Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни - Монах Лазарь (Афанасьев)

Сердце как никогда понимает, что все, получаемое нами от Бога, получено даром. Наши несовершенные приношения затмеваются щедростью Божьей и становятся невидны, как невиден огонь при ослепительном сияньи солнца.

Как описать пасхальную ночь? Как выразить словами ее величие, славу и красоту? Только переписав от начала до конца чин пасхальной службы, возможно сделать это. Никакие другие слова для этого не годны. Как передать на бумаге пасхальное мгновение? Что сказать, чтобы оно стало понятным и ощутимым? Можно только в недоумении развести руками и указать на празднично украшенную церковь: "Приидите и насладитеся…"

Светлая седмица проходит единым днем. "И был вечер, и было утро; день един" (Быт. 1, 5). Кто прожил этот день, тому не требуется доказательств существования вечной жизни, не требуется толкования слов Священного Писания: "И времени уже не будет" (Откр. 10, 6). Время возвращается только в Светлую субботу, когда за праздничным обедом о. наместник, поздравляя братию с Христовым Воскресеньем, желает всем бережно хранить в своих сердцах пасхальную радость.

Сегодня Оптина Пустынь возрождается и первенствует: здесь вновь все совершается впервые. Первая Четыредесятница, первая Пасха. Но близко к алтарям лежат могилы старцев, слишком часто в обветшалых монастырских постройках видна отцовская мудрость и заботливость. Поэтому приходится говорить: впервые, – и добавлять: после долгого перерыва.

Восстанавливается связь времен, восстанавливается Оптина Пустынь, восстанавливается правда. Глава же всему – восставший из гроба Христос. "Востану бо и прославлюся!"»

Дневник Игоря отражает самое важное, – жизнь его души. Всякая суета отринута. Он не пишет о том, кто рядом с ним живет, что делает, какие случаи и встречи бывают. Он сразу встал на путь молитвенного уединения.

9 мая 1989 года запись: «Почему Евангелие трудно читать? Господь отвечает не на вопрошение уст, а на сокрытые помыслы сердца…»

13 мая, в день памяти святителя Игнатия: «Молиться святителю о даровании слез и покаяния». Творения святителя Игорь уже прочел, но не отложил в сторону: это чтение навсегда. Он связал с именем святителя покаяние. Действительно, тот не уставал напоминать о нем, так как по его слову «Покаяния жажду!.. Милосердый Господь, утоли мою неутолимую, снедающую меня жажду даруй мне покаяние!» – нет покаянию конца, пока живет человек И еще писал святитель: «Покаяние – дивная благодать Божья, бесценный дар Божий, совокупность всех деланий иноческих. Инок, воспитанный всеми частными деланиями, достигший значительной зрелости, оставляет многие оружия свои, облекается в одежду покаяния и в ней входит во внутреннюю душевную клеть свою. Когда он войдет туда и раздастся в ней благоухание священного кадила молитв сокрушенных и смиренных, тогда нисходит Дух к плачущей душе и благовествует ей мир от Бога». В дневнике о. Василия среди его стихир – большинство покаянных, – шло это не от ума, а от сердца.

25 мая он пишет: «Стыжуся просити, окаянный, не имам словес к Тебе, Господи, токмо руце простираю и сердце, и яко нищий всеми отверженный и презренный, милости прошу и пропитания скудного (и прощения подаяние).

Ищу Тебе, Господи, и не обретаю; яко слепец ищу Тебе и поводыря не имам; тьма спеленала мя и отчаяние объяло мя; при дороге сижу и ожидаю, когда мимо идеши и услышиши стенания моя.

Слышу заповедь Твою: стучите и отверзется вам, но скорбь, Господи, одолела мя, связала руце мои и нозе мои, лишила мужества душу мою; при дверех сижу со плачем безмолвным: отверзи, Господи, и призри на мя, яко на расслабленнаго иногда».

Запись 3 июня: «Покаяние делает наше дело поистине добрым делом».

Покаяние не исключает духовных радостей. Вот идут оптинские иноки 14 мая крестным ходом на святой источник преподобного Пафнутия Боровского: «Повторение Пасхальной радости», – пишет по этому поводу послушник Игорь, как всегда кратко. А далее черновик начала одной стихиры и две полных. Первая: «Ныне славу ликующе воспеваем; святые иконы лобызаем умиленно; лампады елеем наполняем, свечи и паникадила радостно возжигаем; хоругви износим и шествие торжественное совершаем; се ныне пир дети уготовляют отцам преподобным и слезно их молят: приидите и посетите недостойных чад своих».

Вторая: «О, созвездие небосвода иноческаго; о, дивная стая орлиная; многосвещное паникадило храма Богородицы; истинная гроздь винограда Христова – тако рече вам, отцы преподобные, тако именуем и славим собор святых Оптинских!» В тишине своей келлии, думая о судьбах Оптиной Пустыни, о ее святых старцах, слышимый одному Господу, воспевает будущий мученик за Христа: «Воды, вспять возвратитеся и о временах утекших нам поведайте (возвестите); древа восклонитеся, труды и печали сокрытыя являя (явите); воскресните прах и камни (пепел), красоту древнюю зрети сподобите (сподобляя); вси бо узрим и ужаснемся, вся бо уведем и устыдимся; молим вас, отцы преподобные, не отвергните сынов недостойных, память вашу посильно совершающих» (25 мая 1989).

На Троицу этого года Господь послал утешение послушнику Игорю – в этот праздник был и день его Ангела (им был Игорь, великий князь Черниговский и Киевский, чудотворец, в крещении Георгий, в иночестве Гавриил – убитый киевской толпой 19 сентября 1147 года). «О. наместник, – заносит он в дневник 18 июня, – благословил огромную просфору и поздравил меня и послушника И. П. с днем Ангела. В конце чина панагии в храме о. Владимир многолетствовал нам, и братия подходила с поздравлениями. Господи, дай память о благоволении Твоем и нам, грешным, дабы не роптали мы в день печали, а проливали слезы покаяния». А вскоре искушение: «Приезжала мама с тетей Ниной. Причастились. Но не все спокойно. Слезы, упреки, уговоры ехать домой. Тесно мне отовсюду! Укрепи, Господи, сердце мое смятенное и изнемогающее. Отцы Оптинские, старцы святые, помогите мне! Матерь Божия, утешь скорбную мою душу» (4 июля). Легко ли ему было видеть слезы горячо любимой им матери, которая оставалась на старости лет в одиночестве? Все было так непросто.

А в Оптиной происходят исторические события. 16 июля Игорь пишет в дневнике: «В Оптину из села Холмищи перенесены мощи иеросхимонаха Нектария. Часов около 8 вечера (я был дежурным в этот день у ворот) мы встретили честные останки о. Нектария, переложили их в гроб, перенесли в храм. Была отслужена великая панихида, мощи обнесли вокруг храма. Я по грехам и по лености к стяжанию благодати не был на службе, не присутствовал при обретении мощей, не участвовал в перенесении их во храм. Смотрел на все издали и сокрушался о недостоинстве своем. Вечер был необыкновенный. Прозрачный, тихий, лучезарный. В душе появилось ощущение об Оптиной такой, какой она была раньше при старцах. Святость наполнила воздух. Было видно, как она хранит силою своею мир и вся яже в нем.

В храме пели "вечную память", и у ворот, где я дежурил, было слышно. Немеет душа от скудости своей, от того, что очи зрят великое, а душа не может его вместить. Благодать затворяет уста, упокоевает сердце, умиротворяет душу.

Читали ночью Евангелие пред гробом о. Нектария.

Отче Нектарие, моли Бога о нас!»

24 июля Игорь занес в дневник три новых стихиры, воспевающих возрождение Оптиной. Удивительна их духовная образность, оживленная глубоким чувством. Еще раз отметим, что это очень редкие по качеству вещи.

«Воста из мертвых земля Оптинская, – пишет он, – яко иногда Лазарь четверодневный; прииде Господь по мольбам отцев преподобных на место погребения ея и рече ей: гряди вон; воста пустыня и на служение исшед пеленами обвита, ликом воскресшим проповедь совершая, неверных обращая, ожесточенных умиряя, всех воздвизая вопити велиим гласом: Господи, слава Тебе!

Видя Господь Матерь Свою, яко вдовицу плачущу об обители умершей, милосердова о Ней и рече Ей: не плачи. И приступив коснуся чертогов (врат) монастырских; воста пустынь и начат глаголати и даде ея Матери Своей. Страх же объят вся, и славяху Бога глаголюще: яко посети Бог людей Своих ради печали Матерней.

Се собор преподобных пришед, паде при ногу Иисусове и моляше Его много о Пустыни Оптинской глаголя: яко дщи наша ныне умре, да пришед возложит на ню руце и оживет. Не умре бо земля, но спит, – глаголет пришедый Господь; и изгнан бысть из нея народ молвящ, воста обитель по глаголу Божию и возвратися дух ея и изыде весть сея по всей земле российстей».

10 августа: «Радуйся, земле Оптинская, Заиорданье Российское! Ангелы место возлюбленное, человеком страна святая, дивны красоты твоя, велия слава твоя, бездны обетования твои. Красуйся, благословенная, и ликуй, яко Господь Бог с тобою!» Это духовная летопись возрождения обители. Возможно, что по мере умножения оптинских гимнов все чаще являлась у Игоря мысль о каноне посвященном ей и ее святым старцам, прежней и новой ее жизни. Далее появятся в дневнике одиннадцать тропарей преподобным старцам – Льву, Макарию, Моисею, Нектарию, Варсонофию, Антонию, Анатолию (старшему), Исаакию (первому), Никону, Анатолию (младшему) и Иосифу. Постепенно вырисовывались контуры двух канонов – оптинского и покаянного.