Подчиняйся, будешь моей! - Айрин Лакс

class="p1">Топ-топ-топ… Я – за ней, она – от меня, смеется заливисто. Догнать не могу.

Реально, не могу! Она быстрее меня оказывается, и ускользает в момент, когда пальцы вот-вот должны были ее коснуться.

В голове долго-долго после пробуждения звенит ее громкий смех и слова: «Нет-нет, па-па… Нет-нет… Потом!»

Глава 44

Эва

Мне стало плохо еще в самолете.

Внезапные рези, боли в самом низу живота.

Я едва дотерпела до конца полета, а когда спускалась по трапу, внезапно поняла, что у меня между ног потекло.

Светлые брюки намокли.

Мне стало страшно, а еще очень стыдно, что такое произошло на глазах у других людей.

Я опустила сумочку, прикрываясь ей, едва передвигала ногами.

– Мисс, вам плохо? Вам плохо, мисс? – обратились ко мне по-английски, но ответить я так и не успела.

Все потемнело перед глазами. Я свалилась в обморок.

Очнулась в палате.

Светло, тихо, жужжат приборы какие-то. Пахнет лекарствами…

Все надписи на французском, дублируются на английском языке. В руке катетер.

Я сглотнула, пошевелилась.

На едва слышный шорох отозвался знакомый голос.

– Эва, лежи…

Я закрыла глаза, снова их открыла с большим трудом.

– Тебе хочется пить?

– Па? Что стряслось? Почему я здесь? – голос сухой-сухой, как пергамент.

– Держи.

Отец бережно поднес к моему рту стакан с соломинкой для питья. Вода прохладная, безвкусная, скатилась в горло, словно ее и не было. Я попросила еще.

– Много нельзя.

– Почему я в больнице? И ты здесь… Тоже? Разве ты не должен был прилететь позднее?

– Мне позвонили. Тебя ждал в аэропорту мой помощник, именно он и позвонил, сообщив, что тебе стало плохо. Я сразу же вылетел.

– Да, спасибо. Я рада, что ты здесь.

Отец сел и сжал мою руку, накрыл ладонью.

– Все будет хорошо.

Его голос прозвучал необыкновенно тепло.

Почему-то мне захотелось плакать. Тихо-тихо…

– Почему так всегда говорят, перед тем, как сообщить дурные вести?

– Потому что это правда.

Он опустил взгляд и потер глаза.

Кажется, я догадалась, но не могла в это поверить. Не могла!

– Знаешь, мы еще успеем. Все впереди. Правда… У тебя будут дети, а у меня еще появится внук или внучка. Может быть, целая куча… – голос отца дребезжал, как эхо моего разбитого сердца в опустевшей грудной клетке.

– Нет-нет-нет! – зачастила я.

– Это моя вина. Надо было обследовать тебя лучше. Прежде, чем отправлять на самолете. Моя вина, – повторил глухо.

– У меня выкидыш? У меня выкидыш? – меня затрясло в сухой, бесслезной истерике.

– Нет. Другое. У тебя внематочная беременность обнаружилась. Это чревато осложнениями. Тебе сделали операцию и спасли все репродуктивные органы.

Я слышала только одно: у меня забрали малютку.

– Зачем они это сделали?! Зачем?! надо было оставить все, как есть.

– Милая, внематочная беременность прерывается всегда. Всегда. Как сказали, это патология могла возникнуть из-за некачественного предыдущего лечения.

Все как в тумане. Да, я лечилась. Когда простыла очень сильно, по-женски тоже отразилось неблагоприятно. Я заболела, были осложнения, я лечилась… Меня заверили, что все хорошо. Неужели ошиблись?!

– Это моя вина.

– Это не твоя вина. Ты не могла это контролировать. Не могла…

– Нет, это моя вина. Это ответ законов природы. За то, что я дурно обошлась с Адамом. В наказание.

– Ты не права, Эва. Все не так. Нет такого закона в природе… Зато есть другой закон. Закон репродуктивности. Сейчас ты под наблюдением лучших врачей. Лучших, Эва… Они дают гарантию, что ты сможешь иметь детей, если захочешь… Восстановление займет время, минимум полгода. Лучше, если подождать год.

– Год?

– Год, Эва. Это самое большее, чтобы гарантированно все восстановилось и прошли все необходимые циклы, – отец смахнул пот со лба, глаза у него были покрасневшие.

– У тебя много работы, наверное, а я… тебя отвлекаю. Тебе надо поработать. Срочно… уверена, есть много важного.

– Эва.

– Если ты не понял, это означает, что я хочу побыть одна. Пожалуйста.

– Как скажешь, Эва.

Отец поднялся.

– Еще один вопрос. Нужно ли сообщить…

– Адаму? – догадалась я. – Нет! – выпалила.

Боже, теперь у него появится повод меня ненавидеть и презирать еще больше.

Я поступила, как сука.

Хотела, чтобы ему было больно, чтобы тот гнойный нарыв, который созрел во мне, прорвало и стало легче.

Хотела, чтобы Адам хоть на минуточку понял… Хоть на секунду почувствовал!

У меня получилось, но легче не стало. Нарыв не прошел, его яд словно растекается во мне, пробирается до каждого уголка тела, в каждый завиток мыслей проникает.

Сначала идея мне понравилась, а потом я поняла, что ничего не почувствовала, когда выждала время и написала Адаму гадкое сообщение со словом «Прощай!»

Если я хотела сделать ему больно, то обидела, прежде всего, саму себя, выставив в плохом свете.

Еще больше…

А что теперь?

Теперь моя беременность и эта операция могут выглядеть так, будто я от беременности сама избавилась. Хотя, думаю, ему нет никакого дела до моей беременности.

Ему не нужны были дети от меня. Он четко обозначил позицию, для семьи годится только ТА девушка…

И, даже если Адам узнает, скажет, что я виновата…

Свысока подумает, что я не пригодная даже для рождения.

Даже глупые овцы несут приплод каждый год, а я не смогла…

Точно испорченная! Слишком долго в девках ходила, проблем только нажила…

То ли дело его невеста – свежая и прекрасная, как лепесток розы в росе.

Пусть эта красотка Адаму и родит… Кучу здоровенных сыновей. На чистом воздухе, в хорошей обстановке…

– Эва, подумай. Не спеши с выводами. Я бы хотел видеть тебя счастливой.

– А я хотела бы быть счастливой. С ним, – добавила с горечью. – Но все, что происходило рядом с этим мужчиной, было самообманом. И вот чем это обернулось для меня… Прости, па. Я не хочу его ни видеть, ни слышать, ни