Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник) - Генри Хаггард

Наконец мы увидели чудо и гордость Милозиса — большое крыльцо и дворцовую лестницу, от великолепия которых у нас захватило дыхание. Вообразите себе великолепную лестницу с балюстрадой, в два яруса — каждый ярус в сто двадцать пять ступеней — и красивой площадкой. Лестница спускается от стены к краю скалы, где по каналу проведена вода из озера. Чудеснейшее крыльцо поддерживается огромной гранитной аркой, увенчанной площадкой между двумя ярусами. От этой арки отделяется другая летучая арка, красота которой затмевает все, что мы видели до сих пор.

Крыльцо представляло собой редкое произведение искусства, настоящий повод для гордости. Его постройка была начата еще в древности, четырежды крыльцо обваливалось и три столетия простояло неоконченным, пока за него не взялся молодой инженер Радемес, заявивший, что или окончит работу, или умрет! Если ему не удастся завершить работу, он бросится со скалы, в случае удачного исхода возьмет в награду руку королевской дочери! Пять лет длилась его работа, потребовавшая невероятное количество труда и материала. Трижды падала арка, пока инженер, видя, что его старания напрасны, не решил покончить с собой.

Ночью, во сне, ему явилась прекрасная женщина, дотронулась до его лба, и он увидел здание законченным. Проснувшись, он принялся за работу, но уже по другому плану, и закончил ее. Через пять лет Радемес повел прекрасную дочь короля по лестнице во дворец, стал королем-супругом и положил основание теперешней королевской династии Цу-венди, которую до сих пор называют Домом лестницы, в память о неиссякаемой энергии и таланте строителя, послуживших ступенями к его величию.

В честь своего торжества и успеха король-супруг Радемес создал скульптурную композицию: одна статуя изображала его спящим, другая, в образе прекрасной женщины, склонялась над ним и прикасалась к его лбу — и поставил ее в тронном зале дворца, где она стоит и теперь.

Таково происхождение великолепной лестницы дворца в Милозисе. Неудивительно, что его называют Нахмуренным городом. Могучие гранитные здания глядят сурово и хмурятся на человечество.

Мы увидели Милозис, залитый лучами солнца, но, когда грозовые тучи собираются над царственной вершиной города, он выглядит фантастическим обиталищем.

Глава XII

Королевы-сестры

Корабль, проскользнув по каналу у подножья лестницы, пришвартовался, и старик пригласил нас следовать за ним. Усталые, мы без колебаний послушались, конечно захватив с собой винтовки. Наш проводник снова приложил пальцы к губам, низко поклонился и приказал людям в лодках, глазевшим на нас, отправляться по домам. Последней вышла из нашей лодки спасенная нами девушка, поцеловав мне руку в благодарность за спасение от бегемота. Мне показалось, что она совершенно забыла свой страх перед нами и не торопится уходить. Она успела поцеловать руку капитана Гуда, прежде чем молодой человек, ее спутник, вмешался и увел ее.

Как только мы очутились на берегу, несколько слуг подхватили нашу поклажу и отправились с ней на великолепное крыльцо, а наш проводник всеми способами старался объяснить нам, что наши вещи останутся целы и невредимы. Затем он повернул вправо и повел нас к маленькому дому, как я после узнал, представлявшему собой гостиницу. В нашей комнате деревянный стол уже был уставлен яствами, приготовленными для нас. Старик пригласил нас сесть, и мы, не ожидая повторного приглашения, набросились на трапезу. На деревянных блюдах лежало холодное козье мясо, обернутое в неизвестные нам листья, придававшие ему восхитительный вкус; зелень, вроде латука, коричневый хлеб. Красное вино в роговых чашах, с нежным вкусом, напоминало бургундское.

Через двадцать минут мы встали из-за стола, чувствуя себя совсем другими людьми. После всего пережитого мы нуждались в двух вещах: в пище и отдыхе, и первую мы уже получили. Две прекрасные девушки, одетые точно так же, как спасенная нами девушка, стояли около нас, пока мы ели. Я узнал позднее, что национальный костюм туземной женщины — белая полотняная юбка до колен и верхнее платье в виде коричневой тоги, причем часть груди и правая рука остаются обнаженными. Совершенно белая юбка означала, что обладательница ее — девушка, белую юбку с ровной пурпурной каймой носили первые жены, а с волнистой — вторые и третьи; юбка с черной каймой указывала на вдову.

Тога, или кафа, как ее называют здесь, могла быть различного цвета: от белого до темно-коричневого, согласно общественному положению, и вышита по краю. Мужские тоги различались лишь цветом и материалом. Но национальное украшение — золотой обруч на правой руке, около локтя, и на левой ноге, ниже колена, — носили и мужчины, и женщины. Высокопоставленные люди надевали золотой обруч на шею, и я заметил такой обруч на шее нашего почтенного проводника.

Как только мы поели, почтенный старик, стоявший рядом и беспокойно поглядывавший на наши ружья, низко поклонился капитану Гуду, которого принял за предводителя отряда благодаря его блестящей форме, и повел нас к большому крыльцу. Здесь мы остановились полюбоваться двумя колоссальными львами, изваянными из черного мрамора, в конце широкой балюстрады. Эти львы были великолепно сделаны самим Радемесом, судя по его работам, одним из величайших скульпторов в мире. С чувством удивления и восхищения мы поднимались по лестнице, этому прекрасному произведению человеческого гения, которым, несомненно, будут любоваться и через тысячи лет! Даже Умслопогас, считавший недостойным чему-нибудь удивляться, был поражен и спросил, кто выстроил мост — люди или дьявол, поскольку любил все приписывать сверхъестественной силе. Только легкомысленный француз ничего не понимал в суровой красоте лестницы. Единственное, что он сказал: «Все это очень красиво, но печально!» — и добавил, что ему больше пришлась бы по душе золоченая лестница.

Мы прошли первый ярус в сто двадцать ступеней и ступили на площадку, соединявшую его со вторым, где залюбовались великолепным видом на страну, окаймленную горами и голубыми водами озера. Пройдя лестницу, мы очутились на открытой площадке с тремя выходами. Два из них вели в узкие галереи, выбитые в скале, которые опоясывали дворец до главных ворот города, вылитых из бронзы. Если запереть эти выходы, дворец станет совершенно недоступным неприятелю. Но проводник подвел нас через десять черных мраморных ступеней к массивной третьей двери, сделанной из прочного дерева и защищенной бронзовой решеткой. Как только мы приблизились, дверь широко распахнулась. Нас встретил часовой, вооруженный копьем и мечом. Грудь его защищали искусно выделанная кожа бегемота и круглый щит из той же кожи. Наше внимание особенно привлек его меч — такой же, как и полученный мистером Макензи от неизвестного путешественника. Значит, незнакомец говорил правду! Проводник произнес пароль, и воин опустил свое копье, которое зазвенело, ударившись о пол. Мы прошли во двор дворца, представлявший собой четырехугольник, засаженный кустарником и цветами неизвестных нам видов. Садик пересекала широкая аллея, окаймленная большими раковинами, принесенными сюда с озера. По аллее мы дошли до арки с плотным занавесом, заменявшим двери, и как вкопанные остановились в тронном зале дворца, потрясенные грандиозным зрелищем.