явича (псевдоним Семён Пеший):

Одичавшие люди ринулись в переполненные вагоны, они лезли в разбитые окна, целые разбивали, звон стекла смешался с женскими визгом и солдатским сквернословием.