Продажная шкура - Джим Батчер

Она показала мне Томаса.

Наглошии тащил его за лодыжку. Футболки на нем не было, и верхняя часть его тела была таким количеством порезов и царапин, что была похожа на своеобразный детальный атлас отмеченных дорог. Его также били. Один его глаз распух настолько, что казался персиком, наполовину застрявшем во впадине. Повсюду на горле были темные синяки — его душили, может часто, может шутки ради.

Его голова, плечи, и верхняя часть спины волочилась по земле, а следом и вяло руки. Когда наглошии остановился, я увидел, как его голова шевельнулась, наверно отыскивая пути побега. Его волосы все еще были пропитаны влагой и прилипли к голове. Я услышал, как он слабо кашлянул.

Он был жив. Избит, подвержен пыткам, наполовину утоплен в ледяных водах Озер Мичигана — но он был жив.

Я почувствовал как мои руки сжимаются, как горячий и свирепый гнев внезапно поднялся во мне. Я не планировал пытаться справиться с наглошии в одиночку. Я хотел бы при этом присутствовали Лара и ее люди и каждый член Совета. Это было частью плана: объединить общие интересы обнаружив общего врага. Затем сломить наглошии несметной силой и вынудить его сбежать, таким образом по крайней мере вернуть Томаса. Я просто не рассчитывал, что предатель появится с таким численным преимуществом.

Драка с наглошии в одиночку была бы глупой ошибкой. Во всем остальном ярость может делать человека более храбрым, чем он обычно бывает. Возможно, что я смог бы использовать ее, чтобы укрепить свою магию — но одна ярость не дает человеку умений или силы больше, чем у него уже есть, а это не обеспечивает чародея неоспоримой силой.

Все она могла — убить меня, если я не возьму ее под контроль. Я проглотил свой гнев и заставил себя наблюдать за наглошии холодным невозмутимым взглядом. Однажды мне предоставится возможность, однажды я замечу что-нибудь, что даст мне реальный шанс на победу, я нанесу удар, пообещал я своей злости. Я нанесу ему лучший удар в мой жизни, подкрепленный внешней энергией Предела Демона.

Я полностью сконцентрировался на перевертыше и ждал.

Перевертыш, как я понял мгновением спустя, был чрезвычайно могуществен. Я это, конечно, уже знал, но я не был способен оценить угрозу, которую он представлял помимо чисто физической, несмотря на то, что я видел его своим Зрением.

(Это воспоминание всплыло в моей памяти снова, попытавшись лишить меня сознания, как это было прежде. С трудно, но я оттолкнул его и проигнорировал.)

Благодаря Пределу Демона, я мог оценить его присутствие более ощутимо. Перевертыш был виртуально собственной линией лей, своим собственным источником силы. У него было такая большая метафизическая масса, что темная река энергии поднимающаяся из-под башни разрывалась его присутствием, в той же степени что и луна влияет на приливы. Остров отражал этот разрыв множеством тончайших способов. Животные бежали от наглошии как от лесного пожара. Насекомые затихли. Даже сами деревья казались замолкли и замерли, несмотря на холодный ветер, от которого они должны скрипеть ветвями и должны были шелестеть листья.

Он прошагал к хижине, где скрывались Морган и моя ученица, и произошло что-то странное.

Камни хижины засветились полосами рыжеватого пламени. Света было не много, столько, чтобы едва отличить его в темноте, но стоило наглошии сделать еще один шаг вперед, рыжее пламя сделалось ярче и сложилось в символы, написанные на каждом камне нежным пламенем. Я понятия не имел что это было за письмо. Никогда не видел подобных символов прежде.

Наглошии остановился на своем пути, и следующий луч лунного света осветил его оскаленные зубы. Он сделал еще один шаг вперед и символы вспыхнули сильней. Он испустил низкий рык и попытался сделать следующий шаг.

Внезапно, его жесткая шерсть впереди прижалась к его телу, и, казалось, он не был способен сделать шаг вперед. Он стоял так с одной поднятой ногой и источал ругательства на неизвестном мне языке. Затем он отступил несколько назад, рыча, и повернулся к башне. Он приблизился к разрушенной башне немного более осторожно, чем к хижине, и на камне снова вспыхнули эти знаки., каким-то образом отразив наглошии прежде, чем он смог приблизиться на восемь или десять футов.

Он прорычал от разочарования, пробормотав что-то про себя, и щелкнул рукой, послав невидимые потоки вибрирующей энергии к башне. Символы, казалось, на мгновение вспыхнули сильней, как будто поглотив магию, которая по-видимому подразумевалась перевертышем для их разрушения.

Он снова выругался, а затем праздно поднял Томаса, как будто планировал пробить путь сквозь камни его черепом. Он взглянул на моего брата, выругался еще, и покачал головой, мрачно бормоча что-то себе. Наглошии отступил от башни, явно разочарованный, и подобно тому как упомянутые символы поглотили его удар, так же быстро и легко они выплеснули дождевую воду.

Чужое присутствие Предела Демона, казалось, редко сообщало что-то понятное о себе — но на несколько мгновений это произошло. Стоило перевертышу отступить, дух острова позволил себе короткий момент самодовольного удовлетворения.

Что, черт возьми, это за штука?

Неважно. Это не имеет значения. Или, скорее, это могло подождать для позднейшего выяснения. Важнее было, что игра изменилась.

Мне не нужно было отбивать Томаса от перевертыша и затем искать способы, как защитить его. Все что мне теперь оставалось это заполучить Томаса. Если я смогу схватить брата и затащить его в круг разбитой башни или под кров стен хижины, все будет хорошо. Если сами камни отталкивают присутствие перевертыша, то все что нам нужно сделать это дать Молли активировать кристалл и ждать, когда наглошии уйдет. Невзирая на исход этой ночной битвы Совет выиграл бы день в конечном итоге — и даже худшая вещь, которую могли они с нами сделать была лучше того, что мог сделать со мной перевертыш.

В мгновение чистейшей ясности, я признался себе, что существует миллион вещей, из-за которых все могло пойти не так. С одной стороны, у этого плана было значительное преимущество — по крайней мере, он был гораздо более выполнимым, чем предыдущий план "отбить своего брата и победить перевертыша", попытайся я его исполнить без посторонней помощи.

Я мог с этим справиться.

"Чародей," позвал перевертыш. Он повернулся лицом к хижине и начал медленно кружить вокруг нее. "Чародей. Выходи. Отдай мне обреченного воина."

Разумеется, я ему не ответил. Я был занят, меняя позицию. Если он продолжит обходить вокруг хижины, он пройдет между мной и пустым дверным проемом. Правильно подобрав время, я смогу кинетическим зарядом отбить Томаса из его захвата и бросить его в хижину.