Пророчество: Дитя Земли - Элизабет Хэйдон

— Спасибо тебе, Пру.

— Все, что пожелаете, милорд. — Пруденс высвободилась из его объятий и, не обращая внимания на удивление, появившееся на лице Тристана, подошла к комоду, на котором оставила одежду.

— Ты куда собралась? — заикаясь, спросил он. Пруденс надела платье и лишь после этого повернулась к нему.

— Мне нужно подготовиться к путешествию, целью которого является повидать предмет твоей эрекции. Куда же еще?

— Это может подождать. Иди ко мне. — Он раскрыл объятия.

— Нет. — Пруденс повернулась к зеркалу и провела рукой по спутанным волосам.

— Я серьезно, Пруденс, пожалуйста, вернись. Я тебя хочу.

— А вам никогда не приходило в голову, милорд, — улыбнувшись, ответила служанка, — что это чувство может остаться без взаимности? Если мой отказ вас смертельно оскорбил, можете отрубить голову мне, а в постель пригласить Эванса. — Она вышла из комнаты и осторожно прикрыла за собой дверь, оставив потрясенного Тристана в одиночестве.

Рапсодия спала, окутанная кружевной тенью, которая получалась от смешения лунного света с сумраком, царившим под листьями пятнистой ольхи, самого высокого и могучего дерева в густых зарослях, где она решила провести ночь. Время от времени в кронах шелестел ветер да пофыркивала ее кобыла, больше ничего не нарушало тишины Кревенсфилдской равнины.

Свежий пьянящий воздух словно очистил ее сны от не нужной шелухи, и они стали прозрачными и чистыми и очень ясными. Она повернулась на бок и вдохнула аромат клевера и покрытой свежим зеленым ковром земли, на ко торой лежала. Рапсодия помнила этот запах с детства, когда ночами, вроде этой, ее семья укладывалась спать прямо на лугу под сверкающими звездами.

Она вздохнула, ей так хотелось увидеть во сне мать, но с тех самых пор, как Эши пришел в горы, ей никак не удавалось вызвать в памяти ее образ. И тут Рапсодия увидела мать, какой ее запомнила, когда та показала ей ее звезду по имени Серенна.

Рапсодии снова снился тот сон, только в нем не было ласкового, спокойного голоса матери. Она села и посмотрела вдаль, сквозь стройные стволы деревьев на раскинувшуюся за рощей равнину. На темном поле она увидела стол, похожий на алтарь, на котором лежал человек. Но его окутывал мрак, и Рапсодия не могла его как следует рассмотреть, видела лишь очертания тела.

Сон продолжался. Звезда Серенна у нее над головой мерцала на ночном небе, большая и яркая, какой она была на другом конце света. Неожиданно от нее откололся крошечный кусочек и упал прямо на тело, лежащее на алтаре, и залил его ослепительным сиянием, но уже в следующее мгновение свет померк, став равномерно-тусклым.

«Вот куда попал кусочек твоей звезды, дитя, на добро или зло. Если ты сможешь найти свою путеводную звезду, ты никогда не собьешься с пути, никогда».

Так сказала ей мать.

И тут она услышала другие голоса. Печальный рассказ Элендры о том, как она пыталась спасти Гвидиона.

«В конце, когда стало ясно, что ничего не помогает, а Гвидион испытывает ужасные страдания, я взяла кусочек звезды из рукояти меча и отдала его леди Роуэн. Я отдала его в надежде, что он поможет спасти Гвидиона, и они по пытались, но он уже слишком далеко ушел от нас по дороге смерти. Это был жест отчаяния, который не дал ничего, но я все равно ни о чем не жалею».

— Элендра, я вижу попытку спасти жизнь Гвидиона? — спросила во сне Рапсодия.

«Вот куда попал кусочек твоей звезды, дитя, на добро или зло».

Над телом появились руки без тела, те самые, что Рапсодия видела в Доме Памяти. Они соединились, словно в молитве, затем ладони раскрылись в благословении. Из рук на безжизненное тело пролилась кровь, покрыв его алыми пятнами.

Слова без голоса прошептали ей на ухо:

«Дитя моей крови».

А потом она услышала голос Элинсинос:

«Ракшас внешне похож на того, чью душу он захватил. Он рожден из крови демона, иногда других существ, как правило, ничего не ведающих диких животных. Ракшас, возникший только из крови, недолговечен и лишен разума. Но если демон завладел душой — человека или любого другого живого существа, — он может вложить ее в свое творение, и тогда ракшас выглядит в точности как человек, чью душу он захватил, а хозяин души, разумеется, умирает. Кроме того, он обладает частью знаний захваченного существа и даже может вести себя как он. Но они извращены и несут в себе только зло, опасайся их, Прелестница».

Рапсодия вздрогнула и проснулась. Она по-прежнему была одна в роще, никем не замеченная среди густых за рослей деревьев. Рапсодия села и обхватила себя руками, пытаясь согреться.

— Что ты такое, Эши? — спросила она вслух. — Кто ты в действительности?

Налетел легкий порыв ветра, зашелестел в кронах деревьев, но она не разобрала его ответа.

В семидесяти лигах к востоку теплый ветер ворвался в открытые ворота Дома Памяти, прошелестел в листьях дерева, растущего в самом центре двора. Человек в тяжелом сером плаще и капюшоне, скрывавшем лицо, стоял около него и задумчиво смотрел на верхние ветви.

На уровне его глаз в разветвлении ствола был надежно закреплен маленький музыкальный инструмент, похожий на лютню. Он играл повторяющуюся мелодию, которая наполняла весь двор, отражаясь от древних камней. Ничего похожего человек не слышал. Он потянулся к инструменту, на его руке заметно выделялся новый указательный палец, покрытый молодой розоватой кожей. Рука замерла над струнами на одно короткое мгновение и опустилась.

Убирать инструмент бессмысленно, решил Ракшас. Он стал неотъемлемой частью дерева, мелодия повторяла имя дерева и жила благодаря своей внутренней силе. Воля молодого дерева теперь связана с тем же источником, что поддерживал жизнь в Сагии, а его корни глубоко ушли в землю и обвились вокруг Земной Оси. Песня лютни разрушила влияние его господина на дерево, излечила его и спасла. Ракшас знал, кто оставил здесь инструмент.

Он медленно отбросил капюшон, и ветер принялся теребить его золотистые волосы, а Ракшас задумался над тем, что же ему делать дальше. Его господин, его отец, дал ему четкие указания насчет дерева и велел следить за Троими, но ничего не сказал насчет того, что он должен их уничтожить. По крайней мере, до событий в Сепульварте, показавших, как сильно они недооценили ситуацию, считая, что каждый из Троих будет занят своими делами во время нападения на Патриарха. Они потерпели неудачу, которая будет иметь для них гораздо более серьезные по следствия, чем события, происшедшие здесь, в Доме Памяти.

Ракшас отвернулся от дерева и начал расхаживать по двору, пытаясь сосредоточиться. На границе его сознания пульсировала какая-то мысль, возможно из прошлого, из времени, когда он еще был Гвидионом. Он никак не мог ее вычленить и четко сформулировать и потому вернулся к тому месту, где произошло его перерождение.