Любовники и лжецы. Книга 2 - Салли Боумен

Быстрый кивок – и Ромеро взял одну из пленок. Хоторн улыбнулся.

– А теперь к делу, мисс Хантер. Видите эти пленки? Это лишь часть записей, сделанных за последние двенадцать дней. Есть и другие. Чтобы сэкономить время, я попросил Фрэнка подготовить подборку, если вам угодно, наиболее яркие места Что-то вроде избранного.

Ромеро вставил кассету в магнитофон и нажал на кнопку воспроизведения. Джини смотрела, как крутится кассета, слыша собственный голос. И теперь первым ее побуждением было просто выйти из комнаты, но, встретив взгляд ледяных глаз Хоторна, она поняла, что такой поступок был бы в высшей степени неосмотрительным. Джини продолжала слушать, хотя душу ее разрывали ярость и боль. Несколько успокаивала одна только мысль: «Хотя бы получу представление, что они слышали, а что – нет».

Пленка была тщательно смонтирована. Записи располагались в строгой хронологической последовательности. В деталях была записана ее беседа с Паскалем на парковке возле редакции «Ньюс», сразу же после брифинга с Николасом Дженкинсом. Как и следовало ожидать, ряд записей был сделан в ее квартире. Один маленький кусочек воспроизводил разговор с Паскалем, когда они вошли в квартиру, после того как в ней побывали взломщики. Тогда в спальне Паскаль показал ей, что эти сволочи сделали с ее бейрутскими сувенирами и ночной рубашкой.

Хоторн приподнял руку. Ромеро поставил магнитофон на паузу.

– Примите извинения, – произнес Хоторн. – Боюсь, в данном случае кто-то превысил полномочия. Что ж, случается иногда. Не правда ли, Фрэнк?

Оба обменялись взглядом. Хоторн кивнул. Ромеро нажал на кнопку, и магнитофон заговорил вновь. Джини слышала себя и Паскаля в «Стилтскинсе» – ресторане, куда они пошли на встречу с Эплйардом. Потом – снова в квартире, в ночь накануне отлета в Венецию. Затем наступила очередь самой Венеции. «Я не верю собственным глазам», – услышала она себя. И ответ Паскаля: «А я твоим глазам верю».

Хоторн вздохнул.

– Пошловато, – высказал он свою оценку. – Перемотай вперед, Фрэнк. Сам знаешь куда. – Теперь его улыбающееся лицо было обращено к Джини. – Надеюсь, вы понимаете, мисс Хантер, насколько скучна эта работа. И любому, кто ею занимается, приходится как-то бороться с этой скукой. Вот человек и выбирает для себя на пленке любимые места. Это место для Фрэнка – одно из самых любимых. Верно я говорю, Фрэнк?

Ромеро посмотрел на Джини и отвернулся, едва сдерживая торжествующую улыбку.

– Уж очень качество хорошее, сэр. Техника высокая. Такое получаешь… удовлетворение – передать невозможно.

Перемотав пленку еще немного вперед, он перешел на воспроизведение. Джини вцепилась в спинку стоявшего перед ней стула. Она услышала то, что имело для нее особое значение. Очень дорогое и сокровенное – звуки любви с Паскалем в венецианском отеле. Она слышала его слова, предназначенные только ей. Слышала собственный ответ, вздох, сближение двух тел. Джини подалась вперед.

– Выключите! – потребовала она, сама удивляясь тому, как властно прозвучал ее голос. Только глубочайшее возмущение и отвращение способны были породить эту непреклонную властность. Ромеро тут же нажал на кнопку «стоп». Джини смотрела на него и Хоторна, который заулыбался было вновь. Но улыбка быстро сошла с его лица, когда он увидел блеск ее глаз, не предвещавший ничего хорошего.

– Скажите, вы всерьез подумали, – заговорила Джини тихим и зловещим голосом, – вы в самом деле подумали, что сможете меня запугать такими вещами? – Она сделала презрительный жест в сторону стопки магнитофонных кассет. – Оставьте их себе и слушайте сколько влезет – мне глубоко наплевать на это. Вы не поймете там ни слова – эти записи для вас все равно что на иностранном языке. Вам двоим он неведом. Крутите эти кассеты, прослушивайте их долго и упорно – вы все равно не поймете ни слова. Таким, как вы, это не дано.

И она направилась к выходу. Хоторн опять издал еле слышный вздох.

– Я же предупреждал вас, мисс Хантер, – устало промолвил он. – Все эти театральные выверты, возможно, тешат ваше актерское тщеславие, но в конечном счете означают лишь пустую трату времени. Очевидно, мне следует сразу расставить точки над «i». Если вы желаете увидеть мистера Ламартина вновь – а именно в этом убеждает ваш с ним дуэт, который мы только что здесь слышали, – то сядьте, слушайте и не перебивайте. Фрэнк, сделай любезность, проиграй нам заключительный фрагмент и можешь быть свободен.

Ромеро перемотал пленку вперед и с ухмылочкой еще раз нажал на кнопку воспроизведения. Джини стояла затаив дыхание. Теперь она слышала свой разговор с Джоном Хоторном. Это был тот самый разговор, который состоялся между ними в пятницу ночью. Запись началась с того места, где он описывал свои похождения. Потом из магнитофонного чрева послышался телефонный звонок, и кончилось все словами, которые он сказал ей, прежде чем пустить в ход руки. Джини словно окаменела. Ромеро выключил магнитофон, наступило молчание. Ромеро бросил вопросительный взгляд в сторону инвалидной коляски. Хоторн кивнул, и тот сразу же вышел из комнаты.

– Итак, мисс Хантер, – коляска, взвизгнув моторчиком, слегка повернулась, – позвольте теперь разъяснить вам все по порядку. И тогда мы – вы и я – договоримся относительно дальнейших действий. Однако прежде позволю себе сказать всего одно слово о моем сыне, – погрустнев, он отвернулся. – Вы помните последний фрагмент записи? Так вот, я хочу, чтобы вы поняли… Мой сын сразу заподозрил, что я прослушиваю вашу квартиру, хотя и не назвал меня по имени. Здесь, на пленке, чуть раньше есть его слова об этой возможности. И даже если бы он знал об этом наверняка, то не сильно удивился бы. Надеюсь, вы, как и многие другие, знаете, что я взял себе за правило всегда быть в курсе о том, что, когда, где и с кем делает мой сын. Мой сын – мой капитал, и я защищаю его всеми доступными средствами. Я начал делать это еще в те годы, когда он учился в Йельском университете, и продолжаю до сих пор. Таким образом, те слова, которые мой сын – взволнованно и вполне откровенно – сказал вам в минувшую пятницу, в равной степени обращены и ко мне. Да, мисс Хантер, это было послание, предназначенное именно мне. Он бросал мне вызов. Мой сын прекрасно знает, что, будь моя воля, вас с вашим фотографом уже давно не было бы в живых. Я не люблю шутить, когда речь заходит о важных вещах, и полагаю, мисс Хантер, вы имели возможность убедиться в этом.

Джини не спускала с него изучающего взгляда.

– В ходе нашего расследования погибли четыре человека, – задумчиво произнесла она. – Вы хотите сказать, что несете ответственность за их смерть?

Во взгляде Хоторна промелькнуло раздражение. От его ответа у Джини похолодело внутри.