Лукиан Самосатский. Сочинения - Лукиан

Киниск. Я давно уже стою возле тебя, милейшая Клото. За какую мою вину ты оставляла меня так долго наверху? Ты напряла на мою долю почти целое веретено. Хотя я часто пытался, перерезав пятку, прийти сюда, но, не знаю, почему-то это мне не удавалось.

Клото. Я оставила тебя быть наблюдателем и врачом человеческих проступков. Ну, полезай, в добрый час!

Киниск. Ни за что, пока не посадим вот этого связанного. Я боюсь, как бы он не убедил тебя своими просьбами.

8. Клото. Ну-ка посмотрю, кто он.

Гермес. Тиран Мегапенф, сын Лакида.

Клото. Садись, ты!

Мегапенф. Нет, владычица Клото! Раньше позволь мне на короткий срок уйти наверх; потом я сам приду без всякого зова.

Клото. Зачем ты хочешь удалиться?

Мегапенф. Дай мне окончить дом: постройка ведь доведена до половины.

Клото. Не болтай вздора! Влезай.

Мегапенф. Я прошу, Мойра, небольшой срок: дозволь мне остаться только на сегодня, пока я дам жене одно поручение относительно денег: я там на земле закопал большое сокровище.

Клото. Кончено! Не получишь его.

Мегапенф. Значит, погибать такому количеству золота?

Клото. Не погибнет! Не бойся! Его захватит твой двоюродный брат Мегакл.

Мегапенф. Что за обида! Враг, которого я по лености не убил раньше?

Клото. Он самый. И переживет он тебя на сорок лет с небольшим, получив твоих любовниц, одежду и все твои деньги.

Мегапенф. Ты несправедлива, Клото, распределяя мое достояние между моими злейшими врагами.

Клото. А разве ты, почтеннейший, не захватил такого же имущества у Кидимаха, убив его и зарезав детей, пока он еще дышал?

Мегапенф. Да, но ведь теперь оно было мое.

Клото. Ну, а теперь уже прошло время для тебя владеть им.

9. Мегапенф. Послушай, Клото, я хочу сказать тебе одно слово, чтобы никто не слыхал. Отойдите немного. Если ты мне позволишь убежать, я тебе обещаю сегодня же выплатить тысячу талантов чистым золотом.

Клото. Ты все еще, чудак, помнишь о золоте и талантах!

Мегапенф. Хочешь, прибавлю еще захваченные после убийства Клеокрита две чаши, по сто талантов чистого золота каждая?

Клото. Тащите его: по-видимому, добровольно он не влезет.

Мегапенф. Будьте свидетелями: у меня остается неоконченной стена и верфь. Я бы их окончил, проживи я еще пять дней.

Клото. Не заботься: другой достроит.

Мегапенф. Ну, а вот эта моя просьба вполне разумна. Клото. Что за просьба?

Мегапенф. Прожить до тех пор, пока я не покорю писидийцев, не наложу податей на лидян и, поставив себе огромный памятник, не напишу, какие военные подвиги я совершил при жизни.

Клото. Экий ты: просишь уже не один день, а отсрочки почти на двадцать лет.

10. Мегапенф. Я готов вам представить поручителей в моем скором возвращении. Если хотите, я отдам даже вместо себя моего любимца.

Клото. За которого ты, безбожник, молился, чтобы его оставить на земле?

Мегапенф. Раньше я об этом не раз молился, теперь же я вижу, что лучше.

Клото. И он придет спустя недолго после тебя, убитый новым царем.

11. Мегапенф. Ну, а в следующем, конечно, ты мне не откажешь, Мойра?

Клото. Что такое?

Мегапенф. Я хочу знать, в каком положении очутится государство после меня.

Клото. Что ж, послушай: узнав, больше будешь мучиться. Твою жену возьмет раб Мидае; он давно тебя обманывал с ней.

Мегапенф. Ах, проклятый! Я отпустил его на волю по ее просьбе.

Клото. Твоя дочь окажется в числе наложниц теперешнего тирана. Изображения и статуи, которые город прежде воздвиг в твою честь, все будут уничтожены на потеху зрителям.

Мегапенф. Скажи мне, неужели никто из моих друзей не будет негодовать на эти дела?

Клото. А кто был тебе другом и почему? Разве ты не знаешь, что только страх или надежда самому стать у власти, воспользовавшись твоим расположением, вызывали эти приветствия и восхваления твоих слов и поступков?

Мегапенф. А во время пиров, совершая возлияния, они ведь громко желали мне всего лучшего, и каждый готов был, если нужно, умереть за меня; и они даже клялись моим именем.

Клото. Поэтому ты и умер, поужинав вчера у одного из них: последнее поданное питье и отправило тебя сюда.

Мегапенф. То-то я почувствовал какой-то горький вкус. Зачем он это сделал?

Клото. Ты очень много меня расспрашиваешь. Пора влезать.

12. Мегапенф. Больше всего меня давит одно, Клото, ради чего я бы желал хоть ненадолго опять выглянуть в свет.

Клото. Что это такое? По-видимому, что-то очень важное? Мегапенф. Мой раб Карион, лишь только увидел, что я умер, поздно вечером пришел в комнату, где я лежал, — это было легко сделать, ибо меня даже не караулил никто, — и привел мою наложницу Гликерию (я думаю, они уже давно сошлись), запер дверь и так обошелся с ней, как будто в помещении никого не было; удовлетворив свою страсть, он посмотрел на меня и со словами: "А ты, безбожный человечишка, много меня бил, хотя я ни в чем не провинился" — подергал меня за бороду и надавал пощечин; наконец, посильнее откашлявшись, плюнул на меня и удалился, сказав на прощанье: "Иди в места нечестивых". Внутри у меня все горело от оскорбления, но я все-таки не мог ничего ему сделать, так как закостенел и застыл. А подлая девчонка, заслышав шум чьих-то шагов, намазала слюнями глаза, притворившись плачущей, и убежала, произнося с воплями мое имя. Ах! если бы я их поймал…

13. Клото. Перестань грозиться! Влезай лучше: пора уже тебе явиться в суд.

Мегапенф. Кто же осмелится судить тирана?

Клото. Тирана никто, но труп — Радаманф, который, как ты скоро увидишь, очень справедлив и каждому назначает достойное наказание; поэтому не медли.

Мегапенф. Сделай меня частным человеком, Мойра, нищим или рабом вместо царя, только позволь мне еще пожить.

Клото. Где палка? Гермес, тащите его за ноги: добровольно он не влезет.

Гермес. Пошел ты, беглец! Получай его, перевозчик. Да вот еще: смотри, чтобы его надежно…

Харон. Не беспокойся: его привяжут к мачте.

Мегапенф. Мне надлежит, конечно, сидеть на первом месте?

Клото. Почему это?

Мегапенф. Потому что, клянусь Зевсом, я был тираном и имел тысячу копьеносцев.

Киниск. Ну, разве не справедливо издевался над тобой, глупцом, Карион? Отведав этой палки, ты испытаешь всю горечь тирании.

Мегапенф. Киниск посмеет поднять на меня палку? Не я ли недавно, когда ты слишком много себе позволил и грубо порицал других, чуть-чуть не пригвоздил тебя к кресту?

14. Киниск. Тебя-то вот и пригвоздят теперь к мачте.

Микилл. Скажи мне, Клото, а обо мне вы совсем не думаете? Или потому, что я беден, я и влезать должен последним?

Клото. А ты кто такой?

Микилл. Сапожник Микилл.

Клото. Чего же ты сердишься на промедление? Не слышишь разве, сколько обещает дать тиран, если его отпустят ненадолго? Удивляюсь, что отсрочка тебе неприятна.

Микилл. Послушай, лучшая из Мойр: не очень-то меня радует милостивое обещание Киклопа: «"Никого" я съем последним». Ведь первых и последних ждут те же самые зубы. Мое положение совсем не похоже на жизнь богачей: ведь, как говорится, наши жизни — «диаметральная» противоположность. Тиран, — который при жизни, по-видимому, был счастлив, внушал всем страх и удивление, — оставил такое количество золота и серебра, одежду, лошадей, яства, красивых мальчиков и миловидных женщин, — понятно огорчался и негодовал, лишаясь всего этого: не знаю как, но к подобным благам душа пристает, как птица к клейкой ветке, и она не может легко оставить их, так как с ними давно слилась. Похоже на то, что есть какая-то неразрывная связь, которой такие люди бывают связаны с жизнью; и вот, если кто-нибудь станет их насильно разлучать, они плачут, умоляют и, будучи в других отношениях дерзкими, становятся трусами перед дорогой, ведущей в Аид. Они обращаются поэтому назад и хотят, как несчастные любовники, хоть издали посмотреть на происходящее на свете, как делал и этот глупец, убегая с дороги и здесь умоляя тебя.

15. Я же, как не имеющий ничего такого, что бы привязывало меня к жизни, — ни земли, ни дома, ни золота, ни утвари, ни славы, ни каменных изваяний, был наготове, и лишь только Атропос подала мне знак, с удовольствием отбросил сапожный нож и подошву, — в руках у меня был тогда какой-то сапог, — вскочил и, даже не обувшись и не смыв ваксы, последовал за Мойрой, вернее даже вел ее, смотря вперед: ведь ничто оставляемое мною не привлекало к себе, и, клянусь Зевсом, у вас я все нахожу прекрасным; а самым приятным мне, конечно, кажется то, что здесь для всех один почет и никто не отличается от своего соседа. Думается мне, здесь и долгов с должников не спрашивают и податей не платят, а самое главное — не коченеют от холода, не болеют и не получают затрещин от более сильных. Здесь полнейший мир и все идет наоборот: мы, бедняки, смеемся, а богачи огорчаются и рыдают.

16. Клото. То-то я вижу, Микилл, что ты уже давно смеешься. Что же тебя так развеселило? Микилл. Послушай, самая для меня почтенная из богинь. Живя на земле рядом с тираном, я с точностью видел все, что у него происходило, и мне тогда он казался равным богам: ведь я считал его счастливейшим смертным с его нарядной порфирой, толпой окружающих, золотом, украшенными камнями кубками и ложами на серебряных ножках; кроме того, запах от приготовляемых ему на обед кушаний мучил меня. Словом, я считал его каким-то сверхчеловеком, счастливейшим, чуть ли не красивее, чуть ли не на целый «царский» локоть выше других, когда он, гордясь своим счастьем, важно выступал, приводя в трепет встречных. После смерти, лишенный всей роскоши, он показался мне очень смешным, но еще больше смеялся я над самим собою, над тем, какие пустяки возбуждали мое удивление, как я измерял его счастье по запаху кушаний и считал счастливым на основании одежды, окрашенной кровью раковин из Лаконского залива.