Украденная невинность - Кэт Мартин

Снова и снова возвращалась она к моментам исступленной страсти, которая теперь, в свете дня, казалась еще более неистовой, почти животной. Почему Джессика не воспротивилась тогда, а позволила вовлечь себя в нечто совершенно чуждое людям их круга? Она тогда боялась мужа и чуждалась его — и все это извращенным образом подстегнуло желание. Вспоминать о случившемся сейчас было стыдно, но мучил Джессику не стыд, а сознание того, что Мэттью сурово осудил ее за несдержанность и потому, как никогда прежде, оставил одну после близости.

Поднявшись, Джессика окинула критическим взглядом свое отражение, набрала в грудь побольше воздуха и приготовилась ступить на территорию мужа. Какой бы трепет она ни испытывала при мысли о разговоре с ним, невозможно было и дальше оттягивать неизбежное. Кроме того, нужно узнать, что же все-таки случилось. Джессика вознесла молитву о помощи и несколько раз постучала. Никакого ответа. Тогда графиня спустилась вниз.

— Доброе утро, Оззи! — приветствовала она дворецкого, надеясь, что ее улыбка выглядит непринужденно. — Не знаете ли, где граф Стрикланд?

— Мне очень жаль, миледи, но его милость уже изволил выехать.

— По правде сказать, я так и думала… — Она пожала плечами и закусила губу, подыскивая нужные слова. — К сожалению, я не совсем точно помню, каковы его планы. Он не сказал, куда направляется?

— Нет, миледи, не сказал. Мне известно лишь то, что граф будет отсутствовать до самых сумерек.

— Что ж, Оззи, благодарю.

Уходя, Джессика с досадой качала головой: теперь придется провести беспокойный день! Почему Мэттью уехал без всякого объяснения? Куда он направился? Неужели муж ее избегает? она и раньше не понимала его состояния, теперь же просто терялась в догадках.

День показался ей настоящим пребыванием в чистилище. За что бы она ни бралась, ничто не помогало отвлечься. При виде папы Реджи Джессика бросалась за ближайший угол из опасения, что маркиз заметит в ее глазах страх и подступит с расспросами. Кое-как ей удалось дотащиться через бесконечный день до ужина, в основном благодаря работе в теплице. Ужин нисколько не облегчил настроения. Маркиз ворчал насчет того, что «некоторым непоседам» следует заранее предупреждать о новой отлучке, особенно если не успел даже поздороваться после предыдущей, и Джессике удалось ответить на это какой-то шуткой. Ужин закончился, все разошлись по комнатам, а от Мэттью no-прежнему не было ни слуху ни духу.

Только поздно ночью она услышала шаги в соседней комнате, и тотчас расправила крылья паника, притупленная долгим ожиданием. Сердце забилось неровно, слишком часто. К счастью, Джессика не успела переодеться после ужина. Оправив нарядное платье цвета слоновой кости, которое надела, чтобы выглядеть наиболее привлекательно, женщина направилась к двери, ведущей в апартаменты мужа.

В своей гостиной Мэттью сразу же подошел ближе к зажженному камину. Верхнюю одежду он сбросил и теперь расстегивал пуговицы рубашки. После целого дня в седле кружева обвисли и смялись, пыль покрыла белый шелк, шейный платок перекрутился. Физически ему удалось утомить себя до предела, но сознание оставалось ясным даже после долгой и трудной борьбы с мыслями о Джессике.

Мэттью понимал, что рано или поздно им придется объясниться, и все-таки продолжал откладывать разговор. К своему удивлению, Ситон не мог справиться с чувством, похожим на страх. Слова, которые он готовился бросить в лицо жене, означали не просто обвинение в измене. Они должны были поставить точку на всех его надеждах, на всех глупых, наивных мечтах, которые родились в нем за время жизни с Джессикой. Если бы только он мог возненавидеть ее! Однако пока Мэттью чувствовал только саднящую боль и начало пустоты.

И еще он был одинок — одинок, как никогда прежде.

Может быть, винить стоило не жену, а самого себя. За то хотя бы, что граф Стрикланд навязал ей брак, которого Джессика не хотела. Но было ли это справедливо? Если она все-таки стала его женой, то могла бы уважать его достаточно для того, чтобы хранить верность.

Стук в дверь заставил его вздрогнуть и выпрямиться. Не сразу он понял, что стучат в смежную дверь, а когда до него дошло, что к чему, то напрягся всем телом, Стучала жена, она хотела войти — очевидно, с какими-нибудь упреками. Что ж, самое время, подумал Мэттью и стиснул зубы, готовясь к тягостной сцене. На мгновение в памяти возникла картина: Джессика, подступающая ближе к темной мужской фигуре на задах таверны «Приют путника», но Мэттью оттеснил ее усилием воли.

На этот раз он не даст чувствам разыграться.

Не доверяя твердости голоса, Мэттью молча пересек гостиную и рывком распахнул дверь. Граф отступил, позволяя жене проскользнуть внутрь, потом толчком захлопнул створки.

Как она была прекрасна, его жена! В платье цвета слоновой кости, строгом и элегантном, она стояла очень прямо у небольшого круглого стола, за которым когда-то они праздновали осуществление своего союза. Закрытый ворот не позволял видеть округлости грудей, но тем более соблазнительно они приподнимали шелковую ткань.

— Добрый вечер, милорд.

— Добрый вечер, миледи, — ответил Мэттью с непроизвольной саркастической усмешкой.

Джессика заметила это, и щеки ее слегка побледнели.

— Я очень… я очень рада, что вы наконец вернулись.

— В самом деле?

— Да… то есть… я надеялась, что смогу обсудить с вами несколько вопросов первостепенной важности.

— Неужели? — все тем же тоном спросил Мэттью, приподнимая бровь. — Как это странно! Дело в том, что и у меня есть что обсудить с вами.

Джессика подошла ближе к камину. Ситон изо всех сил старался не обращать внимания на то, как отблеск огня играет на ее волосах, как при ходьбе слегка колышутся ее бедра и как шелковая ткань напоминает своей гладкостью ее кожу. Но более всего Мэттью старался не допустить, чтобы ожила в душе боль.

— Тогда кто же начнет, вы или я? — спросила Джессика.

— Кто же, как не вы, любовь моя!

Она кашлянула, не поднимая взгляда. Мэттью заметил, что если вначале Джессика выглядела безмятежной, то теперь постепенно проступили нервозность и физическая усталость. Легкая жалость шевельнулась в душе. Но он безжалостно, как змею, задавил ее.

— Я хотела бы поговорить о прошлой ночи…

— О прошлой ночи? — повторил граф, настораживаясь.

— Да, милорд.

— Если речь идет о том, как мы… каким образом мы занимались любовью, то прошу прощения, если я причинил вам боль. У меня не было такого намерения.

— Вы не причинили мне боли, милорд, — возразила Джессика, и два пятна лихорадочного румянца расцвели на ее бледных щеках.

— В таком случае что же тут обсуждать?