Народные сказки и легенды - Иоганн Музеус

В томительном ожидании часа, когда он сможет вновь отправиться в обратный путь, граф Ульрих всю ночь не сомкнул глаз. Для него не существовало больше никаких святых мест. Все мысли и чувства были устремлены только к Гослару. Дождавшись наконец утра, граф попрощался с синьорой Доттореной и её обществом и, полный радужных надежд, торопя рыцарскими шпорами коня, рысью поскакал в Гослар.

Страстное желание снова дышать одним воздухом с Лукрецией, жить с ней под одной крышей, обедать за одним столом и отдыхать в тени одного дерева не оставило ему времени вспомнить о поучительном девизе короля Августа: «Тише едешь – дальше будешь!». Когда он спускался вниз по гористой улице Бриксена, его Россинант поскользнулся, и, падая с коня, рыцарь ударился о камень и сломал руку.

Эта задержка в пути сильно огорчила графа. Он опасался, что в его отсутствие, Лукреция может уступить своё сердце другому, более счастливому завоевателю. На всякий случай Ульрих написал письмо высокой повелительнице – королеве, в котором, подробно описав своё приключение, упомянул также и о случившемся с ним несчастье, присовокупив свою смиренную просьбу: никому об этом не говорить до его возвращения. Письмо срочно было отправлено с верховым гонцом в Гослар.

Но Её величеству не свойственно было хранить чужие секреты. Любая тайна давила на её сердце, как тесный ботинок на мозоль. Поэтому на ближайшем же приёме, во дворце, она сообщила содержание полученной депеши придворным, и когда первый камергер, льстец и угодник Лукреции, подверг это извести сомнению, королева, дабы подтвердить истинность своего сообщения, показала ему оригинал species facti ad statum legendi [231]. Благодаря этому, реляция попала также и в руки графа Рупрехта, и он тотчас же стал сам с собой держать совет: не целесообразно ли ему таким же образом выполнить условие прекрасной Лукреции и постараться опередить своего соперника.

Он высчитал, сколько примерно времени у графа Ульриха займёт лечение сломанной руки, и пришёл к выводу, что если поторопиться, то путь от Гослара до Реверадо и обратно, включая мимолётный визит к синьоре Дотторене и исцеление, может окончиться раньше, чем хирург в Бриксене отпустит своего пациента.

Задумано – сделано! Граф Рупрехт сел на своего скакуна и пустился в путь со скоростью перелётной птицы, когда она осенью снимается с насиженных мест и летит в дальние тёплые края.

Не стоило большого труда, по расспросам окрестных жителей, отыскать местопребывание известной в тех краях целительницы. За отсутствием зеленщицы, графу пришлось самому представиться синьоре под вымышленным именем странствующего рыцаря.

Ему был оказан такой же любезный приём, как и его предшественнику. Но очень скоро скромных обитательниц дома стали раздражать развязные манеры нового гостя, его высокомерие и самоуверенный, не терпящий возражения тон человека, чьё положение придворного ставит его выше других и даёт право требовать к нему повышенного внимания.

Уже несколько раз по вечерам, после музыкальных концертов, устраивались маленькие балы. Граф Рупрехт всё надеялся, что синьора пригласит его танцевать, но та, как видно, не находила больше удовольствия в танцах, всегда оставаясь лишь безучастной зрительницей. Не жалея сил, он старался добиться её расположения, по своему ухаживая за ней, однако его приторная лесть и учтивые комплименты встречали холодную вежливость и только.

Зато счастливая звезда графа, похоже, могла взойти на другом небосводе. Взгляд юной Угеллы ободрил его и побудил следовать правилу, которое, как он предполагал, заключалось в том, чтобы охотиться за каждым скрывающим пару томных глаз покрывалом, подобно тому, как пиратское судно охотится за каждым, оказавшемся в поле зрения команды, парусом.

Хотя фигура графа и не отличалась особой привлекательностью, он был всё же единственным мужчиной в этом обществе, и так как его все равно не с кем было сравнивать, то донна Угелла, чтобы не умереть от скуки, не придала значения его телесному недостатку.

Граф Рупрехт не мог устоять перед пленительной красотой девушки. Он принадлежал к тем легкомысленным мужчинам, что за крупицу настоящего наслаждения готовы отдать все свои надежды на будущее счастье, а потому сразу же забыл надменную Лукрецию и объявил своей дамой прелестную Угеллу.

Зоркая хозяйка скоро заметила, что Клодиус нарушает святость домашнего очага, и это в высшей степени возмутило её. Она решила прекратить игру в самом начале, а нарушителя традиций её дома наказать.

Однажды вечером, во время бала, синьора вдруг неожиданно пригласила паладина девушки на танец. Какова же была его радость, когда он, уже почти не надеясь на такую честь, вдруг почувствовал, что наконец-то настал час избавления от неприятной ноши.

Во время танца, выделывая одно за другим виртуозные танцевальные па, граф изо всех сил старался показать, как он ловок (не в пример искусному танцору, своенравному Вестрису [232], отказавшемуся танцевать с прекрасной королевой лилий и, тем не менее, избежавшему бастонад, которых за свою бестактность, без сомнения, заслужил).

По окончании сарабанды, синьора подала своему партнёру, точно так же как и его предшественнику, знак – следовать за ней в находящийся по соседству с залом кабинет. Полный радостных надежд, граф Рупрехт направился вслед за ней. Как и графу Ульриху, она набросила ему на плечи кожаную накидку и этот, не совсем подобающий почтенной даме поступок, ничуть не смутил его. Напротив, он даже сам пришёл на помощь её деятельной руке.

Синьора Дотторена открыла ларь, вынула из выдвижного ящика что-то похожее на пышный омлет и быстро сунула это ему за пазуху.

– Дерзкий, за нарушение закона гостеприимства, ты заслужил наказание. Свейся в клубок и катись, как шар! – сказала она, открыв при этом флакон и брызнув в лицо графа наркотической эссенцией, от которой он, одурманенный, опустился на софу.

Когда граф Рупрехт снова пришёл в себя, его окружала сплошная египетская тьма. Стояла мёртвая тишина. Восковые свечи не излучали привычного света. Вокруг было пусто и безлюдно. Но вот, кто-то зашевелился за дверью; она распахнулась, и в комнату вошла тощая старуха с фонарём, которым она посветила ему в лицо. Он сразу же признал в ней зеленщицу синьоры Дотторены, о которой упоминал граф Ульрих в депеше. Поднявшись с софы и увидев, каким солидным приростом его наградили ещё и спереди, горбун пришёл в отчаяние и в ярости набросился на бедную матрону:

– Говори, старое чудовитще, где твоя госпожа, гнусная колдунья, или я задушу тебя здесь, на этом месте. Этим мечом я должен отомстить ей за учинённое надо мной злодейство.

– Дорогой господин, – отвечала старуха, – не гневайтесь на ничтожную служанку, не принимавшую никакого участия в поношении, содеянном над вами. Синьоры здесь больше нет. Она выехала отсюда вместе со всей свитой, как только вышла из этого кабинета. Не вздумайте разыскивать её, чтобы с вами не случилось что-нибудь худшее. Да вам едва ли удалось бы её найти. Синьора сострадательная женщина. Может так случиться, что она забудет ваш проступок, и тогда, по истечении трёх лет, если вы навестите эти места и госпожа убедится в вашей смиренности, она выпрямит всё, что когда-то сделала кривым, так что вы сможете проскользнуть хоть сквозь обручальное кольцо.

Тяжело навьюченный носильщик, после того как его желчь перестала бушевать, послушался совета старой зеленщицы, с помощью слуг сел в седло и ранним утром отправился к себе на родину, где и скрывался до тех пор, пока не подошёл назначенный срок свидания с синьорой Доттореной.

Между тем граф Ульрих выздоровел и с триумфом въехал в Гослар, уверенный в том, что высокая покровительница наилучшим образом оберегала перед гордой Лукрецией его права.

Когда он подъехал ко двору, чтобы вновь предстать перед королевой, было такое стечение народа, пожелавшего собственными глазами убедиться в чудесной перемене, по слухам, случившейся с графом Ульрихом, что чёрное посольство короля Абиссинии не могло бы, пожалуй, вызвать большего любопытства почтенных горожан. Королева встретила рыцаря со всей благосклонностью и подвела к нему Лукрецию, убранную, как подобает невесте. Он вполне заслужил эту рыцарскую награду, выполнив такое щекотливое и, казалось, невыполнимое условие. Уста девушки произнесли слова согласия на союз с графом, и в пылу первого восторга, тот не поинтересовался, совпало ли это признание с желанием её сердца. Ещё меньше граф Ульрих думал о том, где достать приличествующие его званию средства на содержание будущей супруги, а также о том, какое обеспечение указать ей в брачном контракте на случай его смерти. Он не мало смутился, когда королева, усердно покровительствующая этому сватовству и со своей стороны назначившая приданое Лукреции, спросила его, какое встречное приданое собирается он прописать невесте.