Дьявол и Дэниэл Уэбстер - Стивен Винсент Бене

Тед, Дороти, «Лист», Эмметсберг, Шлюп Фэрчайлд, Том Друри, дом в Виргинии и домишко в Эмметсберге, «Юнайтед инвестментс» и ловкость рук при игре на плохоньком пианино. Он так и этак тасовал составляющие этого уравнения; они должны были образовать единое целое. И если впрямь образовали, он был готов это признать, так он себе и сказал. Да, даже если конечная сумма докажет, что он долгие годы ошибался, – одним из факторов его собственного успеха всегда было умение вовремя бросить невыгодную затею.

Дрожащий голос за его спиной невнятно пропел:

О, сказал корабельный кот юнге,

Юнге так прямо он и сказал…

Он обернулся – это был Шлюп Фэрчайлд и, как показалось на первый взгляд, вусмерть пьяный. Но потом Лейн заметил, что губы у Шлюпа серые, подхватил его и помог сесть на один из железных стульев.

– Извини, – просипел Шлюп Фэрчайлд. – Должно быть, слишком быстро бежал, удирая от толпы. Чертовски глупо… лекарство забыл в гостинице.

– Вот… погоди… – заторопился Лейн Паррингтон, вспомнив про фляжку с коньяком в кармане. Он откупорил фляжку и поднес к губам Шлюпа. – Проглотить сможешь? – заботливо спросил он.

Проказливая улыбка непобежденного определенно была к лицу Шлюпу.

– Всегда мог, с малых лет, – выдохнул он. – Фэрчайлда упрашивать не надо. – Он выпил и произнес – как показалось Лейну Паррингтону, сам себе не веря: – «Наполеон», да? Сэр, вы меня балуете. – Краски понемногу возвращались на его лицо. – Уже лучше.

– Побудь здесь, – велел Лейн Паррингтон и бросился обратно в помещение – уже опустевшее, как он заметил, кроме унылого смотрителя и человека по фамилии или Фергюсон, или Уайтлоу, который спал, неловко приткнувшись на кожаном диване. Лейн сноровисто разыскал стаканы, лед, содовую, простую воду и имбирный эль, а когда вернулся, нагруженный этой добычей, то застал Шлюпа Фэрчайлда выпрямившимся на стуле и пытающимся извлечь из кармана пиджака сигареты.

При виде Лейна Паррингтона с охапкой бутылок его глаза заблестели.

– Ничего себе! – воскликнул он. – Ну и бурная же ночка нас ждет! Ты меня прямо потряс, Лейн – никогда бы не подумал.

– Может, лучше врача? – спросил Лейн Паррингтон. – Здесь есть телефон…

– Ни в коем случае, – отказался Шлюп Фэрчайлд. – Минни с ума сойдет. Перед отъездом она взяла с меня обещание беречься. Просто старый насос временами пошаливает. Но теперь я мигом окрепну – крепким буду, как тренога, чем бы она ни была. Просто дай мне еще глоток «Наполеона».

– Конечно, – согласился Лейн Паррингтон, – но…

– Коньяк после пива – не бойся, пей живо, – перебил Шлюп Фэрчайлд. – «Медицинские максимы Фэрчайлда», номер первый. И сигарету… благодарю. – Он глубоко вздохнул. – Ну вот, – он улыбнулся. – Просто прихватывает время от времени. Но если уж проходит, то проходит. Да ты сам хлебни, Лейн, – чертовски дурацкое вышло у меня выступление, и вид у тебя усталый.

– Спасибо, – сказал Лейн Паррингтон, – обязательно. – Он аккуратно и умело смешал себе коньяк с содовой и поднес стакан к губам. – Ну… э-э… за удачу, – чуть скованно произнес он.

– За удачу! – кивнул Шлюп Фэрчайлд.

Оба выпили. Лейн Паррингтон вгляделся в приятное лицо человека, не признающего себя побежденным.

– Слушай, Шлюп… – внезапно и резко заговорил он, – если бы тебе пришлось все начать сначала… – Он осекся.

– Чертовски трудный вопрос, особенно если задать его в три часа утра, – преспокойно произнес Шлюп. – А что?

– Да сам не знаю, – сказал Лейн Паррингтон. – А вот эта штука с пианино, которую ты показывал, – скажи, как ты это делал? – Вопрос прозвучал весьма изощренно – для Лейна Паррингтона.

– Талант, дружище, безграничный талант, – отозвался Шлюп Фэрчайлд. Он хмыкнул и посерьезнел. – Ну кто-то же должен был, – резонно заметил он. – От Тома Друри ты бы такого не ждал, верно? Бедный старина Том!

– Да, – вздохнул Лейн Паррингтон. – От Тома Друри не ждал бы.

– Нет, Том ничего, – продолжал Шлюп Фэрчайлд. – Просто он родился уже с вросшим Друри и так и не научился управлять им. Но все равно он славный малый. Господи, – сказал он, – это же наверняка проклятие – когда вынужден быть одним из Друри, неважно, нравится тебе это или нет. Я бы не выдержал… ни за что бы не сумел вести эту игру. Разумеется, – поспешно добавил он, – полагаю, все иначе, когда добиваешься всего сам, как ты. Это наверняка сплошное удовольствие.

– Удовольствием я бы это не назвал, – искренне признался Лейн Паррингтон. – Видишь ли, Шлюп, есть ведь очень много того, что входит в… – Он помедлил и безнадежно рассмеялся. – Неужели я всегда был напыщенным ничтожеством? – спросил он. – Видимо, да.

– Ну насчет напыщенного ничтожества я бы не сказал, – слишком поспешно ответил Шлюп. – Ты просто должен был преуспеть и ты преуспел. Черт, да все мы это понимали с самого начала, тут никакой ошибки быть не могло. Должно быть, шикарное чувство. – Он взглянул на Лейна Паррингтона и умолк. Потом начал снова: – Понимаешь, со мной было иначе. Я ничего не мог поделать. Да ты только посмотри на меня – ведь у меня даже лицо комика. Ну вот мне ничего особо и не хотелось, разве что… да просто развлекаться и знать, что развлекаются другие. О, я пытался хоть что-нибудь воспринимать всерьез – пытался, когда был брокером, но не сумел, просто ни в какую. Деньги я делал, все их делали, но время от времени в разгар рабочего дня со сделками на миллионы акций мне просто приходила в голову мысль, как чертовски это глупо, что все таращатся на сводки и приходят в возбуждение из-за каких-то там ATT или UGI[44]. И притворяться брокеру никак нельзя – если хочешь быть брокером, надо верить, что эти дурацкие сокращения что-то значат.

Ну вот, с тех пор я очень много чего перепробовал. Порой мне везло, и наша жизнь налаживалась. Я потратил почти все деньги Минни, но она говорит, что это того стоило: у нас пятеро девочек, и они чудо, и я, скорее всего, отдам концы, бренча на пианино на какой-нибудь идиотской вечеринке, потому что не может же это продолжаться вечно, но надеюсь только на то, что это случится раньше, чем кто-нибудь скажет: «А, вон и бедный старина Шлюп. В свое время он был весьма забавным!» Но, понимаешь, у меня ничего не вышло, – стыдливо заключил он. – А я ведь, знаешь ли, старался. Старался изо всех сил. А потом меня разбирал смех, и это вечно оказывалось некстати.

Лейн Паррингтон смотрел на человека, который потратил деньги жены и собственные –