Император Владимир - Рустам Иванович Максимов

лёгкой победы контр-адмирал Бриджмен смело пошёл на перехват. Русские миноносцы направились к Кюбассару, видимо, с целью укрыться за полуостровом, а канонерки повернули на три румба влево, явно намереваясь вступить в бой. И вступили, открыв огонь с тридцати пяти кабельтовых из четырёх 203-миллиметровых и шести 120-миллиметровых пушек Канэ.

«Тезеус» и «Гибралтар» легли на параллельный курс, пристреливаясь орудиями левого борта.

После первого же близкого разрыва восьмидюймового снаряда стало ясно, что лёгкой победы не будет. Осознание того факта, что русские впихнули на свои канонерки по паре 203-миллиметровых и по четыре 120-миллиметровых орудия шокировало, словно холодный душ зимой на морозе. Преимущество крейсеров в скорости компенсировалось низкими силуэтами кан-лодок и ограниченной акваторией боя между Кюбассаром и побережьем материковой Эстляндии.

С юго-запада подходили «Графтон» и «Эндимион», но их вовремя разглядели с мостика «Ретивого», и спустя пять минут с миноносцев запустили три серии разноцветных сигнальных ракет. Предупреждённые о появлении новых врагов, обе канонерки резко отвернули «все вдруг», на всех парах уходя на север, в Моонзунд.

Англичане повернули с опозданием, так как русские канлодки показали себя крайне неудобным противником, сближаться с которым было опасно. За двадцать минут боя «лайми» добились двух попаданий: снаряды угодили в бронепояс «Отважного» и продырявили верхнюю часть дымовой трубы «Гремящего». Русские всадили по одному 203-миллиметровому фугасу в корму «Гибралтара» и в середину корпуса «Тезеуса» – крейсера подвела высота надводного борта.

А вот командиры «Эндимиона» и «Графтона» рискнули лечь на курс преследования, что едва не привело их корабли к гибели.

Пройдя через Моонзунд в надводном положении, «Пескарь» и «Стерлядь» неожиданно для себя оказались в гуще морского боя. Командиры подводных лодок – лейтенанты Панютин и Ризнич, – наблюдая в бинокли за боем из «лимузинов» рубок, возвышавшихся над водой всего на три метра, долго не могли определить, кто где есть. Наконец, по правому борту рассмотрели хорошо знакомые силуэты «соколов», удирающих к Моонзунду. Подлодки погрузились и на пяти узлах поползли навстречу неприятелю, видневшемуся на зюйд-зюйд-весте.

Британцев спасли высокая скорость хода и дальние дистанции, с которых «Пескарь» и «Стерлядь» выпустили свои торпеды; малая подводная скорость хода не позволяла субмаринам занять более выгодные позиции. Оба крейсера успели отвернуть и сразу же спешно легли на курс отхода; к ним присоединились «Тезеус» и «Гибралтар», прекратившие перестрелку с погоней за двумя канонерками. На флагмане Бриджмена заработала радиостанция, извещая английские корабли о наличии в северной части Рижского залива русских подлодок.

После захода солнца севернее острова Руно Бриджмен соединился с «Кресси» и «Абукиром», и на следующий день британцы покинули акваторию Рижского залива. Ушли, чтобы вновь засыпать снарядами Виндаву, а ближе к вечеру обстрелять и Либаву.

Утром 31 мая в Ревель на поезде прибыли Макаров и контр-адмирал Паренаго, командир Санкт-Петербургской военно-морской базы, чтобы срочно организовать оборону Ирбенского пролива и Моонзундского архипелага и на месте оценить состояние кораблей и моральный дух их экипажей и командиров. Получив первые донесения об одержанной виктории, в Кремле сразу же затребовали подробный отчёт о потерях и повреждениях: государя одними победными реляциями не проведёшь, это вам не Николай II.

В штабе в Ревеле царило восторженно-паническое настроение. Восторг был вызван лёгкостью, с которой подводные лодки потопили три вражеских броненосца и обратили в бегство многочисленные крейсера. Панику вызывал тот факт, что три «Полтавы» и «Паллада» требовали серьёзного ремонта, и вся оборона Финского залива теперь, по сути, зависела от бригады подплава. К вышесказанному добавлялась горечь из-за гибели «Сисоя» и трёх эсминцев.

Да, командир подводных сил Балтфлота капитан 1-го ранга Добротворский показал себя блестящим стратегом и тонким тактиком, сосредоточив оснащённые радиостанциями субмарины в двух позиционных районах – в точности, как того требовали императорские инструкции. Данный тактический приём фактически спас корабли Рожественского. Если бы не подлодки, враг неминуемо потопил бы две канонерки и всласть попиратствовал в Рижском заливе. Но где гарантия, что англичане не сделают выводов из своих ошибок?

Детальное обследование повреждений броненосцев показало, что прямые попадания британских 305-миллиметровых снарядов создавали жутко смотревшиеся пещерообразные пробоины, но в целом разрушения носили локальный характер. Причину данного эффекта определили во взрывчатом веществе, которым снаряжались вражеские боеприпасы. Англичанам ни разу не удалось добиться сквозного пробития брони башен и барбетов ГК и главных бронепоясов, но четырнадцати двенадцатидюймовых снарядов хватило, чтобы «Полтаве» и «Петропавловску» понадобился сухой док, а «Севастополю» – замена орудийного ствола ГК в кормовой башне.

А тут ещё, словно назло, к Аландским островам подтянулась солидно смотревшаяся шведская эскадра из восьми броненосцев береговой обороны и десятка миноносцев. Покрейсировав пару суток в нейтральных водах, потомки викингов удалились к собственному побережью.

* * *

«Наварин» Лебедева присоединился к эскадре Витгефта за пару дней до объявленного Британией ультиматума. О самом ультиматуме контр-адмирал с каперангом узнали спустя двадцать часов после его объявления, когда из Пирея пришёл германский бронепалубный крейсер «Ундина». На его борту находился российский военно-морской агент в Греции, который доставил Витгефту опечатанный сургучом пакет.

Прочитав приказ Адмиралтейства, Вильгельм Карлович изменился в лице и передал документ новоиспечённому младшему флагману – Лебедеву. Иван Николаевич взволновался не меньше своего нового начальника, но приказ есть приказ, и его следовало выполнять.

Тепло попрощавшись с немцами – командир «Ундины» имел приказ из Берлина идти в Полу, чтобы укрыться в союзном порту, – Витгефт стал готовить эскадру к переходу до Спроса. Подготовка заняла часа три, после чего русские тремя отрядами покинули бухту Суда.

Практически сразу же у эскадры вырос хвост в виде британских крейсеров «Латона» и «Сцилла», к которым чуть позднее присоединились однотипные «Най-яд» и «Интрепид».

Англичане следили издали, не предпринимая никаких враждебных действий, и периодически телеграфировали что-то по радио. Это было очень плохо, так как, по сведениям разведки, у берегов Кипра находились «Цезарь», «Ганнибал» и «Илластриес», а в Александрии – четыре броненосца и шесть крейсеров. Остальные силы британского Средиземноморского флота не покидали Мальту.

К Спросу подошли после восхода солнца и до полудня прождали неприметный греческий пароход; тот выжимал узлов девять, не более. На борту судна находился офицер-шифровальщик российского посольства в Афинах, лично в руки вручивший Витгефту инструкции Владимира Александровича.

Ознакомившись с ними, контр-адмирал воспрянул духом – царь полностью доверял ему. Ему, Лебедеву, и тысячам моряков Средиземноморской эскадры. Честно предупреждая, что шансов на успех в предстоящей операции не столь уж много, император просил – именно просил! – не посрамить честь русского флота.

Обсудив ситуацию со своим младшим флагманом, Вильгельм Карлович разделил эскадру на три отряда. В первый вошли «Николай I», «Александр II» и «Наварин», во второй – броненосцы береговой обороны,